Литмир - Электронная Библиотека

«Вчера и позавчера отдавалась сладкой истоме забытья. Пора заканчивать с этим: во-первых, уходит слишком много денег, а во-вторых, это чересчур опасная привычка. Сидней меня обожает, он боготворит мое презрение к нему. Я изменяю ему с теплым тихим счастьем, с ослепительной тишиной. А он изменяет мне с дико дорогими проститутками. Я начинаю с ним новую игру, заставляю его добиться меня, купить. И он жрет мою приманку, неумело прикрывающую острые крючки. Впрочем, уже нужно менять тактику: презрение, ненависть и колкости больно ранят его нежный организм, как бы он не умер от потери крови или заражения. Я на время облегчу его страдания, дам накопить силы для более тяжелых испытаний».

«План:1. Перестать себе врать.2. Деньги со Стефановича.3. Договориться насчет экзамена.4. Не есть после шести часов вечера5. Деньги с Сиднея».

«В субботу у "одного из" будет день рождения, я совершенно не знаю, что ему подарить. А сегодня в магазине я встретила Армаса. Он ничем не отличается от скучных, глупых или вовсе недостойных мужчин моей жизни. Даже странно, что я вообще обратила на него внимание. Некрасивый школьник из Финляндии с невидящим взором профессионального аута, характерным для всех талантливых математиков. Но внизу живота я почувствовала тепло, когда наткнулась на него. Жалко, что легкого развлечения с ним не получится – он слишком целомудрен для этого».

«У меня до сих пор не выходит из головы завещание бабушки. И пожелтевшая вырезка из журнала с загадочным стихотворением, расшвыривающим буквы, словно смерч, под бой барабанов из человеческой кожи. Мама говорит, что бабушка всю жизнь любила этого мужчину, умерла же она в 98 лет, так что странное послание можно легко списать на маразм, однако…»

«Я не ошиблась в Армасе. Вечером я оставила ему листок со стихотворением, и уже в четыре часа утра он позвонил мне. Похоже, намечается кое-что интересное… Армас очень вдохновлен и заинтересован, но все равно нужно подбодрить мальчишку».

«Многие заигрывали с Циклоном и, разумеется, получали свои подарки, вот только заканчивалось все обычно печально. Они не понимали главного: это не мужская сила, это женщина: за ней нужно ухаживать, завоевывать снова и снова, а самое главное – вовремя догадаться, что ей опять нужно что-то большее (need more, need more – шепчут ей демоны, как и всем нам); вовремя понять и отступиться, не знаю, достаточно ли будет моей интуиции для этого. Сейчас же я должна наконец решить: Кит или Тим? Тим или Кит? Кто из них пойдет со мной?»

«Пена была мягкой и теплой. Она стекала белыми ручейками по коленке, лежала хлопьями на теле. Пена и его взгляд, его глаза. Пожирающие меня глаза юности. Юность жадна, она неуклюжа и эгоистична, но это самое важное и самое дорогое удовольствие, безвозвратный дар времени. Когда он смотрел на меня, я вдруг ощутила, что убила в себе что-то наивное, доброе, преданное, слабое, может быть, ненужное, но это до сих пор есть в нем. А я уже убила это в себе. Из любопытства, из глупости, я не знаю почему. Этим вечером я подарила Киту все, что смогла, – неизвестно, вернемся ли мы назад из Циклона, да и стоит ли вообще возвращаться…»

– Ну, как, понравилось? – на пороге ванной стоит Рита, в руке у нее дымящийся электрический чайник. – Почерк у меня ужасный, правда. Слушай, черт с ней, с тушью, я решила всю голову помыть. Поможешь мне? А то я без горячей воды сама не справлюсь… Тим… Тим, ты меня слышишь?

– Что?

– Помоешь мне волосы?

– Хорошо, – я кладу дневник назад в сумку, – а что нужно делать?

– Наливаешь горячую воду из чайника в ковшик, до половины, разбавляешь холодной из-под крана, а потом льешь все это мне на голову.

Рита становится передо мной на колени, спиной ко мне, прямо на кафельный пол – он теплый, потому что подогревается снизу. Это главное богатство нашего железобетонного бункера: пол с подогревом. Остался еще с тех времен, когда папаша хотел построить тут дворец. Рита берется руками за края ванной и наклоняет голову. Я делаю все так, как она сказала.

– Теперь возьми шампунь.

Я набираю в ладонь шампунь: вязкая синяя лужица с перламутровыми разводами. Начинаю массировать ей волосы. Нежно, чуть касаясь пальцами кожи ее головы.

– Сильнее, – просит Рита, – не бойся.

Мы оба делаем вид, что это все в порядке вещей.

– Ну и?.. – спрашивает она. – Что?

– Вычитал что-нибудь интересное?

Мне очень хочется сделать ей больно. Я запускаю пальцы глубоко в волосы Риты и с силой тяну за них ее голову назад.

– Ммм… Неплохо! Ну, хочешь, ударь меня?

– Не хочу! – вру я.

– Ну и дурак.

Из моей груди поднимается какое-то теплое, жирное, сладковатое ощущение, обволакивает горло. От этого чувства хочется избавиться, рот полон слюны, тошнит или нет – непонятно, я сглатываю слюну, но это не помогает, привкус остается. Не надо было пить вина. Я снова шумно сглатываю.

– Сейчас пройдет, – говорит Рита, – без этого было нельзя.

– Что пройдет?

Ее пальцы скользят по моему животу, лепестки на ногтях ласкают кожу Голая электрическая лампочка под потолком пышет жаром. Рита. Я смотрю на ее маленькую грудь. Оранжевая краска сочится сквозь трещины в трубах, стекает по ржавым вентилям. Рита. Рита.

– Ри-та.

Всего лишь два слога. Царапающим холодом тонут в слюне, мерцают мириадами исчезающих смыслов.

– Не напрягайся так, – говорит Рита, – осталось чуть-чуть…Я закрываю глаза.

– «Таба» – значит единственный, – говорит Рита, – а еще это значит «возмездие».

– А циклон? – А «циклон» так и значит – циклон. Область пониженного давления.

Моим ногам очень холодно, тепло уходит из них, поднимается все выше, вверх по горлу, что-то горячее течет из носа. Я вытираю его рукой. Я смотрю на свое запястье: пятна крови, растекающиеся по бинту и трещинкам в коже, строят мне рожицы.

– Ступни начали мерзнуть… – говорит Рита, протягивая мне свою сумку, – значит, у нас осталось минут сорок – потом наступит паралич. Когда время по-настоящему поджимает, разум отключается, и можно безошибочно делать именно то, что нужно. Ты же понимаешь, Тим, что нам с тобой теперь нужно?..

Ночью видимое пространство сужается, ночью бежишь быстрее. Холод щекочет сердце. Я слышу, как в журчащем ручье с мелким каменистым дном идут на нерест хлесткие полосатые окуни, подстегиваемые жаждой их живучей оранжевой икры выбраться наружу. Жесткие чешуйки обезумевших от желания рыб трутся друг о друга; о камни, покрытые рыжим железным налетом; о затвердевшие глиняные следы трактора, в которых стынет ледяная вода, отражающая звезды. Мне кажется, что кто-то бежит за мной. Я оборачиваюсь, но там никого нет: лишь несколько гигантских зонтиков тревожно покачиваются рядом с дорогой.

Я бегу вдоль берега залива, мимо длинного пирса, вываленного в гранитных обломках с острыми краями. Вдалеке в хмуром небе полощется зарево города, журавлиным лесом застыли в порту подъемные краны; нитью жемчуга на горизонте вытянулся караван кораблей.

Я бегу по болоту вдоль реки. Несколько раз проваливаюсь, набирая полные кроссовки болотной жижи, и тогда вокруг неприятно пахнет потревоженным торфом.

«Уааааввааа… Уаааввааа», – слышу я кваканье жабы.

Полусферы глаз, широкая пупырчатая спина на автомобильной покрышке, утонувшей в нечистой воде, поверхность которой идет радужными масляными разводами, похожими на те, что появляются в луже, в которую кто-то по неосторожности пролил бензин.

Я прыгаю туда, поднимая фонтан брызг, обжигающих спину; зажимаю жабу между зубов, так, чтобы не поранить ее. Длинные лапы торчат у меня изо рта, перепонки расправлены двумя широкими воздушными змеями. Река. Песчаный берег. В воде косяком огненных рыб полыхает лунная дорожка, хотя никакой луны нет. Я знаю, кто это… Я вынимаю жабу изо рта и острием тройного крючка подцепляю кожу, делая два надреза, в которые входит его цевье.

Я наматываю леску на склонившиеся над водой ветви ивы: много-много метров, восьмеркой, пропускаю свободный конец через трещину в одной из веток, протягиваю его дальше – на расстояние вытянутой руки, чтобы жаба висела на леске, лежала на воде и не тонула.

33
{"b":"26731","o":1}