Балдуин стоял, не шевелясь и уставясь остекленевшими глазами на волшебное представление. Ему все еще не верилось. Иллюзионист — этот Скапинелли... Старый шарлатан, он играет в какую-то дьявольскую игру... Может быть, хочет зачаровать его призраком обманного богатства и потом, в одно мгновение, низвергнуть в прежнюю нищету?

Но вот череп старика вновь поднялся над золотым холмом. Лицо Скапинелли, полное коварного торжества, прямо-таки лоснилось от удовольствия. Круглые глаза без ресниц сверкали, широко раскрывшись; с выражением дьявольского ликования глядели они на охваченного ледяным ознобом Балдуина, и казалось — костяной клюв щелкал, клюя воздух, открытый рот беззвучно смеялся, а между губ дрожал тонкий, острый кончик языка...

— А теперь — моя часть условия! — прошипел старик, оскалившись, и одним прыжком очутился по другую сторону стола, у плеча Балдуина.

Балдуин отступил, оттолкнул руку ростовщика.

— Хорошо! — засмеялся он. — Получайте вашу долю! Но что же вы выберете из моего хозяйства? Я бы порекомендовал вашей милости этот драгоценный шлафрок, он хоть уже и не совсем новый, зато прослужил мне верой и правдой целых четыре года! Или, может, мою верную рапиру? Я нанес ею немало добрых ударов! Тоже нет? Но, быть может, досточтимому господину понравится Corpus juris императора Юстиниана в переплете из свиной кожи? Опять нет? Да, а что же еще у меня есть? Какие еще сокровища скрывает моя лачуга? Может, вот этот земной шар? Трубка с цепочкой и кистями? Череп из анатомички? Нет? И череп не надо?

Скапинелли все качал головой. Он загадочно глядел на Балдуина снизу вверх и вдруг, схватив его холодными костяными пальцами, подвел к большому зеркалу.

Балдуин очутился в полумраке перед зеркальным стеклом. Он видел свое отражение в полный рост — на каштановых волосах низко надвинутая шапка с козырьком, светлые глаза; на губах удивленная улыбка, он увидел стройного юношу в кавалерийских сапогах и бекеше со шнурками застежек... Но было в этом привычном отражении нечто новое — остекленевшее, страшно отчужденное, неприятное...

И тут произошло то, отчего у студента кровь буквально застыла в жилах. Скапинелли поманил пальцем — Балдуин видел этот жест в зеркале — и наклонился, словно совершая сверхчеловеческое усилие. Балдуин услыхал, как он тихо покряхтывает. Властно, страстно, притягательно манил Скапинелли, беззвучно вращая руками и делая снующими в воздухе пальцами какие-то магические жесты... Потом внезапная радость, почти восторг, осветила лицо старика. Недвижно стоял Балдуин, недвижным оставалось и его отражение — но глаза отражения смотрели уже не на Балдуина, а мимо — на Скапинелли.

Окаменевший, словно вросший в пол, стоял Балдуин. А зеркальный двойник вдруг медленно дрыгнул ногой и качнулся навстречу Скапинелли. Трясясь от ледяного ужаса, Балдуин попятился прочь от зеркала. Но двойник не удалялся. Наоборот, он приближался, находясь еще в зеркале, он двигался к ним — в сторону комнаты...

Тихо-тихо, скользящими шагами, словно поднявшийся после долгой болезни, ступал по полу зеркальный призрак. И смотрел он по-прежнему мимо Балдуина, — на дрожащего в страстном напряжении Скапинелли. Только на миг он встретил взгляд студента, но тотчас отвел глаза, подчиняясь, как автомат, дьявольской воле итальянца. Теперь он был уже на поверхности зеркала, без видимого удаления вглубь; медленно, осторожно вынес он вперед правую ногу в высоком сапоге, и — подобный тени, плоский, как привидение — шагнул из зеркала в комнату.

Но это же... это было невозможно! Или Балдуин грезил наяву? Нет, это был не сон: студент чувствовал, как в спину его упирался твердый край стола, ощущал боль от ногтей, впившихся в ладони от того, что кулаки его судорожно сжались. Тут Скапинелли мелкими шажками попятился к выходу. За ним бездумно и механически, с недвижной меловой маской вместо лица последовал зеркальный двойник Балдуина. Еще раз встретились их глаза: со смертельно-печальным и одновременно грозным выражением глянул призрак на бывшего хозяина, будто хотел обвинить его в чем-то страшном... Он миновал отступившего студента, следуя за уже очутившимся снаружи стариком. Выскользнул в дверь — и исчез.

Первые минуты Балдуин был не в силах шевельнуться. Потом — медленно, постепенно, но непрерывно усиливаясь, — его охватило чувство неизъяснимого счастья. Он ощутил внутри себя абсолютную свободу. То, что сейчас ушло, было всего-навсего его прошлым, его безумным, диким и запутанным прошлым... А осталось — светлое будущее: солнечный свет, счастье и много золота!

Он быстро подбежал к груде золота и с детским смехом накинулся на нее: копался в ней, ощупывал монеты, пересыпал их и играл ими. Золото было настоящее, не обманное, не мираж: полноценные дукаты и десятиталеровые, шестьсот тысяч гульденов, или даже больше...

Он теперь богат, невероятно богат! Он может жить и веселиться, иметь любую женщину, покупать замки, лошадей и драгоценности! Вспыхнула молния, грянул гром, дождь хлынул на каменную мостовую как из ведра — освежающая прохлада ворвалась в открытое окно. Балдуин жадно глотал воздух.

Боже мой, да это же действительность, золотая, великолепная действительность! Он набил золотом карманы. Тысячи желаний и надежд, теперь уже легко исполнимых, обуревали его, и он звонко засмеялся, глубоко дыша, пьянея от счастья.

И тут случайно его взгляд упал на зеркало. Он увидел заваленный золотом стол, софу, клинки на стене... Старое кресло, глобус и оскаленный череп, — все, что было в комнате, кроме себя самого! Он подскочил к зеркалу: отражения не было! Провел рукой по стеклу, отшатнулся назад, вновь приблизился: нет сомнения, — он больше не отражается в зеркале!

На несколько минут страх вновь сковал его; но вскоре уступил место прежней радости и чувству облегчения. Тот, другой, зеркальный фантом, был им самим и все же не совсем им. Он ушел вместе с ростовщиком. И пусть его, — что Балдуину до того? И студент звонко присвистнул: к чертям все прошлое! К чертям, раз само настоящее засияло перед ним!

На следующий день посыльный привез в замок Шварценбергов огромную корзину дорогих цветов для юной графини. Маргит было подумала, что они доставлены от жениха, но с радостным изумлением обнаружила маленькую визитную карточку с именем «Балдуин».

Балдуин арендовал красивый дворец во внутренней части города. Предыдущий владелец велел построить и отделать его для своей требовательной любовницы, и потому роскошное убранство его соответствовала самым высоким запросам. Особенно богато украшена была спальня — гобелены, плафон с пастушескими сценами. Она, как и примыкающая к ней гардеробная, выходила окнами на ухоженный сад с тиссовой аллеей, фигурно подстриженными кустами и прелестными мраморными скульптурами. Тыльную сторону первого этажа занимал обширный паркетный бальный зал с настоящим фонтаном в центре; в бассейне фонтана резвились всевозможные декоративные рыбки. Окнами на фасад выходили небольшой чайный салон, музыкальный зал, комната для игры с ломберными столами и удобными диванами у стен.

В покоях второго этажа Балдуин устроил себе кабинет и библиотеку; впрочем, книг было мало — только те, которыми он владел прежде. Теперь, получив богатство, он вообще не был расположен к чтению и учебе. Элегантное бюро со множеством выдвижных ящичков и тайников, казалось, было лучше приспособлено для переписки с дамами и хранения их портретов, чем для ученых занятий. Стеклянные дверцы пузатых шкафов красного дерева были задернуты зелеными шелковыми занавесками. Из своей студенческой каморки Балдуин перенес сюда череп и старую рапиру, висевшую теперь над углом камина в кабинете.

Сегодня его друзья — Заврел и фон Даль — явились за ним в нарядных фраках. Ибо вечером все трое были приглашены на большое летнее празднество, какие ежегодно устраивал наместник его величества в богемской столице. Оба приятеля впервые навещали Балдуина в его новой резиденции. И хотя они уже слышали кое-что об «огромном наследстве», поскольку Балдуин устроил в первые же дни пир для бедных студентов и пожертвовал несколько тысяч университету, но еще не представляли себе размеров богатства. Они только удивлялись его роскошным костюмам и добродушно посмеивались над ним. Но подъехав к великолепному особняку, возле которого два огромных фонаря в виде канделябров разливали в вечерних сумерках яркий свет, оба студента прямо остолбенели...