Эммануил Генрихович принадлежал к талантливой плеяде советских писателей. Его творчество оставило глубокий след. Творческими открытиями были не только его широко известные книги о героизме советских воинов в годы Великой Отечественной войны, но и историческая повесть «Синяя тетрадь», очерк «Столица металлургии», рассказ «Приезд отца к сыну в гости» и большое эпическое полотно, оставшееся незавершенным — роман «Новая земля»{93}, над которым писатель работал в Магнитогорске.
Э. Казакевич среди челябинских писателей.
Я узнал от него, что он написал сценарий о Моцарте, но почему-то тогда не придал значение сказанному. Моцарт, его мир и духовные запросы казались такими далекими от того, чем жил в Магнитогорске Казакевич, что соединить их вместе было почти невозможно.
Руководитель Магнитогорской хоровой капеллы Эйдинов однажды рассказал мне о посещении Казакевичем музыкального училища. Писатель встретился с учащимися и долго беседовал с ними о музыке и литературе. Все были удивлены знанием Казакевича истории музыки, тончайшим пониманием Моцарта. Эммануил Генрихович хорошо знал творчество композитора, говорил о нем свободно и легко, словно был профессиональным музыкантом.
После беседы с учащимися, писатель еще почти три часа с вдохновением говорил о Моцарте с преподавателями, рассказывал им о своем сценарии о великом композиторе.
Автор повести «Синяя тетрадь» — в своем последнем и самом значительном произведении — показал, сколь ответственно он подходит к освещению сложных событий жизни и как истинный художник создает удивительное, исторически правдивое произведение.
Казакевич был по натуре жизнелюбивым и энергичным человеком, щедрым на дружбу с людьми. Отзывчивый, он вместе с тем был требовательным и взыскательным, строгим судьей без скидок па дружбу. Он и к своему творчеству был суровым и жестоко требовательным.
Больной, прикованный тяжким недугом к постели, Эммануил Генрихович не переставал работать. Он торопился дописать задуманное… Кроме романа «Новая земля», писатель одновременно работал над повестью о героической борьбе одесского подполья против французских интервентов в 1919 году. Это была «Иностранная коллегия», оставшаяся в набросках. А впереди еще большая и смелая творческая задумка — вторая повесть о Ленине, охватывающая предгрозовые события 1917 года, названная «Тихие дни Октября».
Казакевич только расправлял крылья своего могучего таланта. Он входил смело и энергично в историко-революционную тему. Но его работу прервала преждевременная смерть.
Книги, что удалось написать Эммануилу Казакевичу, — наше непроходящее культурное богатство, и Урал занял в нем свое достойное место.
«ПОЭМА О ТОПОРЕ» И «СТРОЙФРОНТ»
«Поэма о топоре» Николая Погодина для начала 30-х годов была значительным явлением в советской драматургии. Это одна из первых пьес, рассказывающих о жизни заводского коллектива. Она как бы открыла в драматургии новую страницу, связанную с показом в театре созидательного труда советских людей.
Вслед за «Поэмой о топоре» Н. Погодина о жизни рабочих Урала, появилась пьеса «Стройфронт» А. Завалишина. В той и другой пьесах нарисованы образы вдохновенных тружеников — рядовых рабочих, показаны трудовые будни металлистов на Златоустовском заводе имени Ленина и строителей плотины на реке Урал для Магнитогорского металлургического комбината.
В пьесах совершенно точно обозначены места действий. Если внимательно проанализировать их содержание, то нетрудно будет установить прообразы героев и конкретные факты, легшие в основу драматургических конфликтов. Н. Погодин и А. Завалишин увлечены огромнейшей перспективой, открывающейся перед Уралом в годы первой пятилетки. Н. Погодин на Златоустовском заводе. А. Завалишин на Магнитострое увидели процесс коллективного труда, помогающий формировать сознание рабочего человека, и им захотелось воспеть его.
Как раз в те годы на Златоустовском заводе имени Ленина происходили события, к которым было приковано внимание всей страны. Внедрялась новая технология изготовления топора — самого простого орудия массового предназначения. Это была в те годы весьма важная хозяйственная задача.
Н. Погодин, побывав на Урале как журналист — корреспондент «Правды», ознакомился с работой завода. В газете появились его очерки, рассказывающие о важности дела, начатого на заводе имени Ленина. Первый очерк был опубликован в «Правде» 27 сентября 1927 года под названием «Юж-Урал». Затем появились и другие очерки, имевшие подзаголовки: «Третий рудник мира», «Горящий камень», «Чудесный порошок» и «Бакальская руда», рассказывающие о магнезитовом производстве и железных рудниках Бакала. Продолжением очерков «Юж-Урала» были «Пушки», «У расплавленного металла», показывающие труд рабочих механического и металлургического заводов Златоуста.
В очерках, написанных с журналистской оперативностью, рисовалась не только картина производства, показывался трудовой героизм рабочих, раскрывался быт, делалась попытка дать портреты конкретных живых людей — инженера, мастера, сталевара. В журналисте Погодине уже угадывался будущий драматург, по образному выражению М. Горького — «человек, способный к писательству, с хорошим зорким глазом и с хорошим сердцем»{94}.
Вскоре Н. Погодин возвращается к опубликованным в «Правде» зарисовкам и создает цельные очерки «Юж-Урал» и «Поэма стальная» с более рельефной обрисовкой характера своих героев — мастера Ногина и сталевара Крутицкого. Он полнее раскрывает в них ростки нового человека, коммунистическое отношение к труду. Эти яркие страницы, отражающие создание советской индустрии на Урале, потом войдут живыми картинами-сценками в «Поэму о топоре» — произведении, показывающему, как в процессе преодоления технических трудностей воспитывался и мужал советский рабочий Урала.
Уже в очерках бросалась в глаза лаконичность и предельная сжатость описания, характерные для драматурга.
«У дверей, откуда вывозят топоры, нас встретил очень способный вождь златоустовских точильщиков. Он нежно, как будто брал в руки белое перо страуса, подал мне голубоватый теплый топор, молча указал на железные полосы и предложил рубить.
Я ударил.
Мастер усмехнулся снисходительно, как факир: засучил рукава, рука его с топором свистнула в воздухе, и завыла железная полоса под чудовищным ударом. Мастер ловко обернул топор острием вверх — оно было так же ровно, так же остро.
Поглядев на нас, мастер ушел, не оборачиваясь.
— Добились своего ребята, — сказал директор».
Или еще одно место из очерка.
«Года два назад рабочий как-то попросил мастера мартеновского цеха Крутицкого:
— Крутицкий, свари мне сталь, чтобы не ржавела. Клещи мне надо. А то вон в чанах, где окисляем сталь, клещи быстро портятся. Беда!»{95}
Молодому мастеру эта мысль понравилась. Он сварил такую сталь, не думая, что совершил важное открытие, а потом забыл способ ее приготовления и долго затем мучился в поисках «секрета».
Этот диалог мастера Крутицкого с рабочим и мучительные поиски «секрета» целиком были перенесены Погодиным в пьесу «Поэма о топоре». Так, скромные труженики своими руками создающие новую жизнь, стали героями «Поэмы о топоре».
Очерковый стиль был характерен и для пьесы «Стройфронт». Это было неудивительно. Ведь А. Завалишин так же, как Погодин, был журналистом.
Прежде чем написать пьесу о строителях плотины, на страницах газеты «Магнитогорский рабочий» публиковались очерки и фельетоны, в которых рассматривались конфликты, послужившие основой для пьесы «Стройфронт».
И, если Н. Погодин называет первую пьесу «Темп», а следом за ней появившуюся «Поэму о топоре» — «сценическим очерком со всеми особенностями очерка»{96}, то А. Завалишин свой «Стройфронт» определяет как «драматический плакат в трех действиях»{97}, подчеркнув, видимо, этим самым жанровые особенности письма — документальность и очеркизм.
