А этот самый удивительный проверяющий всё ходит и хвалит. Заглянул в каптёрку – похвалил и каптёрку. Об отставании от графика отозвался с одобрением. А на такой пустяк, как недовложение цемента в раствор, и внимания не обратил.

Строители побаиваются. С непривычки. Нет ли здесь какой провокации? Больно уж небывалый случай. Такого, может быть, со времён строительства пирамид не бывало. Там, говорят, был очень строгий контроль. А за отставание от графика не выговор в приказе, а смертная казнь. Поэтому до сих пор удивляются, как они сумели построить такие пирамиды. Без перекуров. Без рекламных пауз.

– А как ваша фамилия, товарищ… то есть, господин? – робко так заикнулся молоденький мастер и тут же смешался, сам же поразившись собственной смелости. Потому как начальство всё-таки. У начальников фамилию не спрашивают: ведь стройка – это вам не полиция.

А тот ничего, не обиделся.

– Да вы что, – говорит, – ребята, не узнали меня? Я же ваш старый друг Тискаребай.

Строители, естественно, заулыбались, воспрянули духом:

– Это же, Тискаребай, ребята, который всем выдаёт премии. Некоторым даже по два раза в месяц. Иногда реже.

– Вот, – говорит Тискаребай, – квартиру себе выбираю. На будущее. Чтобы жить.

– Пожалуйста, – предлагают щедрые строители, – берите любую. Мы с удовольствием.

Тискаребай осмотрел квартиры, всё похвалил, одобрил, поблагодарил, но селиться здесь всё-таки не стал – подался в другие края, проверять другие стройки. Потому что похвалить – это одно, а жить в этой хвалёной – сами понимаете, уже совсем другое.

Конференц-зал. Большой, как аэродром или как футбольное поле. Гробовое молчание или сосредоточенное внимание. Потому что на трибуне не кто-нибудь, а сам наш старый друг Тискаребай.

– Уважаемые господа и товарищи, дорогие друзья! – задушевным голосом начинает Тискаребай. – Как вы знаете, за доброкачественную продукцию присваивается Знак ква… ква…

– … чества, – подсказывает кто-то из зала.

– Вот именно, Знак… квачества. Но есть ещё отдельные негативные явления, которые у нас не Знак и не квачества. Как вы думаете, господа и товарищи?

– Есть, есть такие явления! – с энтузиазмом отзывается собрание. Потому что все они давно привыкли думать так, как думает старый друг наш Тискаребай. Потому что по-другому думать не умеют. Если бы даже очень захотели.

И тут же решили создать комиссию по присуждению Знака качества, то есть «квачества». Потому что, раз уж Тискаребай так выразился, переиначивать его выражение на другой лад никто не решается. Председателем комиссии, естественно, единогласно выбрали Тискаребая.

Друг наш с большим энтузиазмом взялся за новое дело. Для начала зачитал поступившее в комиссию заявление.

– Подумаешь, двери, окна, колонки! – вскочил, не дослушав, кто-то в первом ряду. – Всё это, может быть, старьё, пройденный этап. А у нас, в межрайонном НИИ «Карбюратор-бюрократор», можно сказать, последний крик индустриальной мысли. Триумф инженерного гения. Мотор, который не заводится.

– Нашёл чем удивить, они все у вас не заводятся, – презрительно откликнулся со второго ряда человек в белом халате. – А вот мы так научились делать операции, что сразу после операции пациент умирает. Иногда вы, может быть, не поверите, ещё до операции. Никаких медикаментов не надо, никакой анестезии, никакой стерилизации. Даже патологоанатом удивляется.

– Это, конечно, достижение, особенно, если умирает, да ещё до операции, – робко начал откуда-то издалека скромный с виду человек в очках. – Но мы тоже не сидим сложа руки. Я, знаете ли, учитель. И школа наша тоже – на передовых рубежах. После долгих споров, дебатов и дискуссий мы так построили процесс обучения, что наши учащиеся (гимназисты, лицеисты, колледжисты) не только не усваивают нового, но даже забывают то, что раньше знали.

– Я, конечно, не хирург или учёный профессор, – отозвался откуда-то из подворотни мрачный детина с подбитым глазом, – но тоже вместе со всеми, старался, как умел. Ещё тогда, когда вы в очередях давились. Поил вас разбавленным пивом, да ещё недоливал и обсчитывал при этом. Во! – и детина почему-то поднял здоровенный, заросший рыжей шерстью кулак.

– Конечно, конечно, – невольно попятился при виде кулака Тискаребай. – Может быть, пойдём навстречу товарищу, который, так сказать, разбавленным… недоливал… обсчитывал…

– Подумаешь, недоливал, обсчитывал! – презрительно скривился респектабельного вида господин из правительственной ложи. – А я, может, депутат, а это почти что народный избранник. Я и не только я, вообще, наши коллеги, сделали всё от них зависящее, чтобы народ обнищал, а спекулянты и барыги обогатились. Можно сказать, приложили все усилия, ночей недосыпали для достижения поставленной цели, чтобы оправдать высокое доверие, а народ всё равно за меня голосует. Давай, мол, депутатствуй дальше. Ну, раз народ просит, отказаться не могу. Чувство долга не позволяет. Отказываться от привилегий. Могу вообще всех обездолить. Если только захочу.

Тут все невольно примолкли. С трепетным почтением оглядывая упитанную фигуру народного избранника. Ну, что значат по сравнению с ним другие? Врач, который кого-то там недолечил, учитель – недоучил, строитель – недостроил.

Но так, чтобы сразу весь народ прищучить до состояния невменяемости – это, действительно, только народный избранник сумеет.

– Так, может быть, ему в первую очередь? Знак ква… ква…

– … чества, – услужливо подсказал чей-то надтреснутый голосок из-за кулис.

И собрание единодушно проголосовало: присудить первое место и Знак квачества депутату. Народному избраннику – избранному, впрочем, по партийному списку.

Все знают, что закадычный друг наш Тискаребай – самый правдивый в мире человек. Правдивее уже не бывает. Можно сказать, по правдивости он на первом месте. На втором, естественно, барон Мюнхаузен, на третьем – Тартарен из Тараскона. Ну и, само собой разумеется, Ходжа Насреддин, Алдар-кусе и… депутаты разные.

Окончательно мы убедились в этом, когда министр получил письмо, точнее, отчёт, ещё точнее, рапорт. От начальника строительного управления Купершина. Не рапорт, а, можно сказать, загляденье. Глаз радуется. Душа отдыхает. Ну как же, там чёрным по белому написано: «Животноводческий комплекс на 400 голов крупного рогатого скота сдан в эксплуатацию досрочно». И это в сложнейших климатических условиях. Невзирая на нехватку стройматериалов и неоплату труда. Преодолевая все трудности.

Да такое письмо, или отчёт, или рапорт для начальства дороже, чем любовное послание для юноши. «Передовик этот самый Купершин, работоспособный, – с удовольствием подумал министр. – Однако как он так круто взял быка за рога?»

Наверное, применил какой-нибудь сверхсекретный экономический рычаг? Или умудрился получить беспроцентный кредит в условиях повальной инфляции?

Всё это очень хорошо, даже отлично, однако кое-какие сомнения у министра всё-таки оставались. «Не может быть, – размышлял опытный руководитель, – чтобы такое грандиозное строительство обошлось без недоделок. Там, наверняка, что-нибудь не так. Крыша, например, или стена, или они, возможно, фундамент забыли заложить».

И послал он своего лучшего друга и самого правдивого человека на планете Тискаребая досконально разобраться с недоделками и сделать оргвыводы.

И поехал Тискаребай, чтобы сделать оргвыводы, по своей привычке, криво-косо, туда-сюда, направо-налево. Месяца через три добрался до загадочного объекта. Где очень скоро убедился, что необыкновенный комплекс не то что 400 голов крупного рогатого скота, а и одного ягнёнка приютить не в силах. Не какие-то там недоделки: стены криво-косо, или панели направо-налево – в том-то и дело, что недоделок никаких нет, ни малейших. Потому что само строительство ещё не началось. Даже фундамента нет. Даже место не определено, где строить.