— Корабль на карантине. Сейчас внутрь пускают только этих санитарных работников.

Но дело пошло не совсем по плану. Едва чиновники зашагали по пандусу, спущенному из открытого нижнего шлюза, как оттуда послышались громкие вопли и ужасающее верещание. И через миг из корабля с громовым топотом хлынула черная масса потрясающих иглами свинобразов. Чиновники прыснули в стороны, устраняясь с дороги обезумевшего стада, которое галопом понеслось к воротам, уже закрытым и запертым на замок. Гневно всхрюкнув, секачи развернулись и повели буйную ватагу по окружности вдоль забора.

А затем, размахивая лопатами и вилами, по пандусу повалили разъяренные фермеры, устремившись вдогонку. Вся эта развеселая компания носилась по загородке, наматывая круг за кругом. Прислонившись к автомобилю, я расплылся в счастливой улыбке.

— Красота!

— Поросятки могли пораниться… — сердито зыркнула на меня Анжелина.

— Ни за что! Свиноматки — лучшие мамаши во Вселенной!

Мало-помалу громадным зверюгам надоело их круговое шествие, и они поспешили обратно на борт судна. Я едва удержался, чтобы не зааплодировать от восторга перед этим представлением. Дождавшись, пока перестук копыт стихнет, сержант пустился изливать свои горести.

— Карантин-то — он совсем не без причины, я бы сказал, сэр. Вдобавок к этим санитарным проблемам еще и финансовые. Не оплачены портовый сбор, уборка мусора и аренда участка. Ежели подождете здесь, я пошлю за офицером, который предоставит вам сведения.

И тут же коршуном ринулся вперед. Пинком распахнул ворота, сграбастал заголготавшего Эльмо за шиворот и швырнул внутрь, одновременно мощным рывком ошейника послав следом визжащую Розочку, и ворота с лязгом захлопнулись. Сержант отряхнул руки.

— Этот тип и эта тварь улизнули, прежде чем ввели карантин. Кто-то в беде по уши.

Трепетно вздохнув, я заподозрил, что этим кем-то наверняка окажусь я. И снова запустил руку поглубже в бумажник. Один из охранников тащил Эльмо и громко протестующую Розочку в звездолет. Оба отправились наверх в лифте кабель-мачты, и их прибытие на корабль дало результат почти тотчас же. Считаные мгновения спустя показался индивидуум в мундире, проделавший тот же путь в обратном направлении.

Когда он направился в мою сторону, я разглядел потрепанную фуражку, измятый мундир и еще более измятое небритое лицо. Отвернувшись от сержанта, я холодно взглянул на подошедшего. Должно быть, этот отталкивающий субъект и есть капитан Рифути.

— Я хочу с вами поговорить! — рявкнул он.

— Заткнись, — порекомендовал я. — Я олицетворяю твой единственный шанс выпутаться из этой передряги. Я говорю — ты отвечаешь. Ясно? — Терпение мое было готово лопнуть.

С искаженным и потемневшим от гнева лицом он набрал в грудь побольше воздуха, но, прежде чем успел проронить хоть слово, я нанес упреждающий удар:

— Сержант, судя по всему, этот офицер нарушил карантинные процедуры. Он командир корабля, представляющего опасность, насильно удерживает своих пассажиров, а также совершил ряд прочих преступлений. Вы можете упрятать его за решетку, и без отлагательств?

— Считайте, что уже. — Сержант поднял было руку, но тут же опустил; он был отнюдь не болваном и мигом смекнул, что к чему, так что с рычанием добавил: — Если только он не заткнет свое хлебало и не последует вашим указаниям.

А в подкрепление этих слов сграбастал протестующего капитана и так тряхнул, что у того зубы залязгали.

Капитан явно был пакостником, но отнюдь не дураком. Он побурел лицом, и мне показалось, что его вот-вот хватит апоплексический удар.

— Чего вам надо? — спросил он, хоть и крайне неохотно.

— Уже лучше. Вы заявили, что пассажиры должны уплатить сверх договорной суммы. Предоставьте документы, подтверждающие необходимость данных платежей. Лишь тогда я уплачу как таковые, так и спровоцированные вами портовые расходы. После этого мы обсудим, в какой порт вы зайдете дальше, чтобы доставить туда пассажиров и их груз… — Последнее являло собой вялую попытку сбыть с рук друзей и соседей, не говоря уж об их свинской компании.

— Ни в жисть! У меня контракт, где говорится, что я везу их сюда, здесь они и останутся!

— Поглядим, что скажут об этом карантинные власти. — Хватаешься за соломинку, а, Джим?

Немного времени спустя — и спустив уйму наличных — я сидел в кабинете командира базы, потягивая весьма приличное местное бренди, потому что он оказался достаточно любезен, чтобы откупорить бутылочку для нас и для первого помощника мэра, составившего нам компанию. Оба улыбались — еще бы им не улыбаться, прикарманив все мои денежки, — но оставались непреклонны.

Эльмо со своими паломниками и колючими тварями на курортной планете Уймабашлия не место. Это место отдыха для туристов, а также дом для толстосумов вроде меня. А все продукты питания импортируются. Бережно взлелеянные пасторальные пейзажи не замараны ни единой фермой или возделанным полем. Ужасно жаль, но эта политика закреплена в конституции, запечатлена в юридических нормах, священна и неприкосновенна. Мы безутешны, сир Джим, но позвольте подлить вам еще капельку бренди, пресмыкался командир базы. Каковую пропозицию я без малейшего предубеждения принял. Перед моими глазами маячили лишь мрак, злосчастье и чернота моей участи.

Черный — цвет свинобразьих игл…

С облегченным банковским счетом и тяжелым сердцем я первым направился к лифту кабель-мачты, а оттуда в гостеприимный шлюз «Розы Рифути». Моя Анжелина улыбнулась, а там и рассмеялась в голос, услышав отдаленное повизгивание и похрюкиванье свинобразьего стада. Перед мысленным взором промелькнула моя юность на ферме — с неизменной спутницей, черной депрессией. Я удрал из аграрной выгребной ямы под названием Райский Уголок ради успешной — и счастливой — преступной жизни. Теперь же я чувствовал, как стремительно лечу назад во времени, возвращаясь к удушающей фермерской участи, которую считал похороненной в прошлом. Шагая по коридору от входа, я прямо-таки покачивался под обрушившемся на меня бременем уныния.

Обратно в настоящее меня рывком вернул душераздирающий визг в сопровождении воплей боли и трехэтажных матюгов. Дальше по коридору снова раздался грохот и топот могучих копыт. А затем, визжа и хрюкая, из-за поворота вылетел свинобраз и галопом устремился к нам.

Хоть Анжелина и не из пугливых, это зрелище исторгло из ее груди вскрик. Да и кто бы ее осудил за такое?

На нас неслась тонна свиного бешенства. С острых клыков брызгала слюна, налитые кровью крохотные глазки пылали злобой.

Внезапная кончина неумолимо близилась.

Спасение нехотя всплыло из темных глубин памяти, и я будто со стороны услышал собственный голос, спокойный и непринужденный, ласково воркующий на свиной лад:

— Уиии… Уиии… тсс, хрюша, хрюша, хрюша!

И разъяренный хряк весом в добрую тонну затормозил, скрежеща копытами о гладкий пол. Возвел налитые кровью глазки, чтобы поглядеть на меня; бритвенно-острые зубы чавкали и истекали слюной. Протянув руку, я аккуратно приподнял метровые иглы левой рукой, сунул вглубь правую и принялся энергично скрести у зверюги за ушами.

Содрогаясь от удовольствия, кабан счастливо заурчал.

Анжелина восторженно захлопала в ладоши.

— Мой герой!

— Скромный детский навык, оказавшийся чрезвычайно полезным, — отозвался я под аккомпанемент блаженного хрюканья.

Как только кризис был предотвращен, до слуха донесся ропот голосов, то и дело срывавшихся на крик и становившихся все громче. Потом показались двое членов экипажа, бежавших в нашу сторону с носилками с распростертым на них телом. А за ними по пятам неслась толпа гневных фермеров, размахивающих вилами и дубинками, точь-в-точь как в заключительной сцене фильма о вампирах. А впереди с багровым от ярости лицом мчался обычно такой тихий и миролюбивый Эльмо.

— А ежли он сунувши нос на эту палубу еще раз, то уйдет вперед ногами!

Объектом его гнева оказался не кто иной, как сам капитан Рифути. Когда его несли мимо нас, мерзавец наигранно стонал, баюкая здоровой рукой явно сломанное предплечье другой.