И только одна мудрая старуха, которая сквозь сон слыхала страшную ночную песню, поняла, что произошло.

— Ее похитил колдун в наказание за гордость, — сказала она.

Рассвело уже, когда птица залетела в далекие края и опустилась на землю в незнакомом селении. И тотчас она превратилась в человека, а перепуганная Хебо узнала в нем путника, которого она прогнала с таким презрением.

— Узнаешь меня? — захохотал он зловеще.

— Айюе! Только не убивай меня! Прости!

— Теперь ты дрожишь, дрожишь передо мной, от которого воняет, как от дикого кота. Не бойся, я не убью тебя. Дикие коты убивают только курочек, женщин они не убивают…

— Прости меня, господин. Прости!

— Гм, посмотрите-ка на нее, какая смирная стала! Так вот, знай: отныне ты будешь спать со мной, только со мной! — И он ткнул себя пальцем в грудь. — Со мной, от которого воняет, как от дикого кота! Слышишь? И это в наказание за твою гордость!

Прошли годы, и человек-птица, ставший уже отцом троих детей, отправился вместе с женой и потомством в гости к семье Хебо. Родственники простили ему былую жестокость в приняла его, как и положено принимать гостей, очень радушно.

А Хебо в наказание за свое высокомерие была теперь осуждена на вечную покорность.

Было это очень давно, на просторных землях Кисамы, во владениях великого вождя Кимоны диа Зонги. Однажды вечером, когда пожилые люди сидели под сенью дерева, служившего днем убежищем от солнца, а в сумерки — местом дружеских бесед, когда молодежь веселилась при свете костров, всеобщее внимание привлек Мукиланго. Известный своей дерзостью и отвагой, он громко спорил с кем-то. Скоро вокруг него собралась толпа. Танцы прекратились. Барабаны смолкли.

— Ну, а вы как думаете, — спросил он подошедших, — что больнее — рана или горе?

— Рана больнее! — закричали одни.

— Горе больнее! — закричали другие.

И юноши, и девушки — все стали спорить:

— Если тебя ударить ножом, разве ты не заплачешь, не закричишь?

— От раны болит только тело! А от горя — сердце!

Тогда Мукиланго, очень довольный тем, что вызвал горячий спор, решительно сказал:

— А я вам говорю, что горе всегда причиняет большее страдание, чем рана! Боль от раны, даже очень глубокой, можно вытерпеть, не заплакав и не закричав. Но если постигнет тебя горе, не сможешь удержаться — заплачешь! И не спорьте больше, я прав. Даже если наш великий вождь скажет мне, что я не прав, я докажу ему, что говорю истину. У кого будет горе, тот вспомнит меня!

Кто согласился молча, кто поспорил еще немного, но загремели барабаны, и молодежь снова стала танцевать.

На следующий день один из старейшин, который слышал этот спор и слышал, что говорил Мукиланго, рассказал обо всем вождю Кимоне диа Зонге.

Вождь внимательно выслушал его, сначала задумался, а потом расхохотался. Прекрасная мысль пришла ему в голову:

— Вот возьму-ка я и докажу этому Мукиланго, что раны куда больнее, чем горе!

— Да, великий вождь, ты, как всегда, прав! — почтительно согласился старейшина. — Этого парня надо проучить. Он уж очень дерзок и непослушен!

И вот, чтобы придать наибольшую торжественность суду над Мукиланго, великий вождь позвал еще двух вождей, Кикулимоне и Бомбе, которым принадлежали соседние земли.

— Как вы думаете, могучие мои соседи, прав я, что хочу проучить этого парня? Разве допустимо, чтобы какой-то дерзкий малый думал иначе, чем я. Это вольнодумство к добру не приведет.

И вожди склонили головы в знак согласия. Действительно, парень ведет себя дерзко. Надо его проучить, да так, чтоб надолго запомнил.

За Мукиланго был отправлен гонец.

— Великий вождь велит тебе немедленно явиться к нему, — грозно сказал посланец вождя, а чтобы юноша не сомневался в том, что он действительно прислан самим вождем, он показал особый знак у себя на груди, подтверждающий истинность его слов.

Мукиланго в это время работал на своем кусочке поля. Он сразу отбросил в сторону мотыгу, вытер руки, поправил набедренную повязку и последовал за гонцом. Он шел по дороге и недоумевал, зачем его зовет великий вождь. Он спросил у гонца, но тот ничего не знал.

Под огромным деревом, растущим в центре селения, три вождя — сам великий вождь Кимона диа Зонга и Кикулимоне и Бомбе — сидели на черных деревянных тронах. Головы их были украшены перьями священных птиц, бедра прикрыты леопардовыми шкурами. А вокруг, держа в руках посохи, сидели прямо на земле старейшины и советники.

— Так ты утверждаешь, что боль от горя сильнее, чем от раны? — грозно вопросил Кимона диа Зонга перепуганного Мукиланго.

Не зная, что и думать, не понимая, почему его привели на это великое собрание, юноша молча стоял перед вождем. Люди, прибежавшие на призыв рогов, смотрели на Мукиланго, теряясь в догадках. Так и не дождавшись ответа, один из советников повторил вопрос:

— Слушай, Мукиланго, великий вождь спрашивает тебя, что больнее — рана или горе?..

И тогда в голове у Мукиланго вдруг все прояснилось. Он вспомнил о вчерашнем споре.

— Да, великий вождь! — И Мукиланго склонился перед вождем и робко произнес: — Горе больнее, чем рана!

Тогда, торжествующе взглянув на своих собеседников, великий вождь язвительно сказал:

— Ну что ж! Придется нам доказать тебе, что рана больнее горя! Ты сейчас сумеешь в этом убедиться.

Тогда, испугавшись угрозы, Мукиланго неуверенно пробормотал:

— Великий вождь, но ты ведь знаешь, есть такая пословица: горе больнее раны…

— Да, да, я знаю эту пословицу, но в твоем возрасте этого знать не полагается! Если сейчас, когда ты молод и ничего еще толком не умеешь делать, ты, дерзкий, думаешь иначе, чем я, утверждаешь то, чего не испытал сам, так как же будешь мыслить потом? Нет, ты опасный человек! Я должен наказать тебя, чтобы и другим неповадно было. А то люди перестанут уважать вождя. Где это видано, чтобы с ним спорили! А сегодня ты выучишь другую пословицу. Ты узнаешь, что раны больнее, чем горе!

И великий вождь приказал стражникам связать Мукиланго и как следует наказать его кнутами.

И все, кто был на этом великом собрании, одобрили приговор вождя, хотя и не очень искренними, но громкими криками:

— Правильно ты поступил, великий вождь! Так ему и надо!

Наступила ночь. И тут же, под огромным деревом, засвистели кнуты. Долго хлестали Мукиланго, пока на спине его не появились кровавые полосы. Бедный юноша, как ни старался, не смог сдержаться — застонал.

И великий вождь Кимона диа Зонга, гордо завернувшись в леопардовую шкуру, счастливый, что так хорошо проучил дерзкого парня, отправился домой.

Прошло несколько месяцев. И однажды по селению пронесся слух: любимая дочь вождя, красавица Кандало, забеременела.

— Откуда у тебя такой живот? Как я теперь буду смотреть людям в глаза? — упрекала девушку мать.

Но, горько плача, дочь возражала:

— Какой живот? Откуда он возьмется, ведь у меня нет мужа!

А живот у девушки действительно все увеличивался. Как могло это случиться? Так оберегали девушку, так охраняли! Если бы за дочерью вождя не присматривали так усердно, может быть, никто не удивился бы, что Кандало оказалась в таком положении. Но ведь она никогда и никуда не выходила из дому одна! Куда бы Кандало ни шла, за ней по пятам следовала или родная мать, или какая-нибудь другая жена вождя, заслуживающая доверия.

— Но я никогда не оставалась наедине с мужчиной, вы это хорошо знаете! — уверяла, рыдая, Кандало.

Но люди продолжали интересоваться:

— А тогда откуда живот?

И вот, отважившись наконец, старшая жена сообщила о случившемся вождю. Страшная новость уязвила его в самое сердце. Гордость его была задета. Как посмели жены так плохо охранять его любимую дочь?! Бели Кандало никогда не оставалась одна, как могла она забеременеть?

— Лентяйки! Негодницы! Почему плохо стерегли ее? Какой позор! Моя дочь беременна! Я узнаю, кто этот разбойник! И он поплатится жизнью!