– Отпусти их, Фиша, к лешему. Не будешь же вечно держать их в конюшне. Подохнут
ещё без корма. Отпусти, – то ли просил, то ли советовал начальник.
– Если начальник даёт директиву, мне ничего не остается, как повиноваться. Но имей в
виду, товарищ Синяков, когда выявится недостаток сена для конского состава, я
ответственность с себя слагаю.
Начальник махнул рукой. Фиша, поблескивая калошами, вышел. Юра переступил с ноги
на ногу и кашлянул. Начальник сидел за столом, положив большие с узловатыми пальцами
руки на треснутое настольное стекло, замазанное чернилами.
– Можно к вам?
– Заходи. Чего скажешь?
– Я на работу приехал, товарищ начальник.
Синяков осмотрел приезжего критическим взглядом.
– Добро! Люди нужны. Выбирай, какая подойдет должность, сейчас оформим. Хошь
кладовщиком, хошь завом на пекарне, а то можно в помощники к завхозу. Которое устроит. .
Юра пожал плечами.
– Спасибо. Только мне бы не должности...
– Ты чего? – начальник уставился на юношу с явным недоверием. – Не должности?..
– Я лучше на производство. Направьте в мастерскую...
Начальник поморщился.
– Ты что – специалист?
Юноша покраснел.
– Мне хотелось бы попробовать хоть слесарем...
– Да там у нас есть, справляются, – тусклым голосом сказал начальник.
– Что ж, пойду тогда в делянку.
– Как хошь, твоё дело, двигай к завхозу, пусть оформит на довольствие...
3
Завхоза Юра не нашел. «Наверно, с козами управляется», – подумал он и пошел бродить
по улицам поселка. Да, видимо, нелегко здесь достанется. Дела тут, выходит, неказистые. На
всём поселке лежала печать запущенности и бесхозяйственности. Крыши с иных бараков
сползли, стекла в окнах повыбиты, и рамы заткнуты чем попало. Конюшня вся завалена
навозом.
Юра разыскал механические мастерские. Они тоже выглядели неказисто. Дверь висела
на одной петле, вперекос. И чтобы пробраться вовнутрь, стоило немалого труда открыть её.
Огромное помещение казалось пустым. Посреди лежал намет снега, и снег не таял. Из
дальнего конца мастерских неслось постукивание. Значит, там кто-то работал. Привыкнув к
темноте, юноша различил остов мотовоза. Под ним копошились.
– Труд на пользу, товарищи, – сказал юноша подходя.
Из-под мотовоза сначала показались ноги в испачканных мазутом валенках, затем
засаленный ватник и потом огромная шапка-ушанка. Лица не разобрать, потому что оно всё
чернёхонько, только глаза сверкают, как у негра. По росту определил: подросток, может быть,
даже мальчик.
– Как дела, молодой человек?
– Не спрашивайте, дела наши скучные. А вы из леспромхоза или как?
– Приехал на работу.
– К нам?
– К вам.
– Уж не механик ли?
– Конечно, не архиерей...
– Вот и ладно! Может, и пойдут у нас дела, – воскликнул мальчик в ватнике.
Юра развел руками.
– Они у вас и так идут. Начальник говорит, справляетесь...
– Вы серьезно?
– Нет, смешу.
Мальчик бросил на пол гаечный ключ.
– У нас вечно так. Мотовозы стоят, ничего поделать не можем, просим дать настоящего
механика, а нам говорят: «Сами делайте, как умеете».
Скорбная рожица, вымазанная маслом и копотью, была уморительна. Юра засмеялся,
ухватив мальчугана за нос.
– А ты не настоящий, что ли, механик? Иди-ка умойся...
Мальчик резко отстранился.
– Вы рукам воли не давайте.
– Ого! Да ты занозистый...
Мальчик ничего не ответил, занялся мотовозом.
4
Разыскать завхоза удалось только в сумерках. Он отвел Юру в барак, где жили
вербованные, приехавшие из разных мест страны. Обстановка в бараке поразила. Там царили
грязь и холод. Завхоз указал место на голых нарах. Новичок положил на них свои пожитки.
– А квартирка-то так себе, – сказал он.
Завхоз равнодушно ответил:
– Не в городе, в лесу.
– Оно конечно, как в лесу без грязи...
Завхоз измерил юношу взглядом с головы до ног и, не ответив, вышел. Новый жилец сел
на нары, поежился от холода. Что ж, молодой человек, располагайся, начинается новая
жизнь...
Под вечер в барак стали собираться лесорубы. Красные от мороза, закуржевелые, они, не
торопясь, раздевались, изредка перебрасываясь скупыми словами. На нового жильца не обра-
щали внимания. Только сосед по нарам, устилая своё гнездо, сказал:
– Нашего полку прибыло...
– Прибыло, – в тон ему ответил новичок.
Лесорубы затопили печи, обложили их по бокам мёрзлыми валенками. На веревках
развесили для просушки одежду. Когда печки раскалились, от валенок и одежды повалил пар.
Коптилки без стекол бессильно пытались перебороть расползавшийся по бараку туман. Но
силенки у них не хватало. Колышущиеся язычки их пламени бессильно мерцали,
окруженные радужными венками. Резкий запах прелого войлока щекотал в носу. Новосел
чихнул.
– Здоровеньки бывайте, – не без насмешки произнес сосед и, помолчав, спросил:
– Откуда приехал-то?
Новосел сказал.
– После срока?
– Что это? – не понял Юра.
– Зеленый, значит?
– Пожалуй, верно, что зеленый, – усмехнулся новичок.
– Ну, ничего, обкатаешься... Как звать-то тебя?
– Юрой, – односложно ответил новый жилец.
В бараке становилось всё теплее и теплее. Те, кто помещался ближе к печкам, стали
снимать верхнюю одежду. Воздух сгущался. Табачный дым, перемешанный с паром и
сдобренный гарью от подпаленных валенок, висел над нарами тяжелой пеленой. Юра не мог
выдержать, приоткрыл входную дверь. С клубами морозного пара хлынул чистый воздух.
– Эй! Что ты делаешь! Закрой сейчас же, – раздались возмущенные голоса. Пришлось
закрыть дверь.
– Ты, приятель, не шали. Тут ты не в своей горнице...
Из-за печки к Юре тянулся огромный кулачище, покрытый татуировкой. Он принадлежал
кудлатому молодцу, лежавшему на топчане между печкой и стеной. Там, видать, было
невыносимо жарко, и парнище разделся догола, его мускулистое тело лоснилось от пота.
– Испечешься тут, забрался в пекло, – покачал головой Юра.
– Не горюй. Лучше маленький Ташкент, чем большая Колыма, – сострил запечный
жилец.
За столом, протянувшимся вдоль барака, расположилась компания картежников. На кону
лежала груда измятых рублёвок. Засаленные карты сочно шлепали по столешнице.
Лысоголовый толстяк с розовыми ушами, сладостно зажмурясь, медленно-медленно тянул
одну карту из-за другой, а сзади наблюдали болельщики, затаив дыхание, впиваясь глазами в
кромку карты.
– Четыре сбоку. Ваших нет!
Лысый толстяк небрежным жестом откинул карты и загреб деньги.
– Садись, сдадим, – подмигнул он Юре.
– Не заработал ещё, ставить нечего...
– Подождем, когда заработаешь, нам не к спеху.
Юра лег на нары, закрыл лицо полой пальто. В голове трещало, наверно, от дыму и от
непривычной жары. Юра поймал себя на мысли, что всё это, может быть, сон. Ещё вчера он и
представить не мог, что в такой обстановке живут люди. Ни в городе, ни в деревнях ему не
приходилось встречать ничего похожего. Но это, увы, не было сном. Даже сквозь полу пальто
слышалось шлёпанье карт о столешницу, взрывы хохота, возгласы восторга, обильно
сдабриваемые матерщиной. А всё это старался перекрыть густой храп соседа по нарам. Юра
почувствовал себя страшно одиноким.
5
Утренний лесной воздух после душного барака распирал легкие, кружил голову. Юра
шагал по тропке вдоль просеки, чувствуя, что с каждым движением все сильнее расходилась
по жилам кровь. Снег под ногами приятно поскрипывал. Над головой, в вершинах огромных
елей, слегка пошумливал предутренний ветерок. Лесорубы шли гуськом друг за другом,
изредка перекидываясь словами. Тропка круто свернула в сторону, опустилась в овраг, снова
