– Что вы с мистером Скофилдом сделали друг другу? – спросил Дэвид.

– Он был моим мужем, – спокойно ответила она. – Мы развелись семь лет назад.

Первый яростный приступ ливня сменился ровным дождем, который шел весь вечер, образуя ручьи вдоль дорожек и выплескиваясь из переполненных водостоков на крышах. Он заливал и без того промокшие клумбы в школьном саду и вновь начал наполнять бочку, из которой Брюс Притчард вытащил свое отвергнутое сокровище.

К одиннадцати вечера дождь стих до мелкой мороси, а к полуночи прекратился совсем, хотя небо оставалось темным и луна пряталась за тучами.

Лайонел Бассет посмотрел на светящийся циферблат часов и решил, что самое время удрать: теперь или никогда. Он сел и откинул одеяла, раскладушка, поставленная вместо непригодной софы, на которой он провел предыдущую ночь, громко заскрипела, но соседи не шевельнулись. Джордж Лемминг, тоже на раскладушке, и два молодых актера на креслах крепко спали. Бассет прислушался к их ровному дыханию, завязал свои вещи в узел, стараясь не шуметь, сунул их в чемодан и поднял с пола туфли. В столовой для учителей он в тишине и одиночестве оденется и уйдет через окно. В такую темную ночь почти наверняка можно будет перелезть через изгородь где-нибудь подальше. Бассет собирался пойти на север, прочь от Стэнхерста, и на полустанке в пяти милях отсюда сесть на поезд в Лондон. В столице есть друзья, которые его поддержат, пока он сообразит, что делать дальше. Пусть это глупо – вот так удирать сломя голову, – но ему наплевать. Выдерживать взгляды и намеки труппы он больше не может. А теперь после ограбления мистера Уорвика на него еще и учителя поглядывают. Здесь жить невозможно, надо драпать. Любой ценой.

Бассет встал, прижимая к груди свое имущество. Никто не шевельнулся. Он прокрался к двери, открыл ее с непривычной ловкостью, порожденной необходимостью, и выскользнул наружу. В коридоре он облегченно вздохнул. Первый шаг сделан удачно, а следующий особых забот доставить не должен. Можно на секунду расслабиться, одеваясь и продумывая опасный этап бегства. К счастью для себя, он не слышал, как заворочался при звуке открываемой двери Джордж Лемминг, не видел, как тот тихо приподнялся на локте и проводил взглядом костлявую фигуру. Если бы Бассет заметил, как Джордж Лемминг пожал плечами, тоже посмотрел на часы и улегся спать дальше, он взволновался бы еще сильнее.

Одевшись и упаковав чемодан, Лайонел Бассет тихо выбрался из окна столовой и спрыгнул на мягкую траву. Снаружи было мокро. Земля под ногами чавкала, с деревьев падали крупные капли, заставляя вздрагивать. Фонарь включать Бассет не решился, но днем он запомнил общее расположение территории и теперь, держась травы близ дорожек, которые нащупывал по обочинам, иногда наступая на гравий, двинулся в намеченном направлении.

Если не считать тяжелых капель, падавших порой на лицо и шею, заставляя вздрагивать и чертыхаться сквозь зубы, он двигался совершенно бесшумно. В этом темном и мокром мире, раскинувшемся за пределами тюрьмы, он был совсем один. За ее стенами – свобода или хотя бы ее обещание, но она будто все время отступала и отступала, а тропы бежали вперед, аккуратные и бесконечные, раздражая своей ухоженной бесцельностью.

Наконец-то тропа оборвалась, и перед Бассетом осталась только трава. Сердце забилось быстрее: вероятно, он возле живой изгороди и ограды за ней. Подавшись вперед, он выставил руку и ощутил, как и ожидал, стену листьев. Все, он спасен. Вдали от людей, спящих или бодрствующих, можно слегка пошуметь. Он всем телом ударил в живую изгородь, протискиваясь сквозь нее и нащупывая забор.

Но забора не было. Бассет озадаченно шарил руками в воздухе, и тут в лицо полыхнул яркий луч мощного фонаря, заставив Бассета отшатнуться обратно в мокрые листья.

– Эт-та еще что такое? – прозвучал чей-то голос с хорошо знакомой интонацией.

Луч соскользнул вдоль живой изгороди, и Лайонел Бассет в отчаянии увидел, что вышел на заднюю аллею примерно в шести ярдах от ворот. Тропа, которую он только что оставил, проходила сквозь проем в изгороди чуть поодаль, справа. По ту сторону аллеи шла такая же изгородь, симметрично обрамляющая въезд.

Он молча проклял собственную глупость. В своем стремлении избежать бессмысленного блуждания в темноте, уверенный в правильности направления, он шел избранной тропой, и она, как положено хорошей тропе, неизбежно привела его из одного важного пункта в другой. И ничего уже было не сделать. Для него игра закончилась.

– Вернитесь лучше в музей, – сурово сказал полицейский, беря его за локоть и вынимая дубинку.

– Да, конечно, – промямлил Бассет.

Инспектор Митчелл, дремавший под одеялами, легко вскочил и неприязненно оглядел пойманного.

– Я знал, что это будете вы, – лаконично сказал он.

Лайонел Бассет промолчал.

– Я арестую вас за попытку сбежать и за подозрительное поведение, – продолжил Митчелл. – И прикажу немедленно обыскать.

Через несколько минут благодаря умелым действиям двух помощников все имущество Бассета перекочевало на стол инспектора. Митчелл оглядел эти предметы и заглянул в свой потрепанный кожаный блокнот.

– Сколько у вас здесь денег? – спросил он.

Бассет проглотил слюну, побледнел, задрожал и был вынужден опереться на стол.

– Я… я не знаю, – хрипло прошептал он.

– Должны примерно знать. Вы же не миллионер. Сюда вы приехали в конце недели. У вас оставались бумажные деньги?

– Н-нет. Было где-то шиллингов шесть серебром.

– Отлично. Какое у вас жалованье?

– Три фунта в неделю.

– Которое вы получили вчера вечером в антракте спектакля.

Инспектор вытащил банкноты из бумажника и разложил на столе. Их было четыре. Одну он взял в руки:

– У вас в бумажнике четыре банкноты, и номер вот этой совпадает со вторым номером из тех, что утратил мистер Уорвик. Удачно вышло, что свои деньги он получил в банке в пятницу утром – новенькие бумажки с номерами подряд, и первая еще у него. На этой, как я только что сказал, следующий номер. Что вы можете сказать по этому поводу?

– Это подстава! – заверещал Бассет, вдруг теряя над собой контроль, и заколотил кулаками по столу. – Я ничего не брал, они все думают, что это я, они все это сами, будь они прокляты, прокляты! Они меня терпеть не могут! Это они вам сказали, а вы поверили! Я не брал эту бумажку, я вообще ничего не брал! Богом клянусь! Это же подстава, как вы не видите?

– Поедет в Стэнхерст, – сказал инспектор Митчелл своим констеблям. – Уведите.

Воскресным утром Алистер Уинтрингем проснулся рано и с чувством, что чего-то достиг. Он вспоминал счастливое окончание матча с отцами и лежал, закрыв глаза, перебирая моменты славной победы. Но вскоре до его чутких ушей донесся скребущий звук. Подняв голову с подушки, он оглядел дортуар. Пятеро спали, а шестой, Бонзо Тейлор, свешивался с кровати, засовывая репейник в тапки ближайшего соседа.

– Эй! – свирепо прошипел Алистер. – Ты что делаешь?

Преступник, от неожиданности потерявший равновесие (он-то был уверен, что префект дортуара крепко спит), свалился на пол. Кто-то из спящих заворочался, нечленораздельно мыча.

– Доставай, что там у тебя, – скомандовал Алистер.

Бонзо вытащил репьи и угрюмо выложил их возле постели префекта.

– Теперь в кровать, и чтоб тихо было! – велел Алистер. – Даже читать можно только через полчаса.

И снова в дортуаре воцарился покой. Алистер перевернулся на другой бок и уставился в окно, на светло-голубое небо. Когда он ложился спать, шел сильный дождь, но сейчас, ранним летним утром, сквозь едва заметные облачка светило солнце. Если немного повезет, день будет отличный. Планировался пикник, изначально с участием дяди Дэвида и тети Джилл, но они не приедут. Интересно, как там у дяди Дэвида. Он уже понял, кто из актеров убийца? Алистер вместе со всей школой склонялся к тому, что это скорее всего Джайлс Дорбери. Он старше остальных артистов и крепко сбит, вполне может нанести удар с необходимой силой. А в «Двенадцатой ночи» играл Антонио, и суровые манеры морского капитана произвели на школьников сильное впечатление.