На отделении трудились три хирурга и заведующий. Последний больных не курировал. Мне досталось 25 пациентов. Шесть общих палат рассчитаны на четыре человека, одна платная – одноместная. В первый день из общих палат три оказались женскими, три – мужскими. Платная стояла временно пустой, общие были забиты под завязку.

В понедельник и пятницу обход с завотделением. После каждого ввозного дня совместный осмотр с Павлом Яковлевичем. Трехлеб лично с утра смотрел всех поступивших за дежурство пациентов совместно с тем врачом, в чьи палаты они попали. Два раза в месяц был совместный обход с главным хирургом клиники.

Работа на отделении мне знакома. Но, разумеется, в каждом учреждении всегда есть свои нюансы. Самый большой минус здесь – отсутствие младшего и минимум среднего медперсонала. Проще говоря, приходится выполнять и свою и чужую работу. Мне повезло, что вышел на отделение в апреле, так как полно интернов и ординаторов. На них и возложили функции недостающих кадров. Обязанности не сложные, но утомляют. Основные дела – принеси и подай!

Два доктора, которые выходили со мной в день, отработали по два месяца. Остался один, но и они, не скрывая, считали каждый день. Ставили зарубки, сколько им осталось до дембеля.

Частое поступление больных, через день, да еще в таком количестве, требовало немалого усилия, чтобы умело разрулить разного рода ситуации, возникающие буквально на ровном месте.

Совершив обход своих палат и вкратце ознакомившись с контингентом, в них расположившемся, пришел к неутешительному выводу: работать действительно непросто. Из 24 человек 5 оказались непрофильными (больные с инсультами). Дело в том, что таких пациентов в городе очень много. «Скорая помощь» доставляет их к нам каждый день, несмотря на отсутствие профильных мест.

Есть распоряжение высшего руководства госпитализировать таких больных на любое отделение, где есть незанятое место, при отсутствии свободных коек на неврологическом отделении. Неврологических отделений у нас два. Дежурят через сутки. В каждом по 80 коек. Мест им хронически не хватает. Стоят дополнительные топчаны в коридоре, но и это не спасает безрадостного положения. План по пролеченным больным у них, как, впрочем, и по всей больнице, достигает почти 200 %.

Создается положение «резиновой больницы». Сколько бы пациентов ни доставили, всех госпитализируют, причем не факт, что они попадут именно в нужное отделение. Их госпитализируют в БОЛЬНИЦУ.

– Дмитрий Андреевич, вы ведете 11-ю палату? – В ординаторскую просунулась женская голова в фиолетовом парике.

– Я, – не отрываясь от изучения историй болезни, ответил странной женщине.

– Можно к вам обратиться?

– Несомненно! Вы насчет кого?

– Я по поводу Мякишева из 11-й палаты. – Женщина мягкими шагами подошла к столу. Оказалось, что у нее все фиолетовое: и ветровка, и брюки, и сапожки с надетыми синими бахилами.

– Мякишев, Мякишев, – повторял я, роясь в историях болезни. – А, вот он! Так с чем он у нас?

– У него что-то с головой! – подсказала фиолетовая дама.

– Позвольте, но у него же инсульт! Кровоизлияние в головной мозг. Вам надо к неврологам обратиться!

– Мы обращались, но они ответили, что раз в хирургии находится, то лечащий врач у него – хирург.

– Вот те на! Сейчас выясню, где у нас телефон неврологии? Подождите пока в коридоре! Как все выясню, вам сообщу!

– Дмитрий Андреевич, не звоните им! – посоветовал ординатор Владимир, сидевший за соседним столом. – Существует внутренний приказ, закрепляющий за непрофильным больным лечащим врачом того доктора, который курирует данную палату.

– Как это? – удивился я.

– А вот так! Мы уже привыкли к этому! – спокойно объяснил ординатор.

– Получается, если пациент с инсультом попал на урологию, то лечащий врач у него – уролог?

– Совершенно верно!

– А если на гинекологию, то гинеколог?

– Так точно! – по-военному ответил Владимир.

– Бред какой-то! Я сюда хирургом устраивался! В инсультах понимаю на уровне студента медвуза. Я неврологию проходил на пятом курсе!

– Да что там понимать! Лечение расписано, надо каждый день только дневники писать и выписку, если поправится.

– А если нет?

– То оформляем посмертный эпикриз!

– Тоже мы пишем?

– Мы! Все мы пишем – хирурги!

– А неврологи тогда зачем? Вдруг больному резко хуже станет, мы же не разбираемся в инсультах? Можем чего-нибудь и пропустить! Как тогда?

– Значит, не повезло!

– Кому? Больному или врачу?

– И больному, что ухудшение не распознали, и врачу, что упустил!

– Ну, порядочки! – выдохнул я закипавший внутри меня воздух.

– Не принимайте творящееся здесь так близко к сердцу, Дмитрий Андреевич. Поначалу новые доктора возмущаются, впустую сотрясают воздух. Не более того. Приказ не отменяют. Все остается на своих местах.

– Понятно! – решительно рубанул я кулаком по столу. – Кто там насчет Мякишева интересовался?

– Я! – впорхнула в ординаторскую фиолетовая дама, оказавшаяся по паспорту Александрой Николаевной.

– Вот что, Александра Николаевна, вам надлежит, не откладывая в долгий ящик, отправиться на первую неврологию прямиком к заведующему. Все вопросы к нему!

– А что я ему скажу?

– А все что хотите. Я лишь хирург. Ваш родственник попал ко мне в палату по стечению обстоятельств. Допускаю, бывает! Не было при поступлении мест. Но стены не лечат, а я – тем более! Понятно? Все вопросы, что заготовили ко мне, переадресуете смело заведующему первой неврологии. Его сотрудники госпитализировали на наше отделение вашего Мякишева.

– Спасибо, Дмитрий Андреевич, я именно так и поступлю! – обрадовалась Александра Николаевна и, окрыленная, помчалась искать заведующего первой неврологией.

– Дмитрий Андреевич, вам теперь попадет! – грустно констатировал Владимир.

– За что? За то, что я отправил родственников в нужном направлении? Придал новый вектор развития в лечении?

– Ну, так не положено делать. Ругаться будут! Я же вам, как надо, советую!

– Спасибо! – поблагодарил я и следом на неврологию отправил остальных родственников больных с инсультами, которые числились в моих палатах.

На удивление сей прием возымел положительный результат. Четверых больных перевели на неврологическое отделение в течение суток. Последнего пятого велели выписать. Коллеги подивились моим начинаниям, но в последователи записываться не спешили. Не скажу, что совсем перестали подбрасывать непрофильных больных, но по крайней мере их поток значительно снизился.

Всех больных, лечившихся у меня, можно условно разделить на три большие группы.

Самую знатную составляли последствия алкогольной болезни: панкреатиты, язвенная болезнь и ее осложнения, разного рода повреждения, полученные в пьяном виде.

Вторую, конкурирующую по частоте с первой, составляли онкологические больные. Столько запущенных пациентов с раком различной локализации я нигде не встречал. Поражало то, что люди, страдающие столь страшным заболеванием, оказывались не жителями глухой провинции, а петербуржцами. Многие из них жили в трех шагах ходьбы от больницы. Классическое «думали, что пройдет» объясняло их запоздалое обращение.

На Дальнем Востоке не встречал столько запущенных форм рака, как здесь. Причем там, за Уралом, люди вынуждены добираться до врача чуть ли не на телегах. Здесь, в Питере, надо пройти лишь несколько сотен метров.

Согласен, в муниципальных поликлиниках можно, сидя в очереди к врачу, и концы отдать. Но в то же время на незначительные вавки умудряются вызвать «Скорую», а тут чего-то стесняются.

Третью малочисленную группу составляли пациенты с остальными заболеваниями, включая и плановые операции.

Да, несмотря на загруженность, мы умудрялись оперировать и плановых больных. Только госпитализация их на отделение воплощалась в жизнь весьма странным способом. Эти больные приходили на отделение к 8–9 утра. Свободных мест обычно нет. Сидят в холле, ждут, пока кого-нибудь выпишут. Выписка осуществлялась не ранее 14–00 плюс-минус час. И все это время пациенты терпеливо ожидали, пока им освободят койку.