Балдуин очнулся от оцепенения.
— Войдите! — крикнул он. — Входите, если только вы не ханжа!
Опять стук.
— Да входите же!
И в третий раз.
— Входите, к черту!
Дверь медленно приотворилась. В щель просунулась пергаментно-желтое лицо с доверительной ухмылкой. Балдуин возбужденно вскочил навстречу. Это был Скапинелли. Он был в том же потертом элегантном одеянии, что и в день состязаний в «Трое»; подобострастно ссутулившись и преданно улыбаясь, он подошел к Балдуину, держа обеими руками перед грудью свой цилиндр, точно щит.
— Прошу прощения, если я помешал! — проквакал он. — Мне хотелось бы с вами поговорить...
Балдуин остался стоять, незаметно спрятав медальон в карман.
— Вы мне не мешаете, — выдавил он грубым, охриплым голосом, — садитесь, говорите. Что вам от меня угодно?
Но Скапинелли не стал садиться. Чуть приволакивая левую ногу и будто пританцовывая, он принялся кружить по комнате.
— Ох, ох, цветочки, маленькие цветочки! — прохныкал он, подцепив полуувядшие останки фиалок концом своей трости. Вынюхивая что-то и хихикая, он обошел всю комнату, с любопытством подмечая разные мелочи: оглядел трещины на стене над софой, поставил букетик в пустой стакан, бегло перелистал один из солидных томов, лежавших на столе, испытующе провел пальцем по большому зеркалу.
— Молодой господин славно обставился... — проблеял он и взглянул в лицо Балдуину с неожиданно широкой улыбкой. Балдуин, которого нервировали эти дурацкие выкрутасы, поворотился к нему спиной. Он больше не мог сносить вида этой безгубой пасти и покрасневших крысиных глазок старого ростовщика, слышать этот хамский каркающий смех... И детская головка из слоновой кости, что венчала трость старика, отчего-то наполняла студента холодным, склизким ужасом, загадочным и непостижимым. Балдуин, отвернувшись, смотрел в окно, поверх крыш и каминных труб, над которыми медленно-медленно плыла грозовая туча.
— Ну, так что же?
И опять пауза, во время которой Скапинелли что-то делал в комнате, производя скребущие звуки. Балдуин оглянулся — и с удивленной усмешкой покачал головой. Старый шут стоял перед зеркалом, с близкого расстояния рассматривая свое изборожденное морщинами хищное лицо, и лукаво грозил себе пальцем, словно говоря: смотри-ка ты!
— Бог мой, да вы, кажется, находите себя красавцем? — воскликнул Балдуин.
Скапинелли вернулся к столу, хитро прищелкивая языком и остро поглядывая в лицо студента.
— Отличные вещи, отличные вещи..., — блеял он.
Балдуин схватил его за руку, силой усаживая в ободранное кресло.
— Да прекратите, наконец, ваши дурацкие шутки! Говорите, что привело вас ко мне! — вскричал он, обтирая руку, коснувшуюся Скапинелли, о полу бекеши.
— Терпение! Хладнокровие, хладнокровие... Не так бурно, молодой господин! Старый Скапинелли может подождать! Вещи должны быть приведены к себе... — С этой загадочной фразой он тихо поманил студента костлявым пальцем. Балдуин вдруг ощутил ватную тяжесть в голове. Ему, словно он пребывал в каком-то смутном сне, почудилось, что его связали незримые путы.
— Как же вы красивы! — вдруг воскликнул Скапинелли почти благоговейным тоном. Он сидел, упершись торчащим подбородком в сложенные руки, и восхищенно глядел снизу вверх на стоящего Балдуина. — Вы прекрасны! Нет ничего прекраснее рослого, сильного юноши, стройного и светловолосого, как вы! И этот ваш грустный взгляд — как из старой сказки! Знаете ли вы сами, как вы прекрасны, господин Балдуин?
Балдуин слушал его безучастно, с пустым взором, непонимающе. Его мозг окутало некое облако. Ему вновь показалось, будто в голове его жужжит веретено... И небо над крышами совсем потемнело.
— Я хотел бы иметь ваш портрет, господин Балдуин, — шептал старик.
— Хочу получить ваш портрет — ваше второе лицо. Навсегда!
Балдуин едва заметно покачал головой.
— Рисунок с меня? — растерянно спросил он, подумав о силуэтах, которых он когда-то заказал несколько штук и которые лежали в ящике у окна.
Он достал листок и бросил его на стол.
— Вот! Если это вам доставит удовольствие...
Но старик едва удостоил взгляда вырезанный профиль.
— Сделайте мне приятное, — настаивал он, — пройдите перед зеркалом!
Балдуин засмеялся, плохо понимая, что происходит. «Впрочем, почему бы мне не сделать приятное этому чудному старику?» — развеселившись, подумал он, встал и увидел в зеркале за своей спиной в глубине погрузившейся в тень комнаты софу, картинки на стене и — Скапинелли, склонившегося над столом с самозабвенным видом и с отвисшей нижней губой...
Едва он повернулся, как Скапинелли, уже со спокойным лицом, подозвал его кивком, словно приняв какое-то окончательное решение. Он властно указал на стул перед собою. Потом покопался под широким палевым, отделанным огненно-красной шерстяной тканью плащом и вытащил свернутую в трубочку бумагу, из которой осторожно извлек пергаментный свиток.
— Могу ли я просить вас прочесть этот документ? — прошептал он тихо, но требовательно. Балдуин, привалившись со скрещенными ногами к стене, развернул протянутый пергамент и прочел. Затем с громким хохотом положил его обратно.
— Вы что, это — всерьез? — вскричал он.
Скапинелли сверлил его взглядом и кивал крайне многозначительно. И еще раз — покачивая головой, словно перед ним лежала записка сумасшедшего, — Балдуин перечел бумагу.
«Я, Балдуин, настоящим подтверждаю, что получил от господина Скапинелли шестьсот тысяч гульденов золотом. За эту сумму я предоставляю господину Скапинелли право взять из моей комнаты то, что ему будет угодно».
— Ну? — слащаво улыбаясь, проскрипел Скапинелли, потирая друг о друга кончики костяных паучьих пальцев с зеленоватыми ногтями. — Вы подпишете такой договор?
— Да, с радостью, хоть тысячу раз! — выдохнул Балдуин. — Только скажите мне...
— Цыц! Сперва — подписать! — Скапинелли обмакнул гусиное перо в чернильницу и протягивал его студенту.
— А где же деньги? — спросил пораженный Балдуин, ибо, глядя на Скапинелли, трудно было поверить, что у него в кармане завалялось шестьсот тысяч гульденов.
Но итальянец неумолимо указал на документ.
— Сначала — подпись! — повторил он.
Перо скрипнуло. Балдуин подписался. И вмиг Скапинелли присыпал подпись песком, сам, кажется, охваченный радостным испугом, и, едва просушив чернила, заботливо скатал пергамент и сунул в карман.
И как-то странно тихо стало сразу в комнате... Как-то тихо стало на улице и во дворе... Смолк глухой шум, доносившийся обычно из Старого Града. Ни звука грома из нависшей грозовой тучи, ни капли дождя. Но от окна сквозь гардины просочиласт струйка странного серно-желтого дыма.
— Хе-хе-хе! — закряхтел Скапинелли во внезапно наступившей тишине.
Балдуин, тяжело дыша, смотрел на него. Что происходит?
Все показалось ему насмешкой, все: издевательский смех старика и он сам — да еще не было ли в комнате третьего? Он оглянулся — никого... Да наяву ли это все происходит?
— Где же золото? — спросил он сердито и стукнул по столу.
Скапинелли с довольным видом успокоительно кивнул:
— Сейчас будет здесь, сынок! — заявил он. — Не спеши! Сейчас будет все — и больше того... еще кое-что будет!
Он обращался к Балдуину на «ты». Тот принял это с легким недоумением, но мысленно запретил ему повторять это обращение впредь. Скапинелли поднялся. Встав напротив Балдуина, он вдруг поднял в руке над столом зеленый шелковый денежный мешок. Глаза его хищно сверкнули, когда он разъединял кольца застежки.
И из мешка хлынуло, звеня, золото и градом забарабанило по столу. Куча росла, громоздясь все выше, — полноценные золотые дукаты с орлами и профилями императоров... Золото, золото, все больше и больше — больше, чем могло бы вместиться в мешке... Монеты сыпались с краев стола, и со звоном катились по полу. И как оно сияло в полумраке комнаты! Давно уже на старом столе не хватало места, а золотой дождь вселился и звенел... и все из маленького мешка Скапинелли... Уже и самого старика заслонила сверкающая куча золота. Монеты сползали сверху, утыкались в стены, бренчали, словно смеясь...