ему показалось, что Доретта выплакалась вдосталь, он присел на, край кровати и положил ей
на плечо руку.
– Успокойся, всё может обойтись благополучно.
Она перестала плакать. Открыла один глаз, другой... Фиша был спокоен и решителен.
– Давай говорить серьезно, без глупой горячки...
3
В поселке над Дореттой посмеивались, но не осуждали её. Так уж несчастливо
сложилась у неё жизнь. Овдовела она рано, первые годы без мужа приходилось ей трудно.
При зарплате счетовода сводить концы с концами было не так-то просто. Подрастала дочь, да
и самой Федоре Васильевне не хотелось преждевременно записываться в старухи. Тут-то на
её пути и появился завхоз Фиша, холостой и форсистый. Именно тогда Федора и
превратилась в Доретту. Говорят, цветы перед увяданием особенно сильно пахнут. Доретта
ничего не могла поделать со своей поздней страстью. Ей казалось, что без Фишеньки она не
сможет просуществовать и дня. Дочь Нина тогда только что поступила в ФЗО. Она всё
поняла и горько плакала, сетуя на мать. Но слезы дочери, хотя они и жгли Федорину совесть,
ничего изменить не могли.
Шли годы. Случались размолвки и недоразумения. Возникали ссоры. Иногда
приходилось и ревновать. Происходило это чаще всего, когда Фиша возвращался из
командировок. Он любил ездить уполномоченным по вербовке. Бывал в Пензе и в Орле, в
Москве и в Закарпатье. И вот надо же было случиться так, что по возвращении его из
командировок Доретта неизменно обнаруживала то в кармане, то в чемодане среди грязного
белья, то в служебной папке меж казенных бумаг либо женскую карточку с
душещипательной надписью, либо нежную записку, а то и предмет, коему в мужском
чемодане никак не место. Доретта, разумеется, всё это горько переживала, но особого
значения гастрольным похождениям своего Фишеньки не придавала. Она считала, что в её
положении лучше закрывать на них глаза. Лишь бы Фишеньку не потерять, лишь бы он
оставался при ней.
И вот он смотрит на не холодными глазами.
– Давай говорить серьезно, без глупой горячки... Ты не наивная девочка, Федора
Васильевна...
Впервые он назвал её так, и это было для неё хуже пощечины. А он ровным голосом
продолжал:
– Ты не девочка и должна понять, что разница в возрасте, если мужчина моложе, должна
когда-нибудь сказаться. И вот она сказалась.
Федора зарыдала громче. Фиша подождал, пока она приутихла, и закончил так:
– Ты напрасно убиваешься. Ещё не все потеряно...
Фиша закурил, выпустил толстое и ровное кольцо дыма, проследил глазами, как оно,
постепенно растягиваясь, исчезало под потолком.
– Словом, я тебе предлагаю следующий вариант...
Глава девятая
СКВОЗНЯЧОК В КАБИНЕТЕ НАЧАЛЬНИКА
1
Мастера, бригадиры, кадровые лесорубы заполнили тесную комнату. Все нещадно
курили, и ещё до начала совещания в ней стало уж не продохнуть. Распахнули окно, и всё
равно холодный воздух не успевал вытеснять густую табачную сизость. Все сидели в
полушубках и шапках.
– Так вот, братцы, – начал Синяков, – главному инженеру позаседать приспичило.
Позаседаем, значит. Как мы будем? Тебе, что ли, Дмитрий Иванович, слово?
Дмитрий Иванович повесил свою шапку на гвоздик, снял полушубок.
– С этого, может, и начнем? Полагаю, что следует раздеться и перестать курить. Или
будут возражения?
Многие сразу же поднялись и стали раздеваться, иные сняли только шапки, все не без
сожаления притушили цигарки. Один Синяков выкурил свою до конца.
– Так-то лучше, головы будут свежее, – сказал Дмитрий Иванович, подумал, обвел всех
взглядом. – Доклада я вам никакого делать не буду. Хочу поставить вопрос так: почему
лесопункт Сузём работает плохо? Хотелось бы, чтобы присутствующие здесь помогли дать
правильный ответ.
Он сел. Наступила пауза. Синяков недоуменно моргал. Наконец он спросил:
– Это всё?
Дмитрий Иванович ответил жестом: всё.
Бызов сказал:
– Вот это доклад!
Другие переглядывались. Встал Иван Иванович.
– Доклад мал, да всем по кумполу дал. А так и надо. Ход правильный. Я хоть и старик,
пора мне уж собачку на поводке водить, да не хотелось бы уходить при таком развале, как у
нас. Потому и скажу: давайте порядок наводить. Ты не косись, начальник. Может, что и
несладкое скажу – стерпи. Машину-то у нас не любят. Мало, что не берегут, ломают походя, а
и не хотят али не умеют от неё всю силу взять. У одного трактора швы трещат, столько на
бедного лесу навалили, а другой в то время прохлаждается на отдыхе, у него какой-то там
гайки нет. Гайки-то, может, и верно нет, да вот вопрос: у кого? Зимой людей в делянку
напрет, что тараканов за печью у худой хозяйки. Грех сказать, они иной раз от нечего делать
снег лопатой с места на место перекидывают, а мы им за это пустое занятие деньги платим. А
на круг выработка обходится хрен целых, три десятых на душу. Об этом мы молчим, спасибо,
передовики есть, ими при случае побахвалимся, тем и живём. А по поселку пройди. Стыдоба
ведь, даже старые бараки людьми набиты. В других лесопунктах давным-давно не гадают на
кофейной гуще, где рабочих разместить. Там уж постоянными кадрами обходятся, без
сезонников, а с бараками распростились... Может, я не так говорю? Болтаю по-стариковски...
Иван Иванович хотел сесть, а места-то и не оказалось: от тесноты люди сдвинулись. Всё
засмеялись. Он, прихрамывая, шел к двери. Молодой лесоруб вскочил со стула.
– Садитесь, Иван Иванович...
Старик комически поклонился.
– Не беспокойся, парнечок. Сиди. Пойду, покурю...
Синяков ещё во время выступления старого мастера несколько раз намеревался прервать
его, но всё сдерживался. Теперь он встал, положил шапку на стол, расстегнул бекешу и, глядя
в пол, произнес:
– Так мы время зря убьём. Давайте говорить по существу, без болтовни. Вот я набросал
график, согласно которому квартальный план выполним досрочно. На участках развернем
соцсоревнование. Дадим слово не уходить из лесу, пока не выполнена норма. Ну, я думаю,
нет возражений против предложенного?
– У меня есть.
Из угла поднялся Бызов. Пиджак ему был тесен, и полы с трудом сходились. Широкая
грудь, затянутая в полосатую тельняшку, распирала ворот.
– У тебя что, возражение? – изумился Синяков.
– Да нет, зачем. Супротив правильных предложений мы не возражаем. И соревнование, и
досрочно – с этим согласны. Только я бы подмогнул мастеру. Долго ли машины в чёрном теле
держать будем?
– В баню их водить, что ли? – съязвил Синяков.
– Да вот жалко, что нас с вами, товарищ начальник, в баню не сведут, – отбрил Бызов. –
У меня, как у старого механика, душа болит, на них глядя. Прав мастер, машину надо
эксплуатировать с толком. А у нас ремонта надлежащего нет, организация производственного
процесса по существу отсутствует. То навалим в делянках столько, что и за месяц не
вывозишь, то возить нечего, хоть тракторы ставь на прикол. И ставим.
– Ты что предлагаешь конкретно-практически? – нетерпеливо стучит карандашом о
графин Синяков.
– Создать комплексные бригады – это конкретно, улучшить техническое руководство –
это практически, – под общий смех заключает Бызов.
– Пусть Егор Павлович расскажет, какова эта комплексная. У него ведь она давненько
создана, – крикнул из другой комнаты тракторист.
– Давай выкладывай, Егор, – поддержал Синяков.
До полночи было открыто окно в кабинете начальника лесопункта. До полночи из него
валил дым. В самом кабинете хоть и не курили, зато курили в соседней смежной комнате,
вполне и с лихвой вознаграждая себя за непривычное воздержание.
Когда все разошлись, Дмитрий Иванович спросил Синякова:
