Историкам, объясняющим такие же устремления Петра I, было легче. Ибо Петром действительно руководило сознание необходимости моря, потому как в момент, когда он начинал Северную войну, у России не было ни пяди Балтийского побережья. И к шведской стороне русский царь предъявлял только одно требование — вернуть захваченное ею у России в Ливонской войне, то есть земли, простиравшиеся от устья Сестры до устья Наровы. Так что, кроме всего прочего, Северную войну, судя по изначальным требованиям русской стороны, можно считать войной справедливой. Это уже в ходе самой войны сложилась ситуация, когда России предоставилась возможность отхватить больше, отчего и характер войны потерял справедливое начало. И недаром во всех скудных ссылках на Ливонскую войну авторы стараются привести как можно больше аналогий во внешней политике Петра I и Ивана Грозного: Иван-то, дескать, оказывается, предвосхитил петровские замыслы. Всеми силами наши деятели исторической науки пытаются уравнять их не только в устремлениях (устремления действительно были одинаковы), но и в Причинах, побудивших обоих к таким устремлениям, потому как таким Уравниванием легче завуалировать агрессивный, захватнический, несправедливый характер Ливонской войны. В этом смысле Северная война служит своего рода моральным и нравственным прикрытием случившейся за полтораста лет до нее войне Ливонской.
В среде наших соотечественников война Петра I против Швеции не вызывает сомнений в своем справедливом характере, ибо обыватель строит свое отношение к ней по исходным замашкам русского царя. А потому эта война всегда была популярна у всех поколений россиян, начиная с ее современников. А отечественная историография до наших дней продолжает не скупиться на ее популяризацию и прославление. Ну а поскольку может показаться, что Ливонская война имела те же цели, во многом тот же театр действий, а одним из противников России была Швеция, то и саму войну, особенно если не вдаваться в подробности, легко представить как полную предтечу войне Северной. Мы здесь не зря оговорились, что аналогия между обеими войнами может только показаться, и показаться она может лишь при поверхностном рассмотрении. Но именно таким, обывательским подходом и отличается большинство, и не только наших соотечественников. И именно на это обстоятельство делают ставку те, кто отдает очередной социальный заказ к исполнению. И только поэтому Ливонская война не получает широкого освещения, ибо в противном случае ее характер, ее истинное лицо, даже при помощи Северной войны, завуалировать будет сложнее. Ведь чем больше приводить подробностей о Ливонской войне, тем больше непохожа она будет становиться на Северную. И при глубоком изучении войны времен Ивана Грозного искусственно и неуклюже слепленный из нее прототип войны петровского царствования развалится на глазах.
Ну и, конечно, самым большим отличием одного события от другого стали их итоговые результаты. Северная война отвечает обоим условиям быть со славой записанной на скрижалях отечественной истории: она была справедливой войной и завершилась полной и убедительной победой русского оружия. Ливонская же война являет собой полную противоположность: не имея в своей основе справедливого начала, до конца оставаясь захватнической, она закончилась для государства-инициатора агрессии тяжелым поражением.
Особенность настоящей книги в том, что, будучи посвященной войне, она меньше всего повествует о непосредственных военных действиях, рассказ о которых на ее страницах строится довольно скупо, отчего может показаться, что картина самой войны теряется на фоне общеполитической истории России второй половины XVI века. Читатель почти не найдет здесь характерных для военной истории ярких батальных сцен и описаний военных операций, способных дать представление об уровне владения военным искусством каждым из участников описываемых событий. Причина тому та, что такими данными просто не располагает наша историография. Имеющиеся в распоряжении исследователя источники с их скудными сведениями о Ливонской войне, на которые можно сослаться, свои упоминания о непосредственных боевых действиях ограничивают датами, в которые эти действия состоялись, и конечными их результатами. Совсем редко можно встретить данные о численности войск, участвовавших в той или иной операции, впрочем, почти всегда с оговорками о их сомнительности. В самого разного уровня литературно-исторических произведениях, затрагивающих Ливонскую войну, мы не найдем свойственных такому жанру карт и схем кампаний той войны и ее отдельных баталий.
Как известно, боевые действия в Ливонской войне в основном сводились к осадам и штурмам крепостей и редко выливались в открытые полевые сражения. Но за исключением осады Пскова, случившейся уже практически под занавес войны, мы также не имеем представления о характере осадных баталий и не располагаем ни словесными описаниями осажденных крепостей, ни схемными изображениями их защитных сооружений, ни данными о их вооружении.
Но насколько скудна имеющаяся в распоряжении исследователя информация о военных действиях, настолько противоположная картина ждет того же исследователя при знакомстве его с дипломатической составляющей той же войны. Та эпоха оставила нам массу материала по внешнеполитической борьбе противников вне полей сражений. Надо сказать, что накал политических страстей на воюющих сторонах все 25 лет боевых действий не уступал накалу военному, а соперничество внешнеполитических ведомств в разгар войны достигло своего пика, став украшением истории дипломатии своей эпохи.
Характерной особенностью той войны стало то, что на всем ее протяжении Россия параллельно военным действиям практически беспрерывно вела переговоры с главным своим противником — Литвой, а позже, после объединения последней с Польшей, с объединенным государством — Речью Посполитой. Это уникальное явление в истории, и его уникальность в равной степени относится как к истории войн, так и к истории дипломатии. Обычно военные действия прерывают всякие переговоры и рвут дипломатические отношения, возобновление которых в будущем становится, как правило, серьезной проблемой. В Ливонской же войне главные враждующие стороны под грохот битв обменивались посольствами, предъявляли друг другу требования, выясняли отношения, не унимая при этом своих воевод. Чуть ли не постоянно, на протяжении всей войны, в Москве находились полномочные представители государства-соперника, равно как в Вильно или в Кракове вершили дипломатическую миссию люди Москвы. А если и не было в какой-то момент при дворе одного из противников посольства другого, то переписка между главами правительств воюющих держав не прерывалась никогда, отличаясь завидной регулярностью. Гонцы с посланиями из Москвы в Вильно или в Краков и обратно из Вильно или из Кракова в Москву освоили дорогу настолько, что знали на ней каждый камень.
Вершиной обоюдной дипломатической активности стало то, что в разгар войны представитель царственного дома одного воюющего государства даже баллотировался на трон другого, то есть, государства-соперника. И мог бы даже быть и избран, будь немного погибче и политически более проницателен.
Характер дипломатических отношений России с Речью Посполитой времен Ливонской войны представляет большой интерес. Он менялся в зависимости от успехов или, напротив, неуспехов на полях сражений, став воплощением всех пороков аппарата политического руководства Московским государством. Но мы не станем упреждать событий и познакомим читателя с историей этих отношений по ходу нашего повествования.
Скудость сведений о тактической составляющей той войны не позволяет отнести настоящую книгу к разряду книг о собственно военной истории, а тем более к истории военного искусства. Она по своему содержанию ближе к общеполитической истории эпохи. И как один из символов эпохи в ней нашел место ее главный герой — русский царь Иван IV.
В целом эта книга не носит в себе портретного начала и автору по ходу ее написания меньше всего хотелось бы превращать свое творение в еще одну трактовку изъезженного образа Ивана Грозного. Тем более, что в своей предыдущей работе «Парадоксы российской истории», в ее разделе «А тут рабское терпение…» автор дал свое видение личности этого русского самодержца, и любое новое написание его привело бы только к повторению. Но совсем оградиться от такой задачи при трактовке главного события второй половины XVI столетия, каким стала Ливонская война, видимо, нельзя, и главный герой эпохи невольно становится главным героем и этой книги. А потому прежде чем перейти к нашему повествованию, не лишним будет дать несколько штрихов к пониманию личности первого русского царя.
