И Божий дух царствовал в комнатёнке, где с трудом, но так счастливо помещались трое любящих друг друга людей, обретших своё маленькое гнездо. Андерсен внимал ветвям обнажённым слухом. Как весело пели там голоса птиц, оставшихся в лесу!
Когда листья засыпали, Андерсен говорил:
— Настала первая осень.
Детство жило для Андерсена продолжением «Тысячи и одной ночи». Герои расселись в Андерсене так удобно, что он привык к ним, как к живым. Он не играл с детьми — ему хватало мечты...
Словами сыт не будешь, гласит народная пословица. Но Андерсен — исключение, он был сыт именно словами, мечтами, это позволяло не обращать внимания на бедность.
Одежду отца для маленького Андерсена всё время перешивала какая-то старуха. Жилетками служили материнские лоскутки, для этого достаточно скрестить их на груди и заколоть булавкой; завязав огромным бантом шарф на шее, можно представить маленького Андерсена... Представили? Я тоже... Первый щёголь города Оденсе...
Банальное — «шли годы» — так много вмещает в себя. Длинный нос Андерсена уверенно смотрел вперёд, ему помогали маленькие глазки. Одет подросток был в серый сюртук, деревянные башмаки, шапки у него не было. Над его видом трудно было не улыбнуться, но сам он не понимал смешного своего вида, был настойчив в обретении новых связей с горожанами. А маленькие глазки видели так много, и — главное — откладывали увиденное в золотую копилку памяти... В таком городке, где почти нет общественных развлечений, романтическая натура Андерсена обращалась к книгам. Подсознательно мальчик чувствовал, что далее форма книги являет собой высочайшее творение человеческого разума. Его руки и глаза сами тянулись к книге.
Чтение помогало вырваться из узости мышления тех, кто окружал его. Перед мальчиком был пример отца, тот всю жизнь мечтал учиться, читал книги и совершенно отстранялся от окружающего мира — вместо людей он общался с лесом, вместо соседей — с книгами. К Андерсенам крайне редко приходили гости. Отец читал Библию и по-своему верил, но та вера, что навязывалась ему окружающей средой, вызывала у него, по крайней мере, недоверие. Внимательное чтение поднимало маленького Андерсена над своим сословием, основной задачей которого было достать пропитание: день прошёл и ладно.
— Перестань так много читать, — твердила мать, — испортишь глаза и не сможешь стать сапожником, как отец.
— Даже если я испорчу глаза, я всё равно буду читать книги! — совершенно искренне отвечал сын. В мире нет ничего интереснее книг.
— Но книги — не кормят.
— Они кормят мою душу, — говорил маленький мальчик с таким гордым видом, что было ясно, отними у него книгу — отнимешь жизнь.
Мать отступала, что ж поделаешь, если ребёнок вырастает таким... Он был единственной радостью семьи, всякая его радость приносила радость и родителям. На полке, которую смастерил отец, ждали глаз Андерсена книги «Тысячи и одной ночи», комедии Гольдберга, несколько романов, ноты... Полка была маленькой, но книги, на ней проживавшие, были огромной радостью. Андерсену казалось, что у каждой книги были глаза, и они смотрели прямо на него, точно допытываясь: можно ли ему доверить своё содержание?
И мальчик старался вести себя хорошо. Для этого требовалось немного: не мешать матери и отцу. Когда мальчик видел согбенную спину отца, трудившегося над очередным дешёвым заказом, он в страхе думал, что его ждёт именно такая вот жизнь, и сердце сжималось от жалости к себе. Он подошёл к отцу сзади и осторожно погладил губами его спину. Отец, кажется, и не заметил этого.
«Господи, — твердил мальчик про себя, — помоги мне, дай мне другую, сказочную жизнь, пусть я буду принцем или волшебником, только бы мне не пришлось всю жизнь потерять на лечение сапог и башмаков! Господи, помоги мне».
Потом мальчик подумал, что в доме Бог не услышит его, и вышел на улицу, поближе к небесам.
— Господи, — глядя в светлое небо, просил Андерсен, — помоги мне.
Пробежали мальчишки и закричали, увидев Андерсена:
— Смотрите, какая страшненькая девочка, посмотрите, посмотрите!
Ганс убежал домой и расплакался — он не любил играть с мальчишками, они постоянно обижали его, ведь в детской компании всегда находится один, над которым все издеваются.
Так хотелось убежать, исчезнуть от мальчишек, злых, наглых, тупых. Насколько же легче было среди кукол!
Скорее, скорее убежать от них в королевство книг, под защиту букв и предложений, ведь это Бог научил людей грамоте, а раз так, то служить Богу — значит хорошо научиться читать и писать, и мальчик доставал книги с полки и долго смотрел на буквы, прося их открыть ему свои таинства. Но буквы молчали, он мог произносить их, но смысл часто ускользал от него, как вода из пальца. Страницы лежали как поля и родные строки на них были как грядки. И с этих грядок можно было снимать урожай знаний. Знания тянули его к себе, Андерсен многое схватывал на лету.
Когда настал вечер, Ганс вспомнил свою молитву и вышел на улицу. Звёзд было много, и все они смотрели на него, маленького мальчика из Оденсе. То, что они смотрели именно на него, Ганс понял сразу. Каждая из них посылала ему в подарок свой особенный луч, которого нет ни у какой другой звезды...
«Но ведь это Бог сделал все звёзды, — подумал мальчик. — Бог создал небо и землю, и сейчас он смотрит на меня одного, на меня одного во всём мире!» Сердце его сильно забилось. Казалось, это не сердце бьётся в нём, а звезда, заключённая в груди, рвётся к своим небесным подругам.
«Господи!!! — воскликнуло его маленькое сердце — земная звезда. — Помоги мне стать совсем другим человеком, чем те, кто меня окружают. Я не хочу жить в этом маленьком скучном городе, среди маленьких скучных людей и всю жизнь зарабатывать в поте лица своего. Я хочу другой жизни, других людей, других слов, других отношений. Я не хочу быть бедным! Господи, сделай так, чтобы я был счастливым, помоги мне! Я хочу всю мою жизнь овладевать знаниями, хочу читать книги, видеть страны, о которых не подозревают мои отец и мать, хочу стать знаменитым!!!»
Он порази лея дерзости своих просьб. Сердце его на несколько мгновений остановилось, точно все эти мысли не принадлежали сердцу и оно должно было привыкнуть к ним.
И Андерсен словно ожил. Золотая стрела пронзила его лоб, золотая невидимая стрела, отмечающая всех особенных людей на земле. Он ещё никогда не испытывал такого состояния — даже в лесу, среди обожествлённой природы, среди чутких цветов, облаков свободных, среди громких узкоплечих птиц. Кто вложил в него это магическое, это волшебное чувство? За что? Он стоял под звёздами, у реки, словно один-одинёшенек на целом свете, но чувствовал себя неземным человеком, он осознавал себя частицей неба. И всё это случилось благодаря молитве. Она принесла раскрепощение души, новые, совсем новые, прежде не подозреваемые в себе силы...
Обращение к Богу возымело своё действие! Было отчего сойти с ума, почувствовалось: родила его не мать, а это небо, эта вот звезда с вездесущим светом.
Потрясённый этой встречей с небом, мальчик отправился домой, понимая, что он совсем особенный на земле человек, не такой как все, и пока он будет верить в Бога всем собой, каждой капелькой крови, он может рассчитывать на его помощь.
Их домик был одним из последних на улице, которая упиралась в реку. И вдруг он увидел, что невидимая рука приподняла полог воды, точно одеяло, и под водой было невиданное царство, о котором не догадывался ни один из людей: рыбы с человеческими лицами, русалки, водоросли — всё умело разговаривать и жило отдельной от земных людей жизнью — самостоятельной, весёлой, счастливой, и его так потянуло в эту подводную стихию, что он чуть не нырнул в неё. Но тут же вспомнилось лицо уставшей матери, которая, должно быть, уже волнуется о нём, и он быстро пошёл к своему домику, где кроме его семьи обитали ещё семьи, где пахло пережаренным луком и где не было ни одной звезды, и скатерти — паруса нищеты.
