— Пора выпить чаю с пассажирами, — заметила Анжелина. — Немного укрепить дух у дам. Мужчины сейчас и так заняты по уши, успокаивая свинобразов.

Мы разошлись, оставив капитана в раздумьях над пультом управления. Обшивка уже остыла, и все вроде бы вернулось к норме.

Одна из секций склада была заперта и опломбирована. Штрамму пришлось звонить капитану, чтобы узнать код ее открывания. Скафандр — в собственном опечатанном контейнере — висел на крючке задней стены.

— Замечательно, — бросил Штрамм, смахнув пыль напротив инспекционной бирки, едва просматривающейся сквозь толстую прозрачную обертку. — Последняя инспекция состоялась чуть более девяноста лет назад.

— Они практически вечны. Очень износостойки, — успокоил его я с куда большим энтузиазмом, чем чувствовал сам.

Не без труда выпутав скафандр из обертки, мы обнаружили жизнерадостную этикетку:

— Такого не бывает, — буркнул Штрамм.

Я испытывал искушение согласиться, но ради поддержания боевого духа промолчал. Не его — своего собственного. Насмотрелся я на эти бюджетные скафандры на своем веку.

Впрочем, этот оказался вполне работоспособным. Подгонка размера осуществлялась с помощью ряда встроенных пневматических камер и подушек — и пульта управления ими на рукаве. Я ввел свой рост, вес, процент жира, длину руки, размер обуви и все прочее — кроме, разве что, семейного положения. И включил.

— Будем надеяться, — сказал я без особого энтузиазма.

Скафандр закряхтел и принялся извиваться, раздуваясь и стягиваясь со стонами, будто испытывал муки рождения на свет. В конце концов все эти телодвижения завершились, загорелась зеленая лампочка, и крохотный горн протрубил краткий призыв к бою.

— Примерьте, — предложил Штрамм, взиравший на эволюции скафандра во все глаза.

И тут все замерло. Замигала красная лампочка, и голос проскрежетал: «Батарея разряжена, батарея разряжена, подзарядите… крррк…»

А следом погасла и лампочка.

Вскрыв батарейный отсек, Штрамм выудил аккумулятор.

— Не так уж скверно, учитывая, сколько лет прошло с последней подзарядки.

— Долго будет подзаряжаться?

— Минимум пять часов, если вообще будет держать заряд в таком-то возрасте. Но у меня на складе есть запасные.

Тут у меня из живота раздалось раскатистое урчание. За всеми этими перипетиями мы как-то забыли о еде.

— Пора пригласить жену на ленч. Увидимся позже.

Розочка составила нам за ленчем компанию и, до мозга костей будучи свиньей, порядком насвинячила. Мы покинули ее спящей под столом и тихонько шуршащей иглами в такт дыханию. Мы едва-едва успели покончить с трапезой, как получили приглашение к капитану.

Когда мы поднялись на мостик, Штрамм уже был там.

— Пятнадцать минут до завершения Припухания, — сообщил капитан. — Из-за пространственной разреженности мы имеем очень смутное представление о пространстве, лежащем впереди.

— Но на сей раз без Новых? — поинтересовалась Анжелина.

— Чего нет, того нет. Судя по тому, что видно, пространство достаточно нормальное. Но не забывайте, это лишь аварийное подключение к камере, уцелевшей при тепловом ударе. Она предназначена для захода на посадку и имеет очень незначительное увеличение.

— Лучше, чем ничего, — отозвался я. — По крайней мере, мы имеем хоть какое-то представление, где находимся.

Когда Припухание закончилось, мы все сгрудились перед экраном. С негромким писком экран очистился, и на нем четко проступили звезды. Вернее, одна звезда. Остальные были тусклыми и отдаленными, едва заметными.

— Не слишком многообещающее начало, — проворчал я. И попытался улыбнуться, когда остальные едва не испепелили меня взглядами.

— На данный момент это лучшее, что нам доступно, — поглядел на меня капитан. — Чтобы узнать больше, необходимо прежде восстановить инструментальные компоненты на обшивке.

— Считайте, что уже сделано, — сказал я с надеждой. Потому что у меня сложилось отчетливое впечатление, что все обстоит не так-то просто.

Что и подтвердилось. И если надевание скафандра прошло просто и легко, то выбраться из корабля было куда труднее.

— Кормовой выход не открывается, — сообщил Штрамм. — Надо было сразу догадаться.

— Почему?

— Из-за Новой. Эти три секунды облучения оплавили всю наружную арматуру. То бишь, по сути, наружный люк крепко-накрепко заварился.

Вообще-то я тоже чувствовал, что плавлюсь и завариваюсь: охлаждающая система скафандра включалась, только когда он был загерметизирован и находился в вакууме. Я порядком попотел, выбираясь из него, пока инженер проверял датчики один за другим во всех отсеках без исключения.

— Есть! — радостно провозгласил он наконец. — Единственный аварийный смотровой порт, который был на теневой стороне, когда на нас обрушился удар Новой.

— Давайте-ка поглядим.

На неприятность мы напоролись с ходу.

Когда мы попытались открыть запор внутреннего люка, мотор и зубчатая передача протестующе взвизгнули, а затем предохранители выбило. Осмотрев механизм, Штрамм сердито проворчал:

— Им не пользовались годами. Он практически спаялся от бездействия.

Единственным решением оказалась грубая сила. Открыть люк удалось лишь после обработки его в течение часа кувалдой, ломом, маслом и крепкими выражениями. В конце концов он с пронзительным скрипом распахнулся, выпустив порыв затхлого воздуха.

— Может, с наружным люком пойдет легче, — с надеждой сказал Штрамм, утирая струящийся по лицу пот замасленной ветошью.

Его надежды не оправдались. Хотя бы из-за того, что мне пришлось делать это в одиночку. И потому, что блокировка не давала открыть оба люка шлюза одновременно. Что, конечно, выпустило бы весь воздух из корабля в космос.

Надев скафандр, я с помощью инженера втиснулся в шлюз, по сути представлявший собой трубу метров двух длиной. Я влез в него головой вперед, лежа на спине, а он передавал мне нужные инструменты, проталкивая их мимо меня в дальний конец.

— Лучше загерметизируйте скафандр, прежде чем колотить.

«Оно и к лучшему», — подумал я, как только прохладный воздух заструился по моему лицу. Когда шлем был закрыт — а следом и внутренний люк, — общаться пришлось по радио. В ушах у меня затрещали помехи.

— Если смотреть на люк, петли будут слева…

— Знаю, — буркнул я, потея и испытывая нешуточную клаустрофобию. — Пробую потянуть запорную рукоять.

Конечно же, это кончилось ничем. Я матерился и колотил — сперва кулаком, а потом монтировкой и рычагом. В конце концов нам пришлось открыть внутренний люк и с немалым трудом пропихнуть гидравлический домкрат поверх моего уязвимого тела.

Когда люк был запечатан снова, я подставил плунжер домкрата под рукоятку наружного люка и начал качать. Порядком поработав насосом и взмокнув, я был вознагражден скрежетом металла. Качнул еще — и увидел, что стальная рукоятка начала сгибаться. Прекратив качать, перевел дыхание.

— Как дела? — прошелестело у меня в ушах. Я лишь зарычал в ответ, медленно-медленно качая рычаг раз за разом.

Рукоятка гнулась — и вдруг с пронзительным визгом чуточку сдвинулась. Плунжер соскочил, и я порядком ссадил костяшки, ударившись рукой о металл.

— Стронулась, — пропыхтел я, устанавливая плунжер на место.

Еще два нажатия на рычаг — и дело сделано. Воздух с хлопком вырвался в темную щель, и я узрел межзвездное пространство. Поднатужился—и люк распахнулся.

Звезды представлялись сверкающими точками, четкими и яркими — но не настолько яркими, как диск солнца, к которому мы приближались. Вот оно, место нашего назначения, потемневшее, когда я повернулся к нему и забрало шлема поляризовалось от яркого света.

Убедившись, что магнитный якорь моей страховки держится надежно, я выкарабкался из люка в космическую пустоту.

Обшивка, как и у всякого космолета, была шершавой от соударений с пылевыми частицами. Неспешно перемещаясь с места на место, я миновал объектив одной из камер и двинулся вокруг корпуса.