(Если бы планы Черчилля не потерпели краха в декабре 1943 года в Тегеране, встретив сопротивление Сталина и Рузвельта, если бы он отстоял свой план «Меркурий», предусматривавший вторжение в Европу на Балканах, война кончилась бы быстрее. Балканы в то время представляли собой перезревший плод, готовый упасть при первом толчке, наступление в этом направлении позволило бы нашим противникам разрушить юго-восточный фланг немецких армий).
В соответствии с «расписанием» Цицерона — в известной степени в качестве компенсации за отклоненный план Черчилля — с середины января 1944 года начались бомбардировки важных транспортных объектов и нефтяных заводов оперативными соединениями авиации западных держав. Первой жертвой их была столица Болгарии. Документы сообщали об этой запланированной бомбардировке как о неоспоримом факте, поэтому мы своевременно предупредили Софию. Но в то время немецкое командование уже не могло организовать сильной противовоздушной обороны силами истребительной авиации в этом районе. Зенитная артиллерия была слишком слабой и по известным причинам должна была быть сосредоточена для защиты нефтяных месторождений в Румынии и заводов по производству авиационного бензина в Чехословакии.
С документами Цицерона, похороненными в сейфе, министерство иностранных дел село в калошу. Гитлер запретил даже информировать посла фон Папена о вновь поступающих материалах Цицерона. Мы с Гиммлером обсудили это распоряжение и решили смягчить его, дав указание Мойзишу информировать фон Папена, как и прежде, обо всем, что касается германо-турецких отношений. При этом мы нашли формулировку, позволявшую Мойзишу, человеку очень обходительному, сохранить добрые отношения, сложившиеся между ним и фон Папеном.
Тем временем наша техническая оснащенность в Анкаре была настолько усовершенствована, что и Мойзиш, и Цицерон располагали новейшим оборудованием. Но в конце года надежность Цицерона и достоверность его материалов были подвергнуты испытаниям. На одной пленке в кадр попали два пальца — безымянный и средний. Так как Цицерон до этого постоянно утверждал, что имеет многолетний опыт фотографирования и работает в одиночку, по ночам, когда английский посол спит, наше недоверие было оправданным. Цицерон подробно изобразил нам, как он принимается за работу: поскольку он обслуживает своего хозяина вплоть до того момента, когда тот уходит спать, он, как только посол, приняв снотворное, задремлет, достает у него из кармана пиджака ключ от сейфа, открывает сейф и в течение десяти минут фотографирует документы, находящиеся в красной или черной кожаной папке. Ничьих подозрений не вызывает тот факт, что камердинер, обязанный чистить и гладить костюмы своего господина, задерживается ночами на некоторое время в квартире посла.
Но как попали его собственные пальцы в кадр? Один из экспертов в области фото, к которому обратились за консультацией, сказал, что при данных обстоятельствах исключено, чтобы человек мог одной рукой держать документы, а другой навести объектив «Лейки» на фотографируемый объект и нажать на затвор. Даже при помощи штатива и при условии, что расстояние до объекта остается неизменным, немыслимо, чтобы человек выполнил такую работу в одиночку. Приходилось допустить, что Цицерон держал фотоаппарат в зубах или придерживал его подбородком, или пользовался посторонней помощью. Сам я не придавал технической стороне вопроса решающего значения — помогал ли кто-нибудь Цицерону или нет, важно для меня было одно — подлинность документов.
Чтобы облегчить Цицерону ночную работу, один из наших сотрудников, разбиравшихся в технике, предложил поручить ему сделать восковой слепок ключа от сейфа. Воск, размягчающийся от тепла руки, следовало использовать так, чтобы ни на сейфе, ни на ключе не оставить никаких следов, могущих вызвать подозрения.
Тщательно упакованный в двух коробочках, чуть больше спичечного коробка, воск, снабженный технической инструкцией, был отправлен в Анкару. Коробочки были выложены ватой, чтобы содержимое их могло невредимым вернуться в Берлин. Вскоре у нас в руках оказался слепок, а затем и копия ключа, изготовленная мастером-ремесленником. Цицерон, как сообщал Мойзиш, радовался как ребенок, потому что новый ключ действовал легче и тише оригинала. Теперь он мог работать и в отсутствие посла, спокойнее и увереннее.
Когда в январе 1944 года Цицерон начал поставлять малоценную, а иногда и вообще не нужную информацию, например, сообщения о сделках в иностранной валюте и тому подобное, я продолжал в отношении его придерживаться прежней, установленной вместе с Мойзишем линии, но про себя решил: впредь, для облегчения бремени, отягощающего казну, платить Цицерону фальшивыми банкнотами. В общей сложности ему выплатили сто пятьдесят тысяч фунтов стерлингов настоящими ассигнациями и сто пятьдесят тысяч фунтов фальшивыми. Но от этого Цицерон нисколько не пострадал, так как на Балканах и на Ближнем Востоке эти банкноты принимались всеми банками как настоящие.
В феврале — марте 1944 года Цицерон, не дав каких-либо объяснений, внезапно прекратил свою деятельность. В августе 1944 года Турция разорвала отношения с Германией и перешла в лагерь союзников [46] .
Следующие одна за другой неудачи 1943 года — капитуляция под Сталинградом, окончательный разгром немецкой африканской армии в Тунисе, высадка союзников в Сицилии, свержение Муссолини, последовавшее вскоре отпадение Италии от блока и, в конце концов, конференции в Касабланке, Москве, Каире, решения, принятые в Тегеране — все это подтверждало мои опасения, высказанные в августе 1942 года Гиммлеру в Житомире.
Тем временем обострилось положение в Венгрии. 19 марта 1944 года Гитлер приказал — еще в то время, когда в Германии находился с визитом «правитель государства» Хорти — начать операцию «Маргарита». В последний момент мне и моему сотруднику Вальтеру Хагену удалось отговорить Гитлера от привлечения словацких и румынских частей к оккупации Венгрии. Осуществление первоначального плана Гитлера вызвало бы возмущение во всей Венгрии, а теперь население встречало немецкие войска, вступившие в страну без вспомогательных войск союзников, цветами. Если бы мы допустили к руководству Венгрией тех представителей венгерского народа, которые готовы были оказать совместно с нами сопротивление Советам, и если бы мы отнеслись с пониманием к венгерским интересам, не случилось бы так, что уже вскоре после этого Красная Армия перешла карпатские перевалы.
