Путь Итиль-Булгар шел степями и составлял около 1000 км, что дает день пути в 35 км, соответствующий многим другим сведениям о нормальном купеческом продвижении. Он близок к арабскому «легкому» дню пути[42]. Путь из Булгара в Русь и в столицу Руси — Киев определен в станциях — «манзилях». Его протяженность около 1400–1500 км.

В обычных, стандартных для всех эпох, днях пути по 35 км это значительное расстояние должно быть выражено 40–43 днями пути непрерывного движения, но у Идриси применена иная мера — станция — манзиль. Расстояние между станциями оказывается равным 70–75 км; оно никак не может быть пройдено за сутки пути в условиях длительного полуторамесячного хода купеческого каравана. А между тем у арабских авторов есть еще слово, обозначающее не самую станцию, а расстояние между двумя станциями, весь переход от станции к станции — «мархала», ошибочно принимаемое иногда за «день пути»^{378},[43]

Путаница дня пути (35 км) и расстояния между станциями (70–75 км) может быть объяснена существованием такого понятия, как «дневка», суточный отдых после 2–3 дней марша, применявшегося в русской армии в XVIII в. Большие расстояния могли исчисляться количеством потребных «дневок» в 70–85 км. Болгарский переводчик Идриси Б. Недков, введший в научный оборот софийскую рукопись «Услады путешествующих», отмечает, что «манзиль» — это почтовая станция, отстоящая от соседних на 7–8 часов пути; протяженность пути от станции к станции исследователь не определяет^{379}. Кажущееся противоречие (два дня пути приравниваются к 7–8 часам движения), на мой взгляд, легко устранимо. Расстояние между двумя почтовыми станциями определялось семью — восемью часами быстрой езды всадника-гонца, сменявшего коней (основного и «поводного», когда он ехал «о дву конь») на следующей станции. В таких условиях гонец мог весь путь проделать рысью, делая по 10–11 км в час, что и составит за день его пути в 7–8 часов движения 70–80 км, т. е. именно то, что и получилось в результате перенесения данных Идриси о пути Булгар-Киев (20 станций на 1400–1500 км дороги) на карту. Гонец или всадник без обоза мог преодолеть путь из одной столицы в другую за 20 суток при условии смены коней на каждой станции. Купцы же, шедшие «с бремены тяжкими» на своих постоянных конях со скоростью в 35 км в день, вынуждены были делать промежуточные ночевки между двумя «почтовыми станциями», а в самих станциях, возможно, устраивать и «дневки», т. е. дополнительный суточный отдых, который вполне мог быть использован как торговый день в том пункте, где организована станция (русское «стан», «становище») для гонцов.

Весь купеческий путь от Булгара до Киева должен был занять полтора-два месяца, что вполне соответствует одному месяцу пути для более короткой дороги от Булгара в Итиль.

Наличие станций-станов было, очевидно, достаточно прочным бытовым явлением не только на родине восточных купцов, но и в посещаемых ими русских землях, что свидетельствовало о налаженности (не без участия государства, надо думать) магистральных торговых путей — «гостинцев», как их называла Русская Правда.

Путь Булгар-Киев разделен восточными географами, вероятно, со времен Джейхани (ок. 900) на две половины — восточную, булгарско-мордовскую, и западную, русскую. Восточная половина пути описана в полном соответствии с действительностью: «Путь в эту сторону (к славянскому пограничному городу) идет по степям (пустыням?) и бездорожным землям через ручьи и дремучие леса» (Ибн-Русте).

Едва ли здесь существовали в IX–XII вв. хорошо организованные станции; возможно, что с этим и связано редко употребляемое Идриси выражение «приблизительно 20 станций». Приблизительность (environ) вполне согласуется с безлюдностью и лесами и могла означать расчет общего расстояния по итогу времени пути.

Иное дело западная, русская, половина пути. Здесь мы вправе начать поиск «станций» среди русских городов и городков Х-XII вв. Поиск следует вести в восточном направлении от единственной достоверной точки, от Киева. Первая станция приходится на верховья р. Супоя (часто бывавшее местом сбора русских войск) в 75 км от Киева; вторая — на древний город Прилук (упом. в 1084) в 60 км от Супоя. Третьей станцией будет известный нам Ромен (у Идриси — «Армен»), около которого от пути Булгар-Киев ответвлялся путь на юг, к Полтаве и устью Ворсклы, где была знаменитая переправа Переволочна («Барасанса» Идриси, в двух днях пути южнее Полтавы) в 5 днях пути от Олешья в устье Днепра. Ромен отстоит от Прилука на 78 км. Четвертая станция — близ с. Межиричи, пятая — у Белогорья, где известны курганы и городище X в. (кроме местных вещей, там есть привозные из Прикамья). В 78 км от Белогорья находилась шестая станция — Обоянь. В промежутке между пятой и шестой есть огромное городище «Гочевок», служившее опорным военным пунктом этого наиболее опасного участка пути. В Гочевском городище тоже есть вещи волго-камского происхождения, а также булгарское подражание диргему^{380}.

Восточнее Обояни в нашем распоряжении нет надежных археологических данных, но зато есть два замечательных топонимических ориентира на том же пути Киев-Булгар: в 70 км от Обояни есть село Истобное, а в 70 км от него еще одно село с таким же названием. Названия сел происходят от древнерусского «истъба», «истобка», означающего «теплое помещение», «изба», а в данном случае соответствуют понятию «теплый стан», «караван-сарай»[44]. Вполне вероятно, что удаленные от основных Русских земель восточные станции (№ 7–8) имели только нарицательные названия, отражавшие их основную функцию. В 70 км восточнее Истобного и на самом краю славянских земель, восточнее Дона, на р. Воронеже находится последнее славянское городище IX–X вв. — Михайловский кордон. По своим размерам (периметр стен свыше 2 км) оно равнялось одному из крупнейших городов Волжской Булгарии — Сувару. Не это ли «первый с востока славянский город»?

Ни одним из приведенных выше сведений, извлеченных из текста Идриси,востоковеды не воспользовались.

Данными Идриси востоковеды, возможно, пренебрегали на том основании, что этот географ времен Юрия Долгорукого был хронологически отдален от эпохи древних русов IX–X вв., но труднее объяснить умолчание о «Геродоте Востока», современнике Игоря Старого, — Масуди, писавшем о русах на два столетия ранее Идриси, в 947 г., и тоже располагавшим работой Ибн-Хордадбеха и других ранних авторов.

А.П. Новосельцев в своей подборке восточных сведений (ценной рядом новых переводов) упомянул Масуди лишь попутно, в примечании о Кавказских горах^{381}. А между тем Масуди сообщает интереснейшие сведения о южных поселениях русов на берегах «моря Найтас» (искаженное Понтос — Черное море), которое он в полном согласии с русской летописью называет «Русским морем» («никто, кроме русов, не плавает по нему, и они живут на одном из его берегов»). Русы «образуют великий народ, не покоряющийся ни царю, ни закону. Между ними находятся купцы, имеющие сношения с областью Бургар»^{382}. Эти сведения Масуди стали уже хрестоматийными^{383}.

В других местах своего сочинения Масуди говорит о мореплавателях, плававших в страну русов и булгар по Черному морю, и дает интереснейший перечень причерноморских народов (глава XIII) с запада на восток: булгар (Дунайская Болгария), русы, баджни и баджнак («печенеги хазарские», известные по «Худуд ал-Алем») и баджгурд (мадьяры). Русы, по Масуди, локализованы там, где русская летопись помещает уличей и тиверцев: «седяху по Дънестру и приседяху к Дунаеви», достигая Черного моря.