В нее-то и влились наши путешественники. На каждом шагу их ждали открытия, каждая улица таила в себе что-то интересное, необычное. Вот здесь, к примеру, археологи раскопали древнейшее поселение кривичей, относящееся к VI веку, в другом месте были обнаружены остатки деревянных мостовых, которые проложили в Смоленске еще в X веке. Немногим позднее здесь получили распространение берестяные грамоты. Впервые Смоленск был упомянут в летописи в 865 году.
Начало его богатой и славной истории тесно связано с варяжским торговым путем. Недаром гордый византийский император Константин Багрянородный из всех перевалочных пунктов этого столь протяженного пути особо выделял Смоленск. Сделав город столицей Смоленского княжества, князь Ростислав обнес его бревенчатой крепостной стеной, замененной на рубеже XV–XVI веков каменной.
Здесь, в верховьях Днепра и Западной Двины, на пути из Западной Европы в Москву, не раз терпели поражение нападавшие на русскую землю. Дорогой ценой заплатил за Смоленск Лжедимитрий, в 1609 году вторгшийся с польским войском в Россию. Обескровил Смоленск и «великую армию» Наполеона в 1812 году, что во многом предопределило победу русских войск при Бородине. В результате героической обороны Смоленска в первые месяцы Великой Отечественной войны фашистские дивизии оказались под Москвой значительно позже, чем рассчитывали, и это позволило нашему командованию сосредоточить силы для сокрушительного ответного удара.
В историческом музее на стенах специальной экспозиции фотографии знатных людей Смоленщины. Тут портреты космонавтов и авиаторов, путешественников и ученых, музыкантов и военачальников. П. К. Козлов, Н. М. Пржевальский, М. И. Глийка, О. А. Лавочкин, М. Н. Тухачевский, Ю. А. Гагарин… под стеклом лежали их личные вещи, печатные труды, письма.
Большая Советская улица вывела путешественников к центру города. Когда пересекали площадь, Володя обратил внимание на памятник Кутузову и позвал товарищей. Памятник отличался той благородной простотой, которая была присуща самому Михаилу Илларионовичу. Прославленный полководец задумчиво, как бы с надеждой взирает с высокого постамента на город и его новую жизнь, спокойная поза исполнена большого достоинства и внутренней силы.
Пенсионер, сидевший на скамейке, рассказал ребятам, что, когда фашисты захватили Смоленск, они свалили монумент с пьедестала и вместе с другим «металлоломом» отправили на переплавку в Германию. Эшелон этот, однако, не далеко ушел от Смоленска. В окрестных лесах действовали партизаны. Во главе одного из партизанских отрядов стоял комсомолец Владимир Куриленко. Вместе со своими боевыми товарищами он пустил под откос не один вражеский поезд. Та же участь постигла и эшелон, в котором везли памятник Кутузову. До конца войны состав так и пролежал под откосом. Затем его нашли и памятник вернули на прежнее место.
— А сам Володя Куриленко остался жив? — спросила Маша.
— Увы, нет. Во время одной из перестрелок он был смертельно ранен. После войны ему поставлен у нас памятник.
Перед высоким зданием гостиницы «Смоленск», от которой поминутно отъезжали автобусы с экскурсантами, студенты задержались у мемориальной доски с надписью:
На этом здании 25 сентября 1943 года воинами 931-й Смоленской стрелковой дивизии было водружено знамя освобождения г. Смоленска от немецко-фашистских захватчиков.
— Оказывается, здание-то историческое, — сказала Нина Николаевна и сделала пометку в походном дневнике.
* * *
Оставшись надолго один в лагере, Дружок заскучал и еще издали приветствовал своих друзей громким лаем. Таню он, подпрыгнув, лизнул прямо в лицо, прежде чем та успела увернуться.
На закате ребята, вытащив ушкуи на берег, занялись их осмотром. Днище обоих судов во многих местах оказалось сильно поцарапано. Кое-где облезла краска.
— Требуется небольшой текущий ремонт: ошкурить и заново прокрасить, — сказал товарищам Володя. — Давайте сразу примемся за дело, чтобы краска успела высохнуть до утра.
— А знаете, — сказала Нина Николаевна, — настоящие ушкуйники в старину тоже именно в Смоленске чинили и смолили свои суда. Отсюда и название города.
Вечером, перелистывая дневник, Нина Николаевна вдруг подсчитала, что они уже в пути ровно месяц.
— Володя! Зови всех сюда! — крикнула она Громову.
Знаменательное событие решено было отметить праздничным ужином.
В сгустившихся сумерках все уселись вокруг костра с кружками в руках, и Алла первая затянула:
Там, вдали, за рекой,
Загорались огни,
В небе ярком заря догорала…
Остальные тихонько подхватили припев.
Глава 7. На белорусской земле
Вниз по Днепру. Дачники из Дубровны. В Орше. Легендарная «Катюша». Юные помощники. У кургана Бессмертия. Могилевские предания. Новь старого города.
И вновь разматываются под килем судов водные версты. Древняя речная дорога ведет ушкуи все дальше на юг.
После Смоленска первый переход решили сделать до устья Катыни и заночевать на знакомом месте.
Дошли без приключений. Высокие днепровские берега надежно защищали костер от ветра, и пламя ровным столбом подымалось вверх.
Сережа напомнил товарищам, как они продирались тут через заросли к Днепру.
— Стоило попотеть, — обронил Саша, снимая с жерди над костром закипевший чайник.
— Ну теперь, слава богу, все испытания позади, — облегченно вздохнула Алла. — Волоки кончились, впереди большая вода.
— Волоков и вправду больше не будет, — согласился Володя, — но праздновать победу еще рано. Путь нам предстоит дальний, и случиться может всякое.
С этими словами Громов достал из рюкзака карту и стал измерять по ней курвиметром расстояние до Киева.
— Да, теперь плыть, вероятно, будет легче, — сказал он, подняв голову, — поэтому предлагаю с завтрашнего дня увеличить дневные переходы в среднем до семидесяти километров.
— А что, дело, — поддержал его Сережа. — Вниз по течению, под парусами, это вполне реально.
— В первой половине дня пятьдесят километров и после обеда еще двадцать-тридцать, — прикинул Саша.
На том и порешили, и Трофимову было поручено ежедневно производить расчет пройденного расстояния и намечать график движения на следующий переход.
* * *
Спать легли рано, и на другое утро первые лучи солнца, прорезавшие редеющий сырой туман, застали ушкуи уже в пути. Быстро скрылось за поворотом Днепра устье Катыни, и впереди распахнулись новые дали.
— Смотрите-ка, что это там?. — крикнул с носа флагмана Саша, указывая на правый берег реки.
У самой воды виднелись какие-то мохнатые животные.
— Кабаны! — воскликнул Женя, когда ушкуи подошли поближе.
Действительно, это были они. Завидя подплывающие суда с людьми, лесное семейство прервало водопой и мгновенно исчезло в прибрежном кустарнике. Только матерый секач на секунду задержался у зарослей, оглядываясь через плечо, а затем, недовольно хрюкнув, скрылся следом за остальными, с треском ломая на ходу сухие ветви.
— Ну надо же! И здесь кабаны. Совсем как в прошлом году под Холмом, — изумился Женя.
Временами лес уступал место обработанным полям и зеленеющим лугам. То на одном, то на другом берегу реки появлялись деревни, и тогда отовсюду сбегались босоногие ребятишки поглядеть на необычные суда.
Во второй половине дня 15 июля слева по борту показалась деревня. С берега путешественникам энергично замахали трое людей, а один из них сел в лодку и, запустив мотор, направился наперерез ушкуям.