Исторически самым важным выводом СИ. Дмитриевой является точна доказанное утверждение, что сохранившиеся былины связаны только с новгородской колонизацией, только с продвижением новгородцев на Север. «Там, где преобладали низовские переселенцы из Ростово-Суздальской и Московской земель, былин нет. Это позволяет сделать важный вывод, что к XIV–XV вв. (время усиленной крестьянской колонизации) в Ростово-Суздальской земле былин уже не было». Можно предположить, продолжает исследовательница, «что к XIV–XV вв. былин не было на всей территории Руси, кроме Новгородской земли… известная нам былинная традиция является новгородской интерпретацией русского эпоса»^{347}.

С этим выводом С.И. Дмитриевой необходимо соотнести всю историю наших былин, которая оказывается в свете этих данных не полной историей, а лишь теми частями былинного творчества, которые были восприняты в свое время Новгородом. Как увидим далее, это полностью подтверждается хронологическим расчленением былинного эпоса: в Новгород попадали только те южнорусские циклы былин и отдельные былины, которые были сложены во время наиболее прочных и тесных связей Киева с Новгородом.

В отношении первого киевского цикла былин с богатырями Доб-рыней и Ильей Муромцем вопрос ясен: новгородские воины сами были участниками событий времен Владимира I; они жили в крепостях на Десне и Суле, они отражали нападения печенегов, они могли плавать по синему морю на «Соколе-корабле», они, вероятно, участвовали в праздничных, победных пирах киевского князя. Былины об этом времени при помощи самих же новгородцев могли попасть на их родину, в Новгородскую землю, еще при жизни Владимира Святославича, чем и объясняется как целостность этого цикла, так и малочисленность иных, более ранних эпических произведений русского юга, мало интересовавших северных новгородцев.

Эпоха Ярослава Мудрого, враждебно относившегося к новгородцам и иногда предпочитавшего им наемных варягов, почти совершенно не отражена в былинах. Если имя Ярослава нередко упоминается в скандинавских сагах, то в былинах его нет совершенно. Единственная былина, хронологически приходящаяся на княжение Ярослава (но с именем князя Владимира), — это былина о Соловье Будимировиче, в которой А.И. Лященко справедливо видел поэтический рассказ о сватовстве норвежского короля Гаральда Прекрасноволосого к русской княжне Елизавете Ярославне и о приезде его в Киев ко двору великого князя. Королевская эскадра плыла через «синее море Вирянское» («Варяжское» — Балтийское) по рекам Новгородской земли:

Эту эскадру в 30 или 90 кораблей в Новгороде должны были видеть в 1044 г. дважды: когда Гаральд плыл в Киев и обратно. Былина о Соловье Будимировиче (символическое имя намекает на поэтический талант Гаральда) была одной из первых известных нам новеллистических былин без героического содержания, а лишь с опоэтизированными дворцовыми церемониями.

Молчание дошедших до нас былин о времени Ярослава объясняется не только тем, что мы смотрим на это время сквозь новгородскую призму, но и тем, что события Ярославова княжения резко отличались от событий конца X в.: печенежский натиск был уже остановлен, а Ярослав начал свою карьеру десятилетней усобицей, не оставившей ни благодарной памяти в народе, ни следа в эпосе.

В былинном фонде одиноко существует не связанная ни с каким циклом былина «Глеб Володьевич» о походе русских на Корсунь в 1076 г. Под князем Глебом здесь подразумевается, очевидно, представитель черниговской династии Глеб Святославич, княживший в Новгороде свыше десяти лет. Вероятно, его окружение и принесло на новгородский Север эту южнорусскую былину.

После семидесятилетнего молчания (или отсутствия у нас сведений) в Киеве создается второй цикл героических былин, связанный с небывалым нашествием новых степных врагов — половцев. Хан Шарукан в 1068 г. обрушил на Русь огромное войско, разбившее соединенные силы русских князей:

Былины сохранили неопровержимое доказательство того, что, несмотря на наименование врагов Руси татарами, речь в них идет о половецких войсках:

Здесь дана генеалогия целой династии ханов Шаруканидов: Шарукан («Кудреван»), его сын (а не зять) Атрак и его внук Кончак.

С нашествием Шарукана связано знаменитое восстание в Киеве в 1068 г., завершившееся изгнанием князя Изяслава и избранием киевлянами на великокняжеский стол жертвы усобиц, полоцкого князя-волхва Всеслава, при котором половцам был дан отпор. Былина о Всеславе («Волх Всеславьевич») сохранилась хорошо и сберегла даже мифологический орнамент, так созвучный князю-оборотню. Возможно, что былиной воспользовался автор «Слова о полку Игореве» для характеристики полюбившегося ему князя Всеслава. В целом же этот цикл сохранился очень плохо. Его связь с восстанием, с освобождением Всеслава из тюрьмы, с выпадами против проигравшего битву великого князя — все это позволяло наслаиваться новым острым социальным ситуациям на старую основу XI в. и в Новгороде, воевавшем с князьями, и в Московской Руси XVI–XVII вв. с ее городскими восстаниями. Многие эпизоды и герои излишне демократизировались, и в Василии Пьянице, освобождаемом из тюрьмы ради защиты Киева, уже нелегко узнать давно забытого Всеслава. Кроме реальных героев, здесь уже начали действовать условные, обобщенные герои вроде Ильи Муромца. Этот цикл былин обычно обозначают как «Ссору Ильи с князем». Связь его с событиями 1068 г. предположительно установлена автором этой книги.

Новые героические времена наступили для Руси в конце XI — начале XII в., когда Владимир Мономах, владея пограничным Переяславским княжеством, вел упорные победоносные войны с самыми могущественными половецкими ханами — Шаруканом Старым, Боняком Шелудивым, Атраком, Сутрой, Туторканом, Итларем. Имена всех этих ханов есть в былинах. Тугоркан превратился в Тугарина Змеевича, Сугра — в Скурлу, а Итларь — в Идолище Поганое, убитое в княжеском дворце.

Здесь появляется новый богатырь, имя которого оказалось уже в XVI в. закрытым позднейшим именем ростовского храбреца Алеши Поповича. Но в дошедших до нас былинах, как на известной картине В.М. Васнецова, действуют одновременно и даже входят в сложные взаимоотношения друг с другом все три русских богатыря: Добрыня Никитич и Илья Муромец, прототипы которых жили в конце X в., и Алеша Попович, реальный прототип которого был современником Мономаха на рубеже XI и XII вв. То обстоятельство, что героем и центром этого третьего, южнорусского, цикла стал Владимир Мономах (в 1113–1125 гг. великий князь Киевский), способствовало рождению еще одного эпического условного героя — Владимира Стольнокиевского, в котором несомненно слились черты и Владимира I и Владимира II.

Былины Мономахова цикла содержат наибольшее количество точных хронологических примет. Все приведенные выше примеры датировочных расчетов взяты именно из этого цикла.

Широкое проникновение былин этого цикла на новгородский Север (без чего мы не получили бы этого цикла) объясняется тем, что в Новгороде на протяжении 40 лет княжили сын и внук Владимира Мономаха (с 1095 г. — Мстислав Владимирович, ас 1117 по 1136 г. — его сын Всеволод Мстиславич). Мстислав Владимирович, несмотря на свое пребывание в Новгороде, принимал участие в важнейших сражениях на киевском юге: он был в битве под Лубнами в 1107 г. (см. былины, связанные с Данилой Игнатьевичем), в знаменитом походе 1111 г. под Шарукань и Сугров (ныне в районе Харькова). Снова новгородские дружины могли принимать участие в героических делах юга, завершившихся разгромом половцев и изгнанием их к низовьям Дона и за Кавказские горы.