Кроме того, он прекрасно знал области, где закон хранит молчание.

Например, нет такого закона, который требовал бы, чтобы люди, подбирающие на дороге попутчика, говорили ему правду.

На самом деле Ричер не раз убеждался, что они частенько просто не могут удержаться от того, чтобы выдать незнакомому человеку какую-нибудь безобидную выдумку. По его представлениям, это являлось одной из причин, по которым водители останавливались, чтобы кого-нибудь подвезти. Ему приходилось встречаться с мелкими служащими, утверждавшими, что они менеджеры, менеджерами, выдававшими себя за предпринимателей, и бизнесменами, хваставшимися о своих успехах. А еще с рабочими, заявлявшими, будто они владеют компанией, медсестрами, говорившими, что они врачи, и врачами, сообщавшими ему, что они хирурги. Люди любят время от времени расправить крылья и на пару часов перебраться в другой мир, посмотреть, каков он, сыграть новую роль и насладиться ее сиянием.

Никакого вреда в этом Ричер не видел. Часть игры, и не более того.

Но вранье Алана Кинга было иным.

В том, что он говорил, Джек не видел элемента возвеличивания собственной персоны. Он не пытался изобразить себя лучше и значительнее, умнее или сексуальнее. Он выдавал глупую, тривиальную и самую обычную ложь, причем без всякой на то причины.

Например, когда говорил о джинсовых рубашках. Они не имели никакого отношения к корпоративной форме одежды. Рубашки не были новенькими и красивыми, с логотипом компании, вышитым на кармашках, их ни разу не надевали раньше и не стирали. Они представляли собой дешевку, купленную в обычной лавчонке, где они лежали на полке, а потом парни вынули их из пакетов и надели. Ричер знал это совершенно точно, потому что сам носил такие.

И еще: Кинг сказал, что они ехали, не останавливаясь, три часа, но счетчик показывал, что бак заполнен на три четверти. Это означало, что «Шевроле» может продержаться двенадцать часов без заправки. Получается тысяча миль на высокой скорости. А такое невозможно.

Кроме того, вода, которую дал ему Кинг, чтобы он запил таблетку аспирина, была холодной, будто прямо из холодильника. Но за три часа при работающей на полную мощь печке она должна была нагреться.

Ложь.

Более того, Кинг сказал, что его дом находится где-то в Небраске и что население в городке полтора миллиона. А такое невозможно. Полтора миллиона – это почти все население Небраски. В Омахе живет около четырехсот тысяч человек, в Линкольне – двести пятьдесят. В Соединенных Штатах всего девять городов с населением более миллиона, причем в восьми либо намного больше полутора миллионов, либо намного меньше. Только Филадельфия приближается к этим цифрам.

Итак, получается, что эти парни из Филадельфии? Или Кинг имел в виду какую-то столицу? В таком случае Филадельфия – слишком крупный город, но зато все остальные подходят. Возможно, Коламбус, Лас-Вегас, Милуоки, Сан-Антонио, Норфолк-Вирджиния-Бич или Ньюпорт-Ньюс.

Но только не Небраска.

Даже близко не лежало.

И почему Карен Дельфуэнсо ничего не говорит? Она сказала: «У меня есть», когда речь зашла про аспирин, и назвала свое имя – и всё. Ричер мог молчать по несколько часов подряд, но даже он предпринял несколько попыток завести вежливый разговор. Дельфуэнсо производила впечатление женщины, которая готова идти на общение. Но она помалкивала.

Почему?

«Не мое дело», – подумал Джек. Ему требовалось добраться на автобусе до Вирджинии, и он приближался к своей цели на скорости восемьдесят миль в час и более сотни футов в минуту. Ричер откинулся на сиденье и закрыл глаза.

Джулия Соренсон аккуратно обошла бункер, сняла бахилы и убрала их в пластиковый мешок вместе с перчатками. Они представляли собой улики, и там наверняка имелся биологический материал. Затем она достала телефон и вызвала из офиса ФБР две команды: медэкспертов и специалистов по изучению места преступления.

Ее расследование.

После этого она села в машину заместителя шерифа, где находился свидетель, решив, что нет никаких причин вытаскивать беднягу на холод. Гудмен занял место впереди, а его помощник, сидевший за рулем, повернулся к нему. Иными словами, обычный разговор «двое на двое» людей, разделенных пуленепробиваемой перегородкой.

Свидетелем оказался мужчина около пятидесяти, с пышными бакенбардами, не слишком опрятный, в зимней одежде, какую носят фермеры. Он рассказал, что видел, не слишком внятно, как и ожидала Соренсон. Она была прекрасно знакома с недостатками показаний свидетелей. Проходя подготовку в Куантико[8], Джулия допрашивала доктора, которого подозревали в махинациях с медицинскими страховками. Она ждала своей очереди в заполненной пациентами приемной, когда туда ворвался мужчина с целью получить наркотики. Он принялся стрелять, забежал в кабинет и выскочил наружу. После, разумеется, она узнала, что это был спектакль. Доктор оказался актером, грабитель – тоже, и стрелял он холостыми патронами, а все, кто находился в приемной, – такими же, как и она, учениками. Так вот, они не смогли прийти к единому мнению по поводу того, как выглядел грабитель. Причем вообще. Высокий, коротышка, толстый, худой, черный, белый – на самом деле никто не помнил деталей. С тех пор Соренсон относилась к показаниям свидетелей с определенной толикой скепсиса.

– Вы видели, как приехал мужчина в зеленом пальто? – спросила она.

– Нет, – ответил свидетель. – Я видел его на тротуаре и как он направлялся к старой насосной станции, вон туда.

– Вы видели, как приехала красная машина?

– Нет. Она уже стояла.

– Двое мужчин в черных костюмах находились внутри?

– Нет, они тоже были на тротуаре.

– Они шли за тем, который был в зеленом пальто?

Свидетель кивнул.

– Примерно в десяти футах за ним. Или в двадцати.

– Вы можете их описать?

– Обычные парни. В костюмах.

– Старые? Молодые?

– Ни то ни другое. Обычные парни.

– Высокие? Или, наоборот, нет?

– Среднего роста.

– Черные или белые?

– Белые.

– Толстые или худые?

– Средние.

– Какие-нибудь особые приметы? – спросила Соренсон.

– Я не понимаю, что вы имеете в виду, – ответил свидетель.

– Что-то необычное на лицах. Борода, шрамы, пирсинг? Татуировка?

– Они были самыми обычными парнями.

– А как насчет цвета волос? Светлые или темные?

– Волосы? – повторил за ней свидетель. – Ну, не знаю… Волосы как волосы, обыкновенного цвета.

– Вы видели нож, когда они входили внутрь? – спросила Соренсон.

– Нет, – сказал свидетель.

– А когда они выходили, видели нож?

– Нет.

– Они были перепачканы кровью?

– Мне кажется, на одном пиджаке я заметил пару капель. Только они были черные, а не красные. Вроде воды. Как бывает на черном костюме, понимаете?

– У фонарей желтый свет, – сказала Соренсон.

Свидетель выглянул в окно, словно хотел убедиться, так ли это, и сказал:

– Да.

– Значит, в желтом свете кровь могла казаться черной.

– Наверное.

– Красная машина принадлежала тем двум мужчинам? – спросила Соренсон.

– Они сели в нее, леди, – заявил свидетель.

– Но как они выглядели, когда в нее садились? Как будто они хорошо с ней знакомы или не слишком уверенно?

Гудмен, сидевший на пассажирском месте, оглянулся и вопросительно на нее посмотрел.

– Мы ничего не нашли в карманах убитого, – продолжала Соренсон. – В том числе и ключей от машины. В таком случае как он сюда попал? Возможно, красная машина принадлежала ему.

– Тогда как сюда попали те двое мужчин в черных костюмах? – спросил Гудмен. – Они не пришли пешком. Сегодня холодно, а на них не было пальто.

– Может быть, они приехали вместе.

– Я не знаю, леди, – вмешался свидетель. – Они сели в машину и уехали. Больше я ничего не видел.

В конце концов шериф отпустил свидетеля домой, в теплую постель, и отвез Соренсон на север, чтобы показать ей брошенную красную машину.