Отвесные скалистые берега Таллалы, высота которых достигала порой сотен футов, идеально подходили для строительства каскада гидростанций, и в 1917 году Железнодорожная и Электрическая компания Джорджии выкупила у жителей городок Бертон, в котором уже тогда было целых три универсальных магазина. Вскоре была построена плотина, и 22 декабря 1919 года началось затопление города и ближайших окрестностей. Примерно восемьдесят с лишним домовладельцев, чьи жилища попали в зону затопления, вскочили в свои каноэ и лодки и, покачиваясь на волнах, наблюдали, как вода поднимается выше и выше. Когда ее уровень достиг максимума, верхушки двухсотлетних шестидесятифутовых сосен оказались на глубине тридцати-сорока футов от поверхности, однако на них можно было рассмотреть каждую иголочку: текущая с гор вода была прозрачной как чуть зеленоватое стекло.

После затопления Бертон превратился в подводное кладбище: за два столетия здесь было похоронено немало людей. До сих пор вокруг озера, в укромных лощинах и на берегах уединенных маленьких бухт, рассредоточено больше десятка старинных погостов. На некоторых встречаются могильные плиты, датированные 1700-ми годами.

В своей высшей точке скалистые берега Таллалы поднимаются над речным руслом почти на тысячу двести футов. Это, собственно, и есть знаменитое Ущелье. За всю историю люди отваживались перебраться через эту кажущуюся бездонной щель всего дважды. Первым это сделал 24 июля 1886 года профессор Леон. Лишь восемьдесят четыре года спустя, 18 июля 1970 года, его трюк сумел повторить Карл Валенда.

После постройки плотин некогда полноводная Таллала превратилась в тонкую струйку. Как любили повторять старожилы, даже старик, встав ночью по малой нужде, написает больше. И все же благодаря этому ручейку озеро Бертон имеет зеркало площадью свыше двух тысяч семисот акров, а протяженность его береговой линии – шестьдесят две мили. А ведь помимо него в округе Рабун – еще пять напорных водохранилищ, это около двух процентов площади округа (к слову, она составляет триста семьдесят семь квадратных милей).

И тем не менее озеро Бертон стало по-настоящему известным лишь после того, как Эллиот Уиггингтон написал свои знаменитые «Книги волшебных огней», Джон Войт выбрался из Ущелья Таллалы в фильме «Избавление», а правительство штата построило наконец шоссе номер 400, ставшее впоследствии основной декорацией для скоростных погонь в классическом боевике Берта Рейнольдса «Полицейский и бандит».

Современное озеро Бертон – курорт выходного дня, куда любят съезжаться миллионеры из Атланты и их отпрыски, питающие бешеную страсть к гидроциклам и скоростным катерам. Озерные берега обрамляют дубовые, сосновые и лавровые рощи, из которых повсеместно выглядывают крыши многочисленных «домов твоей мечты» и летних домишек попроще – этих тут понастроено на каждом шагу. Осенью и весной, когда на воде нет спортсменов-фанатов, озеро служит пристанищем для пернатых: диких уток, гоголей, касаток, крохалей и гагар. Весной в окрестных рощах гнездятся прилетающие с юга кардиналы, зяблики и пересмешники, а постоянное птичье население представлено несколькими видами колибри, зимородками, белоголовыми орланами, подорликами, а также большими голубыми и зелеными цаплями. Кроме того, дважды в году через озеро мигрируют многомиллионные стаи бабочек-монархов.

На своем парадном дворе – его можно считать и задним (это смотря с какой стороны подойти) – я кормил оленей, диких индеек, белок, бурундуков, енотов, кроликов и большого черного медведя, которого я назвал Джорджем – за любопытство[25]. От многих я слышал, что благодаря Бертонской ферме по разведению рыбы в озере полно форели: радужной, европейской, ручьевой. Сказать точнее, здесь насчитывается свыше сорока пород рыб, в том числе синежаберник, а также солнечный, большеротый и американский окуни. Мне, правда, так и не удалось поймать ни одного, хотя, подстрекаемый Чарли, я потратил на это немало часов.

Зато я их видел, и видел прекрасно, вот только заставить схватить приманку, увы, не сумел. Местные рыбаки – и их большинство – ловят на живого сверчка, чего я никак принять не могу. Для меня это сродни истреблению певчих птиц, которых в летний сезон безжалостно бьют в прибрежных лесах и рощах городские бездельники с пневматическими ружьями. Да и в любом случае ловля рыбы на живую приманку всегда казалась мне занятием не слишком достойным. Чарли, правда, считает мои убеждения дурацкими, но по-прежнему просит меня привязывать ему крючки, поскольку это я умею делать лучше многих других: в свое время различных узлов навязал я изрядно.

Дороги вокруг озера Бертон словно сошли с рисунков Нормана Роквелла[26] – вдоль них тянутся яблоневые сады, на пригорках стоят обветшавшие мукомольни, в покосившихся лавчонках торгуют сотовым медом, домашней копченой свининой и кока-колой. На каждом углу туристу улыбается «Ковбой Мальборо» и продается холодное пиво, на пастбищах пасутся коровы и лошади и текут многочисленные ручьи, вдоль которых стоят брошенные, пятнистые от ржавчины, старые авто. На протяжении всего лета пейзаж разнообразят огромные, величиной с дом, скирды, сложенные из тюков прессованного сена (в каждой скирде – приблизительно тонна душистой, высушенной до хруста травы). От дождей их укрывают белыми пластиковыми чехлами, отчего они делаются похожими на подтаявших снеговиков, терпеливо ждущих возвращения зимы (впрочем, с наступлением холодов чехлы снимают, а сено начинают скармливать скоту). Как ни странно, местные фермеры озером совершенно не интересуются, даже почти не рыбачат, хотя их жизни тесно переплетены с его существованием. Эти парни разъезжают по округе на красных или синих тракторах, носят пыльные широкополые шляпы, курят толстенные самокрутки и жалуются друг другу на плохой урожай. В этом, однако, нет ничего удивительного, поскольку землю свою они каждый год высасывают досуха, что тебе те слабосильные поросята, повисшие на сосцах свиноматки, а между тем на одном только разведении рыбы ценных пород каждый из них мог бы сколотить небольшое состояние и жить припеваючи.

А еще в окрестностях озера живет Бог. Возможно, кто-то улыбнется моей наивности, но я действительно верю, что Он здесь, прямо в этих холмах, и все потому, что и мы здесь. Уверен, Эмма это тоже знала. Более того, она поняла это первой. Как сказал Блаженный Августин, «…славословить Тебя хочет человек, частица созданий Твоих. Ты услаждаешь нас этим славословием, ибо Ты создал нас для Себя, и не знает покоя сердце наше, пока не успокоится в Тебе»[27].

Погожий летний вечер катился к концу, воздух сделался прохладным, и я знал, что скоро пойдет дождь. Сначала на небе появятся тучи, потом сорвется ветер; резкий, насыщенный влагой, он зашумит листвой и согнет ветки деревьев, неся с собой заглушающий все другие ароматы запах дождя. Упадут первые легкие капли; затем капли покрупнее зашлепают по широким, с ладонь, листьям магнолий, и наконец на землю обрушатся прохладные дождевые потоки.

Мы с Эммой сидели на балконе у моей спальни и смотрели в телескоп на Млечный Путь, пока его не успели затянуть грозовые тучи. На полу под треногой телескопа были разложены несколько незаконченных головоломок. Звезды очаровывали, манили меня, головоломки же я считал чем-то вроде хобби. Я мог собирать их по семь штук одновременно; Эмма в это время обычно рисовала или читала. Сегодня, прислушиваясь к птичьему гомону, она листала «Большие надежды» и делала наброски птиц, присаживавшихся на ближайшие ветки.

Все семь тысяч фрагментов от семи головоломок я ссыпал в одну коробку и как следует перемешал их, как мешают бочонки лото. Шаря в этой куче рукой, я не спеша начал выкладывать семь разных картинок. На то, чтобы собрать их все, могло уйти около двух недель, но я никуда не торопился, к тому же сам процесс нравился мне куда больше, нежели результат. И одну-то большую головоломку сложить непросто, но, лишь добавив к ней еще шесть, вы получаете истинное удовольствие.