— Кирилл Васильевич! — позвал своего дядюшку Аркадий.

Никто не ответил. Мне, да думаю и не только мне, сделалось не по себе. Все это было как-то странно и не по-русски. Редкий человек мог принудить гостей ждать неизвестно чего в темных сенях.

— Это как-то непонятно, — извиняющимся тоном проговорил Аркадий. — Кирилл Васильевич, вы где? — позвал он, потом задал вопрос непонятно кому: — Где здесь выход?

Однако Александр уже опередил его и пытался открыть входную дверь.

— Кажется, нас заперли, — спокойным голосом сообщил он. — Наверное, случилась какая-нибудь ошибка.

— Мне почему-то страшно, — произнесла Юлия и взяла меня за руку.

— Не нужно ничего бояться, — как мне показалось, не очень уверено сказал Аркадий, — сейчас все разъяснится.

— Аркаша, у тебя, кажется, с собой было огниво? — окликнул товарища поручик.

— Есть, — радостно сказал прапорщик и тут же начал высекать огонь. Искры, после удара стали о кремень, в полной темноте были похожи на праздничный фейерверк. Аркадий ловко раздул трут, который засветился красным угольком.

— А где взять свечу? — растеряно спросил он.

— У меня есть свеча в ридикюле, — радостно сказала Юля, — я собиралась ее поставить перед иконой святого Николая. А так просто церковную свечу зажигать не грех?

— Нет, — первым ответил я, — дай ее прапорщику.

Юля переместилась в сторону Аркадия, и вскоре появился слабый огонек, едва осветивший обширные сени. Кроме нас, в них никого не оказалось.

— А куда делся Кирилл Васильевич? — опять непонятно кого спросил Семядольный.

— А вы уверены, что хозяин дома — ваш родственник, — спросил я.

— Но крестьянин направил нас именно сюда, — ответил он. — К тому же Кирилл Васильевич вспомнил мою матушку.

— Я в этом не очень уверена, — сказала я. — А что делал тот крестьянин на сжатом поле?

— Ворошил солому, — убитым голосом отозвался прапорщик.

Сушить солому под дождем было круто, но никто из нас вначале не придал этому значения

— Как вы его спросили о своей родне?

— Так и спросил, где проживает помещик Мысовский.

— И крестьянин тут же рассказал, как сюда проехать?

— Да, — почти неслышно ответил Аркадий, и было видно, как свеча дрожит в его руке.

— Иди сюда, посвети, — попросил товарища Александр, — посмотрим, куда мог исчезнуть хозяин.

Они подошли к входу и осмотрели стену рядом с дверью. В боковой стене оказалась неприметная узкая дверка. Она, как и входная дверь, была заперта снаружи.

— Понятно, — сказал я.

— Что понятно? — дрожащим голосом спросила Юля.

— То, что мы попали в мышеловку. Господа, у вас есть с собой какое-нибудь оружие?

— У меня во вьюке есть пистолет, — ответил Аркадий, — но вьюк-то на лошади.

— У меня только дорожный нож, — сказал Александр, как мне показалось, невольно подчиняясь моему решительному тону.

Увы, решительным у меня был только голос. Я сам пребывал в полной растерянности, совершенно не представляя, что нас может ожидать.

И еще, я был совершенно безоружен: пистолет, сабля и шпага находились в сундуке, привинченном к коляске.

Правда, при ней был еще и Иван, но он был не в курсе того, что с нами происходит, и вполне мог, как и мы, попасть впросак.

— Мальчики, — попросил я, — встаньте около дверей, и как только кто-нибудь войдет, заходите ему за спину. В крайнем случае, бейте кулаком сзади в шею.

— Но, я думаю, никто не посмеет нас обидеть! В конце концов, мы находимся в тридцати верстах от столицы! — патетически воскликнул Аркадий. — И мы русские офицеры!

— Не шуми, Аркаша, — перебил его Полибин. — Лизонька права, никто не знает, что мы здесь, и никто не станет нас тут искать. Мы же едем не на почтовых лошадях, а на своих.

— Нас убьют и ограбят? — дрожащим голосом спросила Юлия.

— Или наоборот, — пошутил я. — Скорее к двери, сюда кто-то идет!

Артиллеристы бросились к внутренней двери, У Аркадия мигнула и погасла свеча. Впрочем, она нам больше не понадобилась. С другой стороны лязгнул металлический затвор, и в сени вбежало шестеро вооруженных людей. Офицеры попытались оказать сопротивление, но на них навалились, смяли и повалили на пол. Мы с Юлей отшатнулись к противоположной стене и смотрели, как связывают наших защитников.

Нападавшие, по виду, были людьми того же типа, что и подручные трактирщика Поликарпа, уже не крестьяне, но еще не горожане. Такой психотип, видимо, не мог найти себе применения ни в крестьянстве, ни в ремесленничестве. Такие люди, если получалось, уходили в казаки, если нет, превращались в обитателей городского дна, или занимались разбоем на большой дороге.

Когда все было кончено, в сени вошел предводитель. Он скользнул взглядом по сторонам и приказал поднять офицеров на ноги. Наши спутники были растерзаны, но держались мужественно.

— Вам это даром не пройдет, — сказал Полибин хозяину, стряхивая с плеча руку одного из нападавших.

Аркадий просто гневно смотрел на предводителя, прикусив от бессильной ярости до крови губу. Однако человека с половиной лица это ни мало не смутило. Он повернулся к пленникам спиной и бросил через плечо своим помощникам:

— Посадите пока их в подвал, а женщин отведите в левую башню. И глаз с них не спускать. Кто до меня прикоснется к ним, — он кивнул на нас с Юлией, — убью на месте. Вам тоже достанет ими потешиться.

Мне такой оборот дела совсем не понравился, но, как благонравная девица, я помолчал и не вступил в пререкания.

Офицеров подхватили под руки и потащили наружу, а нам приказали идти самим. Я пожал плечами и молча подчинился. Юля, всхлипывая, пошла следом за мной. Мы поднялись по очень крутой лестнице до самого верха дома и попали в небольшую шестиугольную комнату, с узкими окнами-бойницами на каждой стене. В ней была только одна лавка и небольшой стол, грубо срубленный из толстенных тесаных досок. Об удобствах проживающих здесь особенно не заботились.

Как только мы вошли, за нами тотчас закрыли дверь, и снаружи лязгнул засов. Я сразу же подошел к одному из окошек. Оно было узким, не больше пятнадцати сантиметров шириной, и из него открывался вид на небольшой участок двора и ворота. Пролезть сквозь него нельзя было и помыслить.

Оставив Юлю рыдать на лавке, я обошел все окна и, в первую очередь то, через которое был виден вход в дом. Нашей коляски там уже не было, как и коней офицеров. Иван тоже исчез: его, видимо, как и нас задержали.

— Что теперь с нами будет? — спросила Юлия, когда немного успокоилась.

— Не бойся, как-нибудь выкрутимся, — уверено ответил я, хотя сильно в этом сомневался. — Нам с тобой пока ничего не грозит.

— Они убьют Аркашу? — спросила Юля и вновь заплакала.

— Думаю, что нет, — соврал я. — Если бы хотели убить, то сделали бы это сразу.

— А кто эти люди, и что им от нас нужно?

— Обычные разбойники с большой дороги. Заманивают под разными предлогами путников и грабят.

— А мы с тобой им зачем?

На такой дурацкий вопрос я отвечать не стал.

— Покажи, что у тебя есть в ридикюле, — попросил я девушку.

Юля отдала мне свою парчовую сумочку в форме торбочки, и я высыпал все ее содержимое на лавку. К сожалению, почти ничего полезного в ней не оказалось. Однако кое-что, в частности шпильки, я отложил.

— А ты что ищешь? — спросила Юлия.

— Пока не знаю, но нам с тобой необходимо добыть оружие.

— Зачем? Мы скажем разбойникам, что едем на богомолье, и они нас отпустят? — сказала она, видимо, пытая так себя успокоить. — Ведь мы женщины и ничего плохого им не сделали!

Такое обобщение заставило меня невольно улыбнуться.

— Ты не против, если я поломаю твой черепаховый гребень? — спросил я товарку.

— А зачем его ломать? Он ведь почти новый!

— Сделаю из него нож, будет хоть какая-то защита.

— Нож, а как?

— Вот так, — ответил я, вставил край гребня в щель лавки и обломил его. Получилась узкая десятисантиметровая черепаховая пластина с острым концом. Если ею нанести сильный удар в шею или глаз, можно было серьезно поранить противника.