– Ага, сплошное семейное счастье – но и скука смертная! Вспомните: когда мы с вами были свободны, нам то и дело случалось как следует выпить после работы, а сейчас? Сегодняшний наш загул – невиданное исключение.

– Вот уж правда так правда! Но ведь всегда можно и кое-что подправить. Кто нам мешает назначить один день в неделю для возлияний после трудовых подвигов?

– Да я не о выпивке самой по себе печалюсь, а о свободе посидеть за рюмкой тогда, когда заблагорассудится, чтобы не бояться, что кто-то тем временем тебя ждет, и не давать объяснений, вернувшись домой.

– Но ведь это свобода одиночки! По-настоящему человек свободен только тогда, когда дома его ждут четыре стены – и больше никто. Неужели вам такое нравится?

– Нет, разумеется, нет, поэтому я и вышла снова замуж. Но вы здорово все упрощаете: мы говорим “четыре стены”, но на самом деле тебя могут ждать хорошая книга, любимый диск, фильм или что угодно еще.

– Знаете, Петра, тут надо выбирать: любовь или свобода, совместить их невозможно. А одиночество, если ты нарочно к нему не стремишься, вещь сволочная.

Я засмеялась, но от подобной философии у меня заболела голова. Или от второй порции виски.

– Поехали домой, Фермин. Мне надо как следует выспаться, чтобы завтра вести допрос.

– Вы станете допрашивать себя саму про меру свободы?

– Нет, буду допрашивать этих сукиных детей, которые уже сидят у меня в печенках.

– Слава богу! Вы меня успокоили! Опять вижу перед собой настоящую и несокрушимую Петру Деликадо!

Между тем настоящая и несокрушимая Петра Деликадо вернулась домой в полуразобранном состоянии. Дома ее дожидался муж, который, закончив работу, спокойно пил аперитив.

– Хочешь, пойдем куда-нибудь поужинаем? – первым делом спросил он.

– Лучше давай останемся дома, дорогой. Я устала, страшно недовольна сегодняшним днем, и, само собой, у меня дьявольское настроение.

– Ну, с этим мы как-нибудь справимся. Значит, остаемся дома и заказываем пиццу по телефону. А пока будем ужинать, ты мне, если пожелаешь, расскажешь, что привело тебя в такое отчаяние. Потом ты немного отдохнешь, мы поболтаем – и твое настроение будет улучшаться и улучшаться, пока не станет просто отличным. Ну как, согласна?

Я любила его искренне и безоговорочно. И если сравнивать его с хорошей книгой, любимым диском или даже с талисманом, он вышел бы бесспорным победителем.

В ту ночь я спала как убитая, как сурок, как девчонка на лекции по геральдике. Однако даже такое восстанавливающее силы отключение, как сон, не способно изменить реальность. Услышав трезвон будильника, я сразу вспомнила, что меня ожидает очередной тяжелый допрос, и в тот же миг небо за окном показалось мне пасмурным, хотя на улице ярко светило солнце. Рафаэль Сьерра. Как к нему подступиться? Попробовать запугать, или пробудить желание помогать следствию, искупая вину, или сделать ставку на инстинктивный порыв к спасению? Адский кошмар такого допроса состоит в том, что ты совершенно не знаешь почвы, на которую ступаешь; поэтому приходится двигаться вперед на ощупь, в потемках, постоянно боясь на что-то напороться. А Рафаэль Сьерра был для меня персонажем совершенно непроясненным. Ситуации, в которых мы с ним встречались, были банальными, какими-то бесцветными, словно этот человек был начисто лишен собственной личности. Нурия Сигуан – полная ему противоположность: властная, сухая, скрытная, поразительно владеющая своими эмоциями… Особа, готовая на все. В ее случае куда легче выработать определенную стратегию допроса, но со Сьеррой… Воспитанный, невыразительный, что называется, политкорректный и смертельно скучный. Оставалось только надеяться, что те немногие черты его характера, которые видны невооруженным глазом, естественно предполагают и другие, которые обычно с ними связывают: зависимость от чужого мнения, трусость, отсутствие воображения и низкую самооценку. Но поди ж тут угадай! Будь на то моя воля, я бы сейчас бабахнула из сотни пушек, чтобы грохот напугал его до смерти. Однако мне не хотелось начинать новый день с подобных мыслей, ведь, когда я была молодой, трудности заводили меня и возбуждали, а на данном этапе жизни необходимость решать слишком сложные вопросы вообще отбивала всякую охоту действовать. В довершение всего, пока мы шагали к комнате для допросов, Гарсон, всячески стараясь подбодрить меня, изрекал нелепые лозунги:

– Покажите ему, Петра! Этот тип должен заговорить! Ни шагу назад, всыпьте ему, как вы умеете.

– Господи, Фермин, вы сейчас больше всего похожи на футбольного тренера.

– Я просто хочу поднять вам дух.

– Постарайтесь это делать с помощью передачи мыслей на расстоянии – скорее поможет.

Рафаэль Сьерра, увидев нас, встал, словно ученик, желающий выказать уважение учителям. Он ни звуком не выразил протеста против того, что его продержали здесь целую ночь без всяких объяснений. Я жестом велела ему сесть, и сами мы тоже сели – напротив.

– Вы по-прежнему не желаете пригласить адвоката? – спросила я для начала.

– Думаю, он мне не понадобится, – ответил он.

– Ну, это еще видно будет, – пробормотал Гарсон, и я бросила на него строгий взгляд, призывая к сдержанности.

– Сеньор Сьерра, кроме тех бухгалтерских документов по магазину “Нерея”, которые вы нам предоставили, не имеется ли у вас каких-нибудь других?

– Нет, конечно.

– Создается такое впечатление, что в ваш магазин очень редко забредают покупатели. И, несмотря на это, вы сводите концы с концами?

– Мы продаем эксклюзивные товары, поэтому и клиенты у нас тоже эксклюзивные. Кроме того, многие покупки делаются on line, как вы сами видели по счетам, потому что нашими покупательницами часто бывают женщины, занимающие ответственные посты, у них нет времени на то, чтобы ходить за покупками. Вот почему у вас сложилось впечатление, будто в магазине никого не бывает.

– Понятно. А скажите, Рафаэль, в последние дни у вас не появилось ощущения, что за вами следят?

Услышав такой вопрос, он явно растерялся. Сперва забормотал что-то невразумительное, но потом ответил твердо:

– Нет, такого ощущения у меня ни разу не возникало.

– Вы несколько раз подряд встречались со своей компаньонкой сеньорой Сигуан, а потом резко прекратили всякие встречи и даже не перезванивались по телефону.

– Это обычный рабочий режим. Мы с моей компаньонкой встречаемся только тогда, когда этого требуют интересы дела.

– А вы не пытались ускользнуть из-под полицейского надзора или помешать прослушивать ваши телефонные разговоры?

– Ничего такого мне и в голову не приходило.

– Сеньор Сьерра, а вы не удивились, получив из Италии заказ от фирмы Элио Трамонти? Как мне известно, эта фирма работала с вами во времена Адольфо Сигуана, а потом все связи с ней были прекращены.

– Бывает, случается и такое – приходят заказы от прежних клиентов, они часто теряются среди прочих бумаг… Честно сказать, я не придал письму никакого значения.

– В те годы, что вы работали с Адольфо Сигуаном, вам ни разу не показалось, что он занимается чем-то противозаконным?

– Никогда. Я вам уже говорил: дон Адольфо был честным и порядочным предпринимателем.

– Однако, как нам удалось выяснить, мастерская Элио Трамонти никогда не существовала. Это была пустышка, как и сами “Ткани Сигуана”. А нужны они были лишь для прикрытия, для отмывания денег, которые каморра зарабатывала в Барселоне преступным путем.

– Это абсурд.

– Нет. Скажу больше: когда у каморры возникли разногласия с вашим шефом, сеньором Сигуаном, мафиози решили убрать его в расчете на то, что дело продолжите вы с Нурией. И как только помеха была устранена, появилась новая ширма под названием “Нерея”.

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Хорошо, добавлю еще кое-что, может, тогда вам будет понятнее. Если каморра убила сеньора Сигуана, а затем продолжала вести дела с вами, объяснить это можно однозначно: вы были соучастниками убийства. Не исключено даже, что вы с Нурией сами наняли итальянского киллера и тот разделался со стариком.