– Главное для нас – Катанья, к нему все и сводите. Боюсь, что, расследуя мафиозные дела, итальянские коллеги в конце концов отодвинут на задний план убийство Сигуана. Вы должны тысячу и один раз возвратиться к связям этих типов из каморры с фабрикой Сигуана. А еще – тяните из них сведения про местопребывание Марианны Мадзулло.
– Не беспокойтесь, инспектор, я постараюсь сделать так, чтобы как можно больше внимания было уделено нашему делу.
– Договорились. Может, это прозвучит и некорректно, но пусть они хоть всю каморру целиком арестуют, нас это мало волнует, нас интересует совсем другое.
Гарсон отбыл на следующий день. Я осталась одна, но тревога меня не отпускала. И хотя все предусмотренные законом процедуры выполнялись без промедления, я только через день смогла допросить обоих подозреваемых. Из Италии были получены копии результатов проверки счетов, которые доказывали участие магазина “Нерея” в отмывании денег. Сангуэса работал над финансовыми документами, моя же роль во всех этих хлопотах практически сводилась к нулю. Коронас по согласованию с начальством все силы нашего комиссариата бросил на дело мафии, которое теперь приняло международный масштаб, расследовалось совместно с итальянской полицией и невероятно широко освещалось прессой. Убийство же Адольфо Сигуана, то самое вновь открытое дело, которое нам пока так и не удалось довести до конца, как будто уже никого не интересовало. Ну и пусть! Я все равно буду им заниматься.
Допрос следовало начинать, имея продуманный план, который помог бы мне добиться признаний, однако запасы моих стратегических возможностей уже давно иссякли. Я решила побеседовать с каждым по отдельности – и первым будет Рафаэль Сьерра.
Нетрудно было заметить, насколько плохо он выглядел. Его и без того тощее тело от переживаний словно еще больше усохло, под глазами залегли черные круги. В комнате для допросов находился также его адвокат. Я посмотрела на них весьма недобрым взглядом. Потом положила перед ними копию подробного отчета Сангуэсы.
– Все это с полной очевидностью доказывает участие “Нереи” в отмывании денег неаполитанской каморры.
– Комиссар поставил нас в известность, что мой клиент будет допрошен завтра. Не думаю, что вам есть смысл дублировать этот допрос.
Я глянула на адвоката, как смотрят на назойливое и весьма противное на вид насекомое.
– Хорошо, в таком случае вы можете удалиться, а мы с вашим клиентом побеседуем с глазу на глаз. Пожалуй, вашему клиенту такой вариант пойдет только на пользу.
Они обменялись взглядами, и, к моему удивлению, адвокат поднялся и вышел из комнаты. Когда мы остались одни, Сьерра едва слышно проговорил:
– Адвокат сообщил мне, что намерен отказаться от моей защиты. Он предпочитает держаться подальше от всего, что имеет хоть какое-то касательство к мафии.
– Может, вы хотите попросить другого защитника? Бесплатного? Вы имеете на это право.
Он печально помотал головой. Все указывало на то, что он готов давать показания. Я села, а он, не дожидаясь вопросов, начал:
– Ввязался в эту безумную авантюру сам Адольфо. А я не стал с ним спорить и выполнял его волю, как делал всю свою жизнь.
– Адольфо Сигуана уже не было в живых, когда вы с Нурией открыли магазин. Расскажите подробно о том, как все происходило, Рафаэль, для вас это последняя возможность рассказать правду. Мы ведь уже располагаем исчерпывающими доказательствами вашей вины.
Нервы его не выдержали, он вдруг заговорил торопливо, жалобным тоном:
– Если у вас имеются все доказательства, чего вы хотите от меня?
– Чтобы вы сами объяснили, как это случилось. Уверяю вас, чистосердечные признания облегчат на суде вашу вину.
– А какое вам дело до того, что со мной будет на суде?
– Суд станет для вас очень тяжелым испытанием, Рафаэль, вам грозит обвинение в убийстве.
– Вы с ума сошли!
– Следите за тем, что вы говорите! Нет, я не сошла с ума! Мы ведь знаем, как все было: Сигуан, запутавшись в долгах, пошел на сотрудничество с мафией. Какое-то время спустя он неизвестно почему решил от этого отказаться. Его отказ не устраивал каморру, и его убили. Как вы, так и Нурия были в курсе дела и после убийства Сигуана смогли без помех продолжать работать на мафию. Когда было решено возобновить расследование убийства, возникли некие сложности, и пришлось пойти на новые убийства, чтобы правда не выплыла на поверхность. Дошла очередь и до Катаньи – его смерть стала последней точкой.
Сьерра заплакал и стал, сам того не замечая, с такой силой отрицательно мотать головой, что слезы, ручьем лившиеся из его глаз, полетели во все стороны.
– Никогда, никогда мы не позволили бы убить дона Адольфо! Это не каморра, не они! Это простое совпадение – дона Адольфо убил жалкий сутенер, убил самым абсурдным образом. Никто из нас не имел к убийству никакого отношения.
– И у вас хватает совести говорить это? Вы уже забыли, что “жалкого сутенера”, как вы выражаетесь, заменил в нужный момент и в нужное время некий итальянец?
– Мне ничего об этом не известно, поверьте, ничего. Узнав про итальянца, я вообще перестал что-то понимать…
– А вот ваша компаньонка, надо полагать, все поняла правильно.
Мои слова его возмутили, он смотрел на меня с ужасом.
– Как вы можете так говорить? Это ведь ее отец! И Нурия обожала его, обожала…
– Однако она, судя по всему, не слишком торопилась помочь нам прояснить эту историю.
– А что она могла сделать? Ее так же, как и меня, поражал каждый новый факт, добытый вами после возобновления расследования.
– Вы, по всей видимости, готовы до конца выгораживать дочь своего шефа? Но ведь тогда обвинение в убийстве падет на вас одного.
– Нурия ничего не знала, инспектор, клянусь честью.
Я встала и, не произнеся ни слова, вышла. Этот идиот так и не пожелал сказать ничего, что могло бы меня заинтересовать. Его признание в связях с каморрой сейчас уже мало что давало. Я спрашивала себя, почему он уперся, почему выгораживал Нурию, хотя такое поведение безусловно вредит ему самому. Интересно, они и вправду были любовниками или мне это только почудилось? У меня даже мелькнула мысль, что Сьерра, возможно, и не врет. А вдруг он и вправду не знал, что мафия решила ликвидировать его шефа? Но ведь трудно поверить в то, что он, как и Нурия, сразу же, без тени сомнения, принял первую же, и такую шаткую, версию убийства Сигуана.
Мне нужно было сохранять хладнокровие, но сейчас состояние мое оставляло желать лучшего, нервы совсем разгулялись, поэтому я решила перенести допрос Нурии Сигуан на следующий день. И ведь никто этого даже не заметит; на самом деле все настолько поглощены делом барселонской каморры, что я могла бы прямо сейчас спокойно отправиться домой. Я осмотрелась по сторонам, меня здесь вроде бы и не было. Потом потихоньку надела плащ и вышла на улицу.
Когда я переступила порог своего дома, Маркос еще не вернулся. Я чувствовала себя довольно усталой, но мне вдруг непонятно почему захотелось что-нибудь приготовить. Я заглянула в холодильник: лук-порей, помидоры, баклажаны, кукуруза… Не так уж и плохо, что-нибудь можно придумать… Я резала овощи, а заодно под самый корень отрезала и все мысли о работе. Я начала что-то напевать, и мне стало лучше. Когда все овощи оказались в кастрюле с кипящей водой, зазвонил телефон. Это был Уго, мой пасынок.
– Прости, что я тебя беспокою, Петра, но тут заварилась такая каша… Марина плачет. Может, ты сможешь ее успокоить.
– Какая именно каша – манная, рисовая?
– Петра, дело по-настоящему серьезное. Мать Марины нашла у них дома книжку, ну ту, про певицу, и просто взбесилась.
– Про танцовщицу.
– Что?
– Книга была про танцовщицу, а не про певицу.
– Да какая разница? Главное, что книжку она отобрала и еще как следует отругала Марину за то, что та читает такие вещи. Бедная Марина весь день провела с нами, только она все плачет и плачет. Может, ты ей что-нибудь такое скажешь, чтобы она успокоилась.
