— Высоко же…
— Пфе! Подумаешь! Я и не с такой высоты прыгала!
— Да ну тебя, — отмахнулся Денёк. И Петька тут же скользнула вниз.
— Петька-а-а! — рванулся за ней Денёк.
Приземлился он удачно и услышал, как Петька смеётся:
— А ты не верил!
Она вскочила на ноги, но тут же взвизгнула по-щенячьи и, схватившись за щиколотку, упала на траву и одуванчики.
— Петь! Петь, ты чего, а?..
Петька жалобно и сердито всхлипнула, растирая ладошками ногу:
— День… у меня, наверное, перелом.
До Петькиного дома было четыре квартала. Денёк нес её на закорках. Нёс молча, а Петька хныкала:
— Денёк, ну поругай меня, ну скажи, что я дура набитая… Чего ты молчишь?
— А чего говорить? Сама же знаешь, что… не очень умная. Нашла откуда прыгать.
— Я думала, мягко… Ты же вот нормально!
— Я три года прыжками в воду занимался, я приземляться умею.
— Ой, правда? А меня научишь?
— Сиди спокойно! — прикрикнул Денис. Петька замерла, а потом снова захныкала:
— Денёк, ну брось меня здесь, я сама… доползу!
— Ну тебя! — буркнул Денёк.
Дома была только бабушка. Денёк неловко затоптался на месте под её строгим взглядом:
— Вот… Она тут немножко покалечилась.
— Очень мило! — сказала бабушка. — Мило с вашей стороны, молодой человек, что вы её доставили. Несите в комнату, — а Петьку спросила:
— Где ты так умудрилась?
— Я споткнулась и упала. Там проволока железная торчит. Бабушка, у меня перелом, да?
— Глупости! Даже растяжения нет. К вечеру танцевать будешь, — сказала бабушка и ушла за эластичным бинтом.
— Ну, ты и врёшь, — восхитился Денёк, — без запинки!
Петька подняла на него насмешливые глаза и сказала:
— Я не вру. Я выкручиваюсь. Чтобы меньше ругали. Взрослым совсем необязательно знать всю правду.
Потом пришли папа и дедушка, все сели пить чай с печеньем, благодарили Денька за спасение Петьки, которая «как всегда, бегает и под ноги не смотрит», приглашали в гости. Денёк краснел, пил чай большими глотками и исподлобья смотрел на Петьку, которая уже беззаботно жевала печенье и смеялась над папиными шутками.
— 2 —
Денёк прибежал утром, растрепанный и весь как на иголках.
— А-а, Денис Хорса! — воскликнул папа. — Входи, входи, спаситель!
Денёк смущенно остановился у порога.
— He-а, мне Петьку… — вскинул глаза, — Лизу.
Папа хмыкнул.
— Петьку-Лизу, — и крикнул: — Елизавета!
Петька, сонно потягиваясь, вышла в коридор:
— Привет… Ты чего у порога торчишь? Проходи!
Но Денёк замотал головой, поманил её и что-то зашептал на ухо. Папа улыбнулся и ушёл в Картинную. Через минуту Петька пронеслась мимо него в свою комнату, крикнув:
— Па-ап, я на улицу!
— А завтрак?
— Потом!
Натягивая на ходу шорты и футболку, она выскочила на площадку и вместе с Деньком побежала, щёлкая подошвами, в сторону старого пруда.
— А как ты туда попал? — спросила Петька на бегу.
— Да просто гулял, гулял, смотрю — каменная кладка разобрана, а там — пустота… Ну и полез.
— И пролез? — Петька сбавила скорость.
— Ну, я ещё разобрал немножко…
— А если кто-нибудь туда уже проник?
— Да нет, — Денёк перешёл на быстрый шаг. — Там же обрыв и крапива с человека ростом. Там и не видно, если со стороны.
— А тебя чего в крапиву понесло? — удивилась Петька.
Денёк сердито стрельнул глазами:
— Ну чего-чего, сама, что ли, не понимаешь? Кустов-то вокруг нет…
Город, в котором жили Петька и её друзья, был старым, с большими деревянными купеческими домами из тяжёлых брёвен, с покосившимися от времени заборами и кривыми улочками. Кривыми, потому что со всех сторон город был зажат невысокими, поросшими сосновым лесом горами. Улицы сбегали с гор и карабкались по ним опять, огибая каменные нагромождения, уходили к берегу речки Ямолги и к старому, заросшему камышом, кувшинками и осокой пруду. Около пруда дома были особенные. Петьке это место нравилось. Они часто здесь гуляли вдвоём с мамой и обо всём разговаривали. Мама жила здесь, когда была маленькой. Берег пруда круто уходил к воде, а фундаменты окружающих домов были сложены из больших плоских камней коричнево-серого цвета. Весь квартал казался из-за этого очень древним и каким-то нездешним. Будто из старых фильмов про далёкие города.
И была в этом квартале тайна. Дом над обрывом. Он стоял на самом краю оврага, был тёмный и хмурый, без признаков жизни. Петька никогда не видела в его окнах света, хоть, бывало, допоздна следила за домом. Никто никогда не выходил оттуда, и почтовый ящик давно покосился и покрылся бурой ржавчиной. Дом Петьку привлекал, как самая большая тайна на свете. Со стороны обрыва к дому было трудно подобраться, зато с другой стороны к дому вела лестница. И какая! Под стать дому! Как и фундаменты домов, она была выложена каменными плитами, отшлифованными тысячами дождей и ног. По обеим сторонам лестницы — заборы садов, только были они не из проволоки и не из дерева, а тоже каменные. Один сад был того самого дома, и в нем росли столетние лиственницы, а другой сад — соседнего дома, из-за его забора над лестницей склонялись яблони. Лестница плавно изгибалась в тени деревьев, поэтому издалека она была незаметна и даже в самый солнечный день казалась сумрачной.
Петька всегда поднималась по лестнице с лёгкой дрожью в коленках. Лестница упиралась в высоченную (до неба!) ограду с тяжёлыми воротами. На воротах была звёздочка. Когда-то она была красная, но теперь сливалась с деревом ворот. Сбоку — шаткая калитка. Дом — громада, молчаливая, грозная, полная тайн и загадок. Прошлой осенью Петька решилась. Всё равно дом пустой, это же ясно! А калитка так соблазнительно приоткрыта! И если выйти через сад к обрыву, то будет видно всё: пруд, и мамин квартал, и ближайшие горы, и дорога, ведущая в Новый город. А потом можно разбежаться и ухнуть с обрыва в обморочную пустоту стремительного полёта. Там такой скат, будто сотни ребят прокатились!
Петька зажмурилась и открыла калитку. Но не успела сделать и двух шагов, как непонятно откуда выскочил высокий старик с палкой наперевес, в широкой вылинявшей блузе, в соломенной шляпе на всклоченной седой шевелюре. Нос у него был орлиный, а глаза такие, что Петькино сердце дрогнуло.
— Ну?! — грозно спросил старик.
Петька бросилась наутёк. Может быть, это было малодушием (так Петька сама себе потом и сказала), но объяснить старику, что ей надо, она всё равно бы не смогла.
Петька добежала до колодца, села около него и расплакалась. Так было обидно! Такой дом! И вот кто там живёт! Да какая разница, кто! Главное, что живёт! Что дом не пустой! И нет в нём никаких тайн! И старик какой-то сумасшедший…
Потом Петька успокоилась и поняла, что старик тоже загадочный, а то, что он так набросился, тоже понятно: кому понравится, что без спроса к тебе кто-то в сад суётся? В общем, этот эпизод не лишил дом таинственности, и интерес Петьки к нему ещё больше возрос.
И вот прибегает Денёк! И что говорит! Тайный лаз в каменном фундаменте того самого дома!
Перед обрывом, на котором стоял дом, был пустырь. Небольшой, с жёлто-рыжей землёй, клочками блёклой полыни и сухой травы. Перед зарослями крапивы Петька и Денёк остановились. Оба были в шортах и футболках.
— Да… — выдохнула Петька. — Ты чего меня не предупредил, что такая крапива? Не пройти не проехать…
— Да я сам-то… забыл как-то, — буркнул Денёк и сказал жалобно, — может, вырубить? Найдём палки…
— Ага! И все увидят!
Выход был один. Не идти же переодеваться! Ещё не пустят… Ребята переглянулись.
— Ну? Была не была? — сказал бодро Денёк и протянул Петьке руку. Та вцепилась в неё и, закрыв лицо другой рукой, рванула вслед за другом в крапивный лес. Будто пчелиный рой набросился на Петьку и Денька. Но Петька только зубы сжала. Она загадала: если не пикнет ни разу, то всё будет хорошо, они исследуют тайный лаз и раскроют тайну дома. Краем глаза Петька глянула на Денька. Закрываясь рукой лицо, он прорывался вперёд, и лицо у него было такое, будто вокруг не крапива, а пули и огненные стрелы. Когда они выскочили из зарослей и уткнулись в камень фундамента, кожа на руках и ногах горела адским пламенем. Денёк хихикнул:
