Маргит заметила, как Балдуин, хромая, шел к дивану; полный сострадания взгляд девушки на мгновение встретился с его глазами. Праздничное настроение Балдуина окончательно улетучилось. Не то обстоятельство, что его неловкость поставила госпожу наместницу в неудобное положение, это она уже простила и легко позабудет, а другое — необходимость пропустить весь ряд танцев, невозможность поговорить на балу с Маргит переполнила его досадой и горечью. Он даже не пытался отвлечься, когда в паузах между танцами Заврел, фон Даль и другие знакомые подходили к нему, болтали и шутили. Он мрачно сидел и не смел двинуться с места, со стороны рассматривая огромный бальный зал. Маргит переходила от партнера к партнеру! Балдуин грыз нижнюю губу. И вдруг к нему приблизился граф фон Шварценберг.

— У вас изумительная булавка, господин Балдуин! — начал он. — Если не секрет, где вы ее приобрели?

— Я купил ее у торговца антиквариатом в Еврейском городе, — охотно ответил Балдуин, вынул булавку и протянул ее графу.

Граф рассмотрел вещицу с видом знатока. Тут как раз кончился вальс. Пары двигались к боковой двери, среди толпы мелькнула Маргит. И подошла к ним. Барон Вальдис, выпустив ее руку, следовал за нею.

— Жаль, что господин Балдуин сегодня не танцует, — сказала Маргит.

— Я весь вечер надеялась, что вы пригласите меня на танец!

— Но, увы, завистливая судьба распорядилась иначе! — отозвался Балдуин.

Тем временем граф показывал барону Вальдису булавку.

— Видали такую работу, дорогой племянник? — спросил он.

— Да, на редкость хорошая работа! — подтвердил Вальдис. — Это ваша?

— Нет, это вещь господина Балдуина, — ответил граф, возвращая булавку студенту, который тут же воткнул ее в свой пластрон.

— Ах, так, — протянул барон. — Да, видно, за деньги можно раздобыть все, что угодно...

Наместница вернулась в зал. Для большинства гостей это стало сигналом к завершению вечера. Только в комнате для игры и смежном с нею салоне осталась компания хозяина дома — пожилые господа, расположившиеся в благодушном настроении попить горячего пунша на бургундском и провести время за анекдотами и воспоминаниями. За ломберными столами еще осталась публика. Граф Щверценберг и барон Вальдис вызвали свою карету и после обычной церемонии прощания спустились на первый этаж. Балдуин последовал за ними.

Довольно долго они стояли в просторном вестибюле, поскольку отправление множества экипажей требовало немалого времени. Балдуин, наконец, смог заговорить с Маргит. Лунный свет озарил их на верхней ступеньке крыльца... Балдуин что-то страстно шептал, Маргит молчала, но он видел ее глаза, он читал в них ответное желание...

Слуга доложил, что кареты поданы. Пора было прощаться. Граф потряс руку Балдуина и попросил навещать их дом; старая графиня с удовольствием протянула ему руку для поцелуя, и даже барон

Вальдис первым пожал ему руку. Прощальный привет Маргит прозвучал как вздох. Поворачиваясь, она обронила кружевной платочек.

Мгновенно перехватив его, Балдуин вырвал листок из блокнота, лихорадочно написал пару строк, приколол листочек к платку изумрудной булавкой и бросился за девушкой.

Карета старых супругов уже отъехала; открытая коляска барона еще стояла перед подъездом. В миг сбежав с крыльца, Балдуин подал платок Маргит.

— Ах, мой платок! — вскрикнула она. — Благодарю вас!

И еще раз протянула ему руку, которую он нежно поцеловал.

Балдуин долго стоял и смотрел вслед коляске. Сердце его готово было выскочить из груди. Он не слышал вокруг прощаний, смеха, стука колес... Исполнившись тихого блаженства, он, наконец, повернулся и зашагал обратно во дворец. Взошел на залитую лунным светом галерею вокруг первого этажа. И долго смотрел на чудесную лунную ночь. Издали еще доносились шум экипажей и выкрики возниц. Резким движением головы Балдуин откинул со лба прядь волос, счастливо вздохнул и направился в большой зал.

Кто-то вышел ему навстречу оттуда — бесшумно и медленно... Но не из тех, что съехались на бал, не слуга, — какой-то человек, которому здесь быть не подобало, чье появление таило нечто непонятное и неприятное... Он был одет в старую куртку со шнурками, какие носили в своем кругу студенты, в высокие кавалерийские сапоги, шапочку с козырьком, надвинутую на самые брови... Беззвучно двигалось это призрачное существо навстречу Балдуину. Войдя в лунный свет, тень ночного визитера засветилась жизнью, черты стали рельефными, а глаза буквально вонзились в лицо Балдуина. Тот, дрогнув, зашатался от ужаса и со сдавленным криком упал на колени.

Ибо встречный, который, пряча насмешку в уголке губ, прошел мимо, не издав ни звука, — это был он сам! Это было его другое Я, зеркальный двойник, которого он продал и который теперь во власти Скапинелли жил собственной жизнью... Это был он, Балдуин, часть его души, полнокровная часть его самого; он ее предал, и вот она возникла в глубине ночи, напоминая ему о расплате! Взгляд его зачарованно следовал за удаляющимся образом минувшего, только что обдавшим его в лунном свете страшным стеклянным взором. Призрак неспешно скрылся в стене сада... Балдуин стоял неподвижно, в холодном поту, судорожно сжав кулаки. Сердце глухо билось, удары его отдавались в горле и висках, в ушах гудело, мозг сверлило ужасное видение...

Напиться! Забыть! Он тяжело поднялся с колен, побрел в еще освещенную комнату — а, приемный зал... Слуга, шедший из кухни с подносом лимонада и грога для игроков, испугался, увидев фигуру и особенно лицо Балдуина, побледнел и робко спросил: «Милостивому господину что-нибудь угодно?» Балдуин кивнул, схватил стакан горячего вина и жадно осушил его. Мягкий дурман, чувство сонной отрешенности медленно разливались в его тяжелой голове. Почти бессознательно он прошел в салон. Два-три пожилых генерала и несколько штатских сановников еще продолжали играть. Балдуин хорошо слышал их реплики, но не понимал их. Он уловил изумленный взгляд одного седовласого господина и с испугом прошептал: «Ну и вид же, верно, у меня...» Спохватившись, он вскочил и, пошатываясь, вышел в приемный зал и дальше — в вестибюль. Тут возле него возник фон Даль.

— Да что с тобой, дружище?! — вскричал он. — Ты болен или шампанское в голову ударило?

— Да нет, ничего, все в порядке, — прошептал Балдуин.

— У тебя и волосы испачканы и башмаки в пыли... Где это ты валялся? — улыбнулся ему Даль. И, достав маленькое зеркальце, протянул другу. — Погляди-ка на себя!

Балдуин машинально посмотрел в зеркальце. И увидел только кусок стены вестибюля и оленьи рога на ней — больше ничего...

Хрипло вскрикнув, он отбросил зеркальце, закрылся рукой, словно желая спрятаться, и побежал по двору. Даль еле успел перехватить его и довести до кареты.

Когда Балдуин распрощался с Маргит, Лидушка находилась совсем близко и все видела. Как кошка, проскользнула она мимо галереи. Легкими прыжками понеслась за каретой и коляской Шварценбергов. Оба экипажа быстро катились по озаренной луною улице, все дальше отрываясь от задыхающейся девушки, которая недолго могла гнаться за могучими конями. Но она не сдавалась. Так эта женщина любит ее студента! Цыганка видела, как он писал записку и передавал ее с платком! Узнать, кто она, где она, узнать...

Лидушке повезло — сначала она срезала большой кусок пути, пробежав через дворы, потом экипажи задержались на перекрестке. Девушка почти догнала их, и, хотя тут же упала, споткнувшись о корень дерева, порвала юбку, но уже не потеряла коляску из виду.

Экипажи остановились у ворот парка, когда Лидушка, выбившись из сил, еле дыша, появилась между акациями у поворота дороги к замку.

Маргит молча шла между родителями к дому. Она закусила губку, и легкая складка появилась на ее лбу. У нее только что был короткий, очень неприятный разговор с нареченным женихом.

— Зачем вы компрометируете себя и меня, кузина? — спросил ее барон. — Вы думаете, люди не будут сплетничать, что вы при всех шепчетесь на крыльце с молодым студентом темного происхождения, щеголем, которому Бог весть откуда свалилось в руки неслыханное богатство?