— Всё-таки, Арина Аркадьевна, надо было меня в известность поставить. Театр — это, знаете ли… театр. Дело-то нешуточное!
Вечером Петька благодарно прижалась к бабушке, сидящей на диване с солидным томом Шекспира.
— Что тебе, радость моя?
— Ба-а… А как ты догадалась нам помочь? Давно придумала про театр, да?
— Боже упаси. Я вообще в ваши дела не хотела вмешиваться. Только на собрание посмотрела и поняла, что положение безвыходное, надо на что-то решаться, чтобы вы не стали Щеколдами…
— Ну что ты говоришь такое, бабушка! — возмутилась Петька.
— Ох, Лиза, дружочек, всякое может случиться даже с самыми хорошими детьми, если им нечем заняться. Этот Гера Щеколдин ведь тоже не всегда был таким пакостником.
Петька задумалась. А ведь правда! Сначала все дети хорошие, кто-то покапризней, кто-то поспокойней, но никогда нельзя сказать заранее, какой из него вырастет человек. Все маленькие такие хорошенькие… Вот даже у животных! Гусята, козлята, крокодильчики становятся гусями, козлами, крокодилами. Все были маленькие. Но из кого-то вырастет папа, мама, Иван, а из кого-то Скрипун, Щеколда и «А в кубе».
Петька тряхнула головой.
— Я не знаю, от чего это зависит, — сказала она твёрдо, — но я точно знаю, что мы никогда не будем такими, как Щеколда!
— Ну и славно… Впрочем, Щеколда ещё не конченый человек, — усмехнулась бабушка и углубилась в Шекспира, но Петька опять затеребила её:
— Бабуль, а почему именно театр?
— Ну… если бы я сказала, что веду у вас секцию карате, мне бы мало кто поверил.
Петька хихикнула.
— А когда начнём репетировать?
— О, Господи, Лизок, я не собираюсь всерьёз открывать театр! Это просто чтобы вас оставили в покое… — бабушка наткнулась на Петькин взгляд. — Хотя, наверное, ты права, пообещали что-то там показать…
— Бабушка! — вскочила Петька. — Ты не можешь! Все ребята ждут! Весь двор ждёт! Ты обещала спектакль! И Морюшкина взять…
— Какого ещё Морюшкина?!
— Виталика!
— Ах, Виталика, — бабушка явно не ожидала такого поворота событий и растерялась. — Но, Лизок, театр, сцена, это было так давно!
— Вот и… тряхни стариной!
Бабушке задумалась:
— И впрямь, что ли, тряхнуть?
Петька бросилась ей на шею.
— Я всегда знала, что ты самая лучшая бабушка на свете! — вопила она.
— Лиза, я ещё не…
— Ну, Арина Аркадьевна, дорогая, боюсь, вы теперь не отвертитесь от этой банды, — насмешливо сказал дедушка, внезапно появляясь на пороге.
— Я и не думала отвертеться, дорогой Сергей Арсеньевич, — парировала бабушка, подмигнув Петьке.
— 3 —
Весь следующий месяц запомнился Петьке как сплошная безостановочная чехарда репетиций, занятий и поздних посиделок в Хижине. У Бродяг не было ни одной свободной минуты. Иногда Арина Аркадьевна усмехалась:
— Ну, вы ещё пожалеете, что я помогла вам!
Но напрасно она на это рассчитывала: всем Бродягам нравилась затея с театром, а Петька — та вообще была счастлива. Петька очень гордилась своей бабушкой, она и себя чувствовала причастной к великой театральной жизни. «Рампа», «мизансцена», «амплуа» не были для неё незнакомыми словами, и партер от амфитеатра она отличала, и задник с кулисами и занавесом не путала, и знала, где находится аванс-цена. Теперь Петька «заносилась» перед друзьями, козыряя профессиональными словами и театральными правилами. Генка однажды не вытерпел и сказал:
— Слушай, Петище, хватит задаваться.
Петька посмотрела внимательно на Генку и перестала строить из себя великую актрису.
Генка был её старым товарищем. Их мамы вместе в роддоме лежали и первое время вывозили их в одной коляске гулять. Петька с Генкой ходили в одни ясли. Потом в один детский сад. Потом стали учиться в одном классе. Даже путёвки в лагерь им брали на одну смену и в один отряд. Иногда Петьке казалось даже, что она с Генкой встречается чаще, чем со своим братом Олежкой. У Генки круглое лопоухое лицо, строгие серые глаза и волосы ёжиком. Он очень умный. Дело даже не в том, что он здорово задачки по математике решает или пишет без ошибок диктанты даже за седьмой класс, просто он хоть и редко говорит, но всегда толково и по делу. И никогда не врёт. Когда такой человек говорит: «Не задавайся», то хочешь-не хочешь, а задаваться перестанешь.
Долго мучились с выбором пьесы. Капитанша Арина хотела поставить что-нибудь из классики, «вечное», но ничего не могла подобрать. Наконец Егор предложил:
— Надо самим написать пьесу.
— Но, дорогой мой, это же вам не школьное сочинение, — бурно и насмешливо запротестовала Арина Аркадьевна, — и даже не стихотворение.
Драматическое произведение — труднейший жанр! Там должен быть конфликт, его разрешение, должно быть выверено каждое слово. И мораль, да, должна быть мораль, идея! Нет-нет, это нам не по зубам.
Егор пожал плечами: не хотите, как хотите — но через два дня пришёл к Петушковым с тоненькой тетрадкой в яркой обложке. Арина Аркадьевна прочитала и хмыкнула:
— Что ж! — сказала она. — Неплохо. Очень даже… у тебя есть дар слова, Егор; я, если честно, не ожидала. Извини, что сомневалась в твоих способностях. Елизавета! Труби общий сбор! Сегодня — читка пьесы.
Пьеса называлась «Жизнь и приключения Вольных Бродяг из Заколдованного леса», и была она про то… Ну, в общем, про то, как дети играют. Наверное, не только в этом дворе, но и в тысячах других. Во всех городах, больших и маленьких, и во всех странах мира. Так казалось Петьке в тот день, когда прочитали в Хижине Егорову пьесу. Она объединяла многих героев любимых ребячьих книг и была о вечном: о дружбе и предательстве, любви и ненависти, добре и зле. И добро, конечно, побеждало.
— Здорово, — тихо сказала Ленка, когда Арина Аркадьевна закончила читать. (Она хотела предоставить это право автору, но Егор смутился, застеснялся и отказался.)
— Чур, я буду Робин Гудом! — вскочил Сашка.
— Хи-итрый, — протянул Генка.
— Роли должен режиссёр распределять, — важно сказала Петька и посмотрела на бабушку: «Правильно я говорю?» А потом мельком на Генку: «Я не задаюсь, но ведь, правда, режиссёр должен».
А Арина Аркадьевна между тем задумчиво смотрела на ребят и постукивала пустой трубкой. («При детях не курим».)
— Ну, Александр Строев… попробуйте. Внешние данные ваши вполне соответствуют. Лена, я думаю, ты не против попробовать Русалочку? Отлично. Потрясающий образ злого пирата. Алексей?
— Капитанша Арина вопросительно подняла брови.
— Ну, как всегда! — в сердцах хлопнул себя Лёшка по коленке. — Что, у меня внешние данные тоже, того… соответствуют? Всяким злыдням, да?
— Мы тебя загримируем, — невозмутимо сказала Капитанша Арина. — Имей в виду, роль характерная, очень сложная.
— Злодеев вообще играть сложней, — вставила Петька.
— Да нет… я же не против! — почему-то просиял Лёшка.
А Генка сказал:
— Кто-то же должен отрицательных персонажей играть, иначе никакого спектакля не получится. Я Зловредным учителем могу быть.
— Гена, ценю твоё благородство.
Скоро все роли были распределены: Егор играл короля, а Морюшкин — королевского шута. Олежке досталась самая крохотная роль добродушного Лешего.
— Не бывает маленьких ролей, бывают маленькие актёры, — сказала бабушка. — К тому же у вас с Деньком, как у людей рисующих, полным-полно будет работы с декорациями и реквизитом.
— Значит, я играть не буду? — обрадовался Денёк. — А то я страшно боялся, что вы меня назначите, а у меня совершенно нет таланта… Но я могу музыку подобрать, я в школе раньше всегда на музыке сидел.
— Отлично! От музыки зависит многое.
Арина Аркадьевна Метельская оказалась строгим режиссёром. Репетиции длились по несколько часов, плюс актёрские тренинги и анализ работы. То и дело Денёк и Олежка носились на велосипедах в кулинарию за заварными пончиками (они были пустые внутри, лёгкие, и их на килограмм получалось много), а Генчик открывал люк и кричал, свешиваясь в свою квартиру:
