Литмир - Электронная Библиотека

Я вздохнула.

– Огюстен, а почему ты пришёл только утром? Я, кажется, думала о тебе ночью…

– Сразу пошёл, госпожа, только упал в яму и заснул. Как проснулся, пришёл.

У меня засосало под ложечкой от разыгравшихся угрызений совести. А он ведь мог, пьяный, и шею себе свернуть… Я была бы виновата. И говори после этого, что не ведьма.

Верзиле я велела сесть на землю и, приложив все свои немногие силы, шлепнула ему на голову чуть больше кружки колодезной воды – сколько сумела вытянуть.

Блондин встряхнул головой и уставился на меня. Странно, но после кратковременного изумления на его лице вновь появилась улыбка. Счастливая. Может, не такая безумная… Не помогло?

Огюстен встал и галантно взял из моих рук ведро:

– Милая мадемуазель, – скромно начал он. – Вот уже второй раз я встречаю вас после какого-то странного затмения. Словно ото сна пробуждаюсь. Признаюсь, меня это сильно смущает. Но… видеть вас при таком пробуждении столь приятно, что не могу и передать.

Теперь уже я утратила дар речи: полоумный верзила умел, оказывается, любезно разговаривать.

– Позвольте представиться, ибо не помню, имел ли я честь в прошлую нашу встречу… – он выпрямился и потянулся к отсутствующей шляпе, снова смутился, одёрнул сюртук и склонился передо мной: – Огюстен Марешаль, помощник купца первой гильдии.

– Абели Мадлен Тома, – присела я в реверансе, пытаясь сгладить внезапную хрипоту в голосе.

– Очарован, мадемуазель, – проговорил Огюстен и припал к моей трепетной руке.

Я чуть было не отдернула её, потому как в моей голове промелькнули самые противоречивые мысли. Святая Дева! Кто бы подумал, что одно прикосновение мужчины к моей коже приведёт к такому смятению чувств. Стыд, приязнь, страх, кокетство, замешательство.

– Сударь… – промямлила я, поспешно пряча руки под передник, чтобы ему вновь не пришло в голову их целовать. – В некотором роде я тоже… рада. Видите ли, сударь…

Не успела я придумать пространную речь, как раздался ужасающий скрип, треск, и покосившаяся калитка с грохотом обрушилась на землю.

Я подскочила. Огюстен вытаращился на сиротливо болтающиеся в воздухе железные петли. С балкончика послышались проклятия. Я виновато посмотрела вверх: лекарь упёр руки в боки. И затем, уничтожающе глядя на меня, показал пальцем на сломанную калитку. Краем глаза я увидела гримасничающего Этьена. При виде его ужимок во мне вскипело желание надавать ему тумаков. Но я тут же взяла себя в руки – Огюстен рядом, кто знает, вдруг опять превратится в ходячего Минотавра…

С посеревшего неба мне на нос упала одна капля, вторая, и хлынул ливень. В дом бежать было нельзя, двери наверняка заперли, потому я поманила Огюстена в беседку.

– Куда-а-а? – взревел с балкончика мсьё Годфруа.

Но мы уже скрылись от дождя и любопытствующих глаз за пышной зеленью розовых кустов, увивающих ажурные стенки беседки. Мы остановились, вытирая мокрые лица и отряхивая одежду.

Огюстен всё ещё ничего не понимал. Не скажу, что я понимала многим больше его. Я лишь была изумлена тем, что выйдя из состояния Голема, Огюстен совсем не выглядел идиотом. Оттого мне стало стыдно – до чего довожу приличного человека. Продолжая вытирать платком щеки и лоб, я украдкой рассматривала его крупное лицо, покрытое каплями, добрые глаза и фигуру, достойную Геракла. Он даже показался мне привлекательным.

– Какое насыщенное утро, мадемуазель! – улыбнулся Огюстен. – Необычное пробуждение, встреча с вами, ливень, калитка. Странно, скажу я вам, она соскочила с петель. Неужто в таком достопочтенном доме не следят за воротами или… что-то случилось?

– Боюсь, случились вы, – сказала я.

Его брови взметнулись вверх.

– Что – я, милая мадемуазель?

– Это вы выломали калитку, – вздохнула я и не стала признаваться, что отчасти была в том и моя вина. Кто знает, не возопит ли этот добрый на вид человек в праведном гневе о том, что его околдовали и заставили плясать под чужую дудку, как мартышку на ярмарке.

Челюсть Огюстена отвисла. Он высунулся снова под дождь, чтобы увидеть брешь в воротах уже другими глазами. Вскоре он вернулся и посмотрел на меня с недоверчивой улыбкой.

– Мадемуазель, должно быть, шутит. Такую массивную конструкцию? Я один? И зачем? Разве у меня был таран? И притом я ничегошеньки не помню.

– Увы, мой мэтр наверняка не считает это шуткой. Ему ситуация кажется скорее трагичной. Он уже беснуется на своем балконе, и, пожалуй, сегодня всем будет мало места в этом, как вы выразились, достопочтенном доме. Особенно мне как помощнице мсьё, ведь вы громогласно объявили, что ищете именно меня.

Ошеломленный Огюстен потёр рукой подбородок, а я продолжила:

– Боюсь, что на вас дурно сказывается выпитое вино.

– Мда, признаюсь, вы меня огорошили такой новостью. Не скрою, я думал о вас, о том странном пробуждении, но поспешно удалившись из-за неловкости ситуации я не помнил, где вас искать.

– Возможно, выпитые четыре бутылки вина напомнили вам дорогу.

Огюстен вскинул на меня удивленные глаза:

– Откуда вы знаете, что их было четыре?

– Вы сами сказали.

Великан всплеснул руками и сокрушенно произнес:

– О боги! Представляю, какое мнение сложилось обо мне у вас – отъявленный пьяница и безумец.

На его лице так явственно выразилось отчаяние, что я не сдержалась и, пытаясь, утешить, положила ему руку на кисть и сказала:

– Ничуть. Я не думаю о вас плохо.

– Правда? – обрадовался Огюстен.

– Я вижу, что вы достойный молодой человек, только… – думая совсем не о вреде для здоровья Огюстена или грехе чревоугодия, а о моем проклятом воздействии на беднягу, добавила на всякий случай: – Я осмелюсь посоветовать вам не пить в таких количествах Монтаньё или Бургундского. Видимо, вы человек тонкой душевной организации.

– Увы, милая мадемуазель, настоящий француз станет пить молоко только, когда коровы начнут доиться вином.

– Я нисколько не хочу разубедить вас в этом, только в заботе о вас…

– Благодарю, мадемуазель!

Он снова проворно подхватил мою кисть и прижался к ней горячими губами. Я тут же отдёрнула ее, потому что за спиной послышался тихий, но злой голос лекаря:

– Вот как! Мсьё изволит любезничать, а кто починит мне ворота?! Кто возместит ущерб?! Кто, я вас спрашиваю?

И тётушкино звонкое:

– Ах, цела!

Я обернулась. Изрядно вымокший лекарь и Моник чуть позади него вопросительно взирали на нас.

Щеки Огюстена залились краской:

– Мсьё… не имею чести знать вашего имени…

– Мсьё Годфруа, – вставил лекарь.

– Вышло досадное недоразумение, которое я обязуюсь исправить.

– Надеюсь на это, иначе мне придется обратиться в полицию.

Огюстен не растерялся и тотчас предложил:

– Я сегодня же приведу бригаду мастеровых и проконтролирую, чтобы все было сделано на лучшем уровне.

– И кто будет за это платить? – скривился лекарь.

– Сударь, все будет сделано за мой счет.

Мсьё Годфруа осклабился:

– Тогда другой разговор. Полагаю, в таком случае мы не будем беспокоить городскую полицию.

– Буду премного благодарен, – вытянулся в струнку Огюстен. – Позвольте откланяться?

– Да, сударь, – снисходительно кивнул лекарь. – Но жду вашего возвращения. И надеюсь, вы не станете больше ломать моё имущество.

Огюстен расшаркался, бросил на меня многозначительный взгляд и стремительно ушёл в дождь.

Моник кинулась ко мне и обняла:

– Ах, девочка моя. Я так испугалась!

Не успел Огюстен скрыться, на ступеньках беседки показался Этьен. Неужели подслушивал и прятался?

– Итак, этот мерзавец будет тут околачиваться весь день? Или два? – мрачно спросил он.

– Уж не хочешь ли ты сам чинить ворота? – съязвил отец.

– И вы хотите, чтобы ради этой… мадемуазель «сплошные неприятности» я продолжал скрываться ото всех?

– Таков был уговор.

Этьен задумчиво посмотрел куда-то на потолок.

– Отец, пошли за Софи, пусть принесёт сковороду потяжелее. Или лучше взять наковальню в конюшне.

19
{"b":"268903","o":1}