— Всё равно, это сраный союз!

Приёмный сын этот комментарий, кажется, не слышал.

Негативно настроенный по отношению к наследному принцу генерал Адлеркрейц заявил, что по поводу унии с Норвегией нужно не радоваться, а плакать. И таких голосов в Швеции было много.

Сразу после возвращения из Норвегии Карл Юхан отправил в Петербург своего доверенного представителя, адмирала Юлленшёльда, чтобы заверить императора Александра I в своей преданности и передать ему, что русский монарх может всегда рассчитывать на него и шведскую армию.

Теперь, когда самая больная проблема Карла Юхана получила наконец своё разрешение, можно было заняться другими делами: судьбой Шведской Померании, выплатой компенсации за Гваделупу, получением своей союзнической, одной семнадцатой, доли от военных контрибуций и решением внешних долгов, включая долг России в сумме 1,5 миллиона рублей. Все эти вопросы можно было урегулировать в ходе Венского конгресса, но поскольку в его программу они включены не были, Карл Юхан проинструктировал своих дипломатов обсудить их исключительно за рамками повестки дня конгресса.

На Венском конгрессе Швецию представлял граф Карл Аксель Лёвеньельм. Благодаря Александру I и Талейрану, Швеции было предоставлено почётное восьмое место, и она вошла в состав группы государств, задающих тон на конгрессе. В инструкции Лёвеньельму было указано: во всех случаях, если не поступит особых указаний, придерживаться позиции России, а уж только потом примеряться к пожеланиям Англии. В споре между Данией и Швецией Россия взяла на себя роль посредника, и Лёвеньельм активно и плодотворно сотрудничал с графом К.В. Нессельроде и его заместителем графом И.А. Каподистрией.

Карл Юхан и его дипломаты, как мы уже говорили выше, решили не отдавать Померанию Дании, как это было предусмотрено Кильским трактататом, поскольку та договора в отношении Норвегии не выполнила и Швеции пришлось восстанавливать справедливость силой. К.-А. Лёвеньельм должен был также вступить в тайный контакт с представителем Пруссии князем Харденбергом и обсудить с ним возможность передачи Померании Прусскому королевству — разумеется, за определённую сумму, большая часть которой должна была получить Швеция, а меньшую — Дания. Лёвеньельм должен был при этом также попытаться оговорить преимущественное право торговли Швеции в Любеке. Но не прошло и пяти дней с момента прибытия Лёвеньельма в Вену, как Энгестрём проинформировал его из Стокгольма, что Пруссия готова решить вопрос о Померании наедине со Швецией и что дипломату надлежало лишь подтвердить Харденбергу согласие на это Швеции, в то время как сами переговоры будут поручены специальному шведскому эмиссару. Имя эмиссара Лёвеньельму объявлено не было.

Этим эмиссаром оказался гамбургский банкир еврейского происхождения Сигизмунд Жан Батист Ден, оказывавший услуги Карлу Юхану в его бытность французским проконсулом в Ганзе. Ден вошёл в круг доверенных лиц маршала через упомянутую выше графиню Паппенгейм, дочь Харденберга, с которой князь Понте-Корво близко познакомился в Ансбахе и постоянно поддерживал контакт, уже будучи шведским престолонаследником. Кстати, Ден использовался Карлом Юханом и в неудачных переговорах в ноябре 1813 года с Даву, и в Кильских переговорах с датчанами, и в некоторых других конфиденциальных делах.

Ден и Лёвеньельм должны были, таким образом, вести параллельные переговоры с Харденбергом, причём официальный представитель Лёвеньельм, в отличие от дипломата-любителя, об этом ничего не ведал. У Карла Юхана была маленькая слабость, которая вряд ли могла нравиться исполнителям — это "перекрёстные миссии". Впрочем, в данном случае эта "слабость" объяснялась вполне прозаично: в задачу Дена входило достижение с Харденбергом договорённости о том, чтобы от померанских денег некоторая толика перепала в личный карман престолонаследника! Согласно инструкции последнего, Ден, естественно, не должен был при этом забыть ни о себе, ни о Харденберге. Как всегда в подобных делах, Карл Юхан стоял в стороне, и всей практической стороной дела занимался его французский друг, теперь полковник шведской службы, Луи Мари де Кан (Camps).

Благоприятная для Швеции обстановка на Венском конгрессе омрачилась сначала противостоянием Пруссии и России с Австрией, Францией и Англией по польско-саксонскому вопросу. К январю 1815 года напряжённость в отношениях между конфликтующими сторонами была постепенно снята, но представитель Англии на конгрессе Кастлри (потом его сменил Веллингтон), поддержанный Меттернихом, решил теперь ущемить Швецию. Он дал указание своему послу в Стокгольме Торнтону предпринять недвусмысленный в пользу Дании демарш и объявить позицию Швеции относительно Дании несостоятельной и лишённой всякого юридического основания. Пруссия, почуявшая возможность весьма лёгкого приобретения Померании, молчала как рыба. Поскольку Карл Юхан продолжал настаивать на своём, Торнтон прибег к недозволенному приёму и заявил, что Англия может отказаться от выплаты Швеции компенсации за Гваделупу. Лишиться целого миллиона фунтов стерлингов было не так легко, и Стокгольм втянулся в длинные утомительные переговоры с Лондоном. Оставалась, правда, Россия, но нажим союзников на царя был таким сильным, что Александр I был вынужден идти на компромисс, чтобы не потерять, в частности, расположения Англии, особенно с учётом последовавших неожиданных событий во Франции — знаменитых 100 дней Наполеона.

Кастлри уехал домой, не проинформировав Лёвеньельма о сути английского подхода. Лишь в конце февраля Веллингтон сообщил шведскому коллеге о том, какое поручение выполняет в Стокгольме Торнтон. Лёвеньельм поспешил к царю, но Веллингтон, поддерживавший хорошие отношения с Нессельроде и Разумовским, опередил его. Единственное, что удалось сделать шведу, так это уговорить царя написать объяснительное письмо Карлу Юхану. Александр I в письме от 2 марта просил Карла Юхана ни о чём не беспокоиться, ибо независимо ни от каких обстоятельств, включая поддержку Данни Англией, он будет стоять на страже интересов Швеции.

Давление союзников на царя вылилось в нечто, со шведской точки зрения, несообразное. Александр 1, отказавшийся дать указания Сухтелену в Стокгольм о поддержке демарша Торнтона, согласился к концу марта 1815 года подписать совместную с союзниками и Францией ноту "предупреждения" Лёвеньельму, в которой содержалось требование к Швеции выполнить Кольские соглашения и уступить Дании Померанию и остров Рюген. Мало того, что среди подписантов должна была оказаться Франция, не имевшая к Килю абсолютно никакого отношения, союзники пренебрегли по отношению к Швеции элементарными нормами порядочности. Формальным поводом для их коллективного демарша послужил меморандум Лёвеньельма по норвежско-померанскому вопросу, тайно вручённый каждому из них накануне. И вот они решили в такой форме коллективно отреагировать на секретно вручённый меморандум.

Братья Лёвеньельмы (Густав также появился в Вене, чтобы вести переговоры о шведском долге России) стали предпринимать лихорадочные действия, чтобы не допустить официального вручения коллективной ноты. Случись это — пропала поддержка России, и так ограниченная непримиримой позицией Англии; исчезла бы надежда получить компенсацию за расходы, понесённые Швецией во время норвежского похода, и компенсацию за переуступку Гваделупы. И всё это на фоне и без того тревожных и драматичных событий во Франции!

Между тем банкир Ден выяснил, что Харденберг стал отходить от своих обещаний покончить дело с Померанией тет-а-тет, и был вынужден рассказать обо всём К. Лёвеньельму как человеку, который мог бы при поддержке царя довести начатое дело до конца. "Перекрёстная миссия" прекратила своё существование, и получился великолепный тандем, в котором дипломат отвечал за политику, а банкир — за финансы. Австрийская полиция попыталась удалить слишком активного банкира из страны, но тот заявил, что находится под покровительством Харденберга, и полиция отстала. Царь Александр взял на себя роль посредника. Харденберг, зажатый в угол, стал тянуть время, придумывая предлоги типа того, что Пруссия не в состоянии уплатить за Померанию требуемой суммы, поскольку готовится к походу против Наполеона. Однако братьям Лёвеньельмам в конечном итоге удалось уговорить Александра I отказаться от идеи коллективной ноты Швеции, и это уже было победой. Вслед за царём сняли свою подпись Фридрих Вильгельм, а потом и Меттерних. Ноту пришлось вручать в одиночку представителю Англии, но она для Швеции уже не имела такого глобального значения.