Как же изумился Грозный, получив требования от своего карманного ливонского правителя. В ответ он послал Магнусу ответ такого содержания:
«Хочешь брать у нас города — бери: мы здесь от тебя близко, ты об этих городах не заботься: их и без тебя берегут. Приставов в твои городки, сколько Бог помощи подаст, пошлем, а деньги у нас — сухари, какие случились. Если не захочешь нас слушать, то мы готовы, а тебе от нас нашу отчину отводить не следовало. Если тебе нечем на Кеси жить, то ступай в свою землю за море, а еще лучше сослать тебя в Казань; если поедешь за море, то мы свою вотчину, Лифляндскую землю, и без тебя очистим».
И уже совсем не стало пределов негодованию русского царя, когда он узнал о тайных сношениях Магнуса с польскими шляхтичами и панами. Грозный тотчас повелел воеводам овладеть городами, которые занял Магнус, и сам вслед за ними двинулся против своего строптивого вассала. В первом же освобожденном от магнусовских приверженцев, ранее занятом датским принцем городе Кокенгаузене, царь приказал казнить пятьдесят человек из личной гвардии принца. Вслед за тем царю покорились Ашераден, Ленвард, Шваненбург и другие города, ранее занятые Магнусом, так что из всех владений новоявленного ливонского короля у него остались лишь Венден и Вольмар. Наконец, Иван Грозный подошел к Вендену, где находился сам ливонский король, а воевода Вельский осадил Вольмар, в котором заперся один из ближайших сановников Магнуса, Георг Вильке.
Сначала Вильке, было, отказался наотрез впускать царских людей в крепость, объясняя, что она взята королевскою саблею, следовательно, принадлежит Магнусу, но, видя готовность Вельского к штурму и не надеясь устоять, сам выехал к воеводе, сказав тому: «Знаю, что мой король присяжник царя: удерживаюсь от кровопролития. Возьмите город: еду к Магнусу». Но Вельский отослал его к царю как пленника и с ним еще двадцать немцев из магнусовой дружины. Там их ждала незавидная участь, но других воинов ливонского короля такая же участь постигла прямо сейчас. Семьдесят из них стрельцы Вельского тут же изрубили бердышами и саблями. Многих в оковах отправили в заточение.
В то же время царь повелел Магнусу выйти к нему из Вендена, но тот не решался и прислал Грозному для переговоров двух своих послов. Но московский государь посчитал ниже своего достоинства вступать в переговоры с посланниками изменившего ему слуги. Он тут же велел высечь их розгами и отправил обратно к их королю с тем, чтобы передали ему настоятельное требование царя принести повинною. К царским требованиям добавились просьбы жителей города, умолявших Магнуса покориться царю и тем самым отвести беду от города. Жители хорошо знали, что такое подвергнуть свой город участи взятого на щит. В конце концов Магнус сдался и в окружении двадцати пяти приближенных явился в царском стане, предварительно впустив в крепость московских ратников, но оставив при этом замок в руках преданного ему гарнизона, повелев не сдавать замок до последней возможности.
Представ перед Грозным, развенчанный ливонский король пал на колени и молил о прощении. Иван отвечал:
«Глупец! Если б ты не был королевским сыном, то я бы научил тебя, как мне противиться и забирать мои города. Ты дерзнул мечтать о королевстве ливонском? Ты, бродяга, нищий, принятый в мое семейство, женатый на моей возлюбленной племяннице, одетый, обутый мною, наделенный казною и городами — ты изменил мне, своему государю, отцу, благодетелю? Дай ответ! Сколько раз слышал я о твоих замыслах гнусных? Но не верил, молчал. Ныне все открылось. Ты хотел обманом взять Ливонию и быть слугою польским. Но Господь милосердный сохранил меня и предает тебя в мои руки. И так будь жертвою правосудия; возврати мое и снова пресмыкайся в ничтожестве!»
Оставив окончательное решение судьбы датского принца на потом, царь пока ограничился взятием того под стражу.
Но если ливонский король так легко сдался на милость русского царя, то не так легко поддались ему запершиеся в замке жители города. Московским воеводам пришлось громить замок тяжелой артиллерией, а потом добывать его несколькими попытками упорных штурмов. Бои на стенах и башнях продолжались три дня, и когда защитники увидели, что выхода нет, они решили подорвать себя сами. Запершись в одной из башен, подкатив под нее несколько бочек пороха и бросив в порох горящий факел, остававшиеся в живых воины гарнизона и жители города взлетели на воздух вместе с остатками замка и бросившимися на приступ московскими ратниками. После побоища Грозный повелел казнить всех, кого удастся обнаружить в живых. Такие действительно нашлись, но поскольку их было немного, к тому же они были, как правило, ранены и изуродованы, а большею частью находились без сознания, то русского царя масштабы такой казни удовлетворить не могли, и он приказал казнить многих пленных, захваченных ранее. В числе последних оказался и взятый воеводой Вельским под Вольмаром Георг Вильке и двадцать других немцев из его окружения. По распоряжению Грозного их всех посадили на кол.
Насытившись местью, русский царь продолжил завоевания и после Вендена овладел городами Роннебург, Трикат и Шмильтен, обороняемых литовскими гарнизонами, а потому тут Грозный снова не встретил ни малейшего сопротивления. В конце сентября авангардные русские полки вышли к предместьям Риги. Своими мощными бастионами крепость напомнила московским воеводам Ревель, а приморское положение города обещало бесперебойную помощь защитникам со стороны моря. Предвидя все, уже не раз испытанные трудности, Грозный не решился на осаду и поздней осенью, оставив гарнизоны в занятых крепостях и послав часть конницы, преимущественно татарской, в район Ревеля для опустошения шведских владений, отвел войска к Дерпту. Здесь московский властелин пышно и торжественно отпраздновал свои победы, а по возвращению царя в столицу еще более пышные празднества в честь его побед гремели в Москве, но самому пристальному глазу усмотреть победы в последней кампании русских остается весьма трудной задачей.
Кроме взятий Зесвегена и Венденского замка, которые удались русскому воинству ценой огромных потерь, московские воеводы в прошедшей кампании не одержали ни одной победы, да и не выпало на их долю ни одного сражения. Вся кампания за исключением овладения двумя названными укрепленными местечками свелась к бескровному для русских походу, на всем протяжении которого перед царем распахивали ворота все встреченные им на пути крепости и замки. Недостаток кровопролития Иван компенсировал массовыми казнями сдавшихся ему на милость воинских гарнизонов, если только сдача происходила не сразу при появлении под стенами крепости русских войск, а через какое-то время, которое противник брал на обдумывание. Жестокому избиению при этом подвергалось и все без исключения гражданское население городов. По мнению многих наших отечественных историков, строящих свои выводы на основе свидетельств, оставленных летописцами, последняя наступательная операция русского воинства в Ливонской войне, операция 1577 года, по жестокости, проявленной в отношении мирных жителей, была сродни первой наступательной кампании 1558 года. Но главная особенность кампании 1577 года та, что она окончательно ослепила русского царя. Он придал слишком большое значение своим победам, которых по сути дела не было, и не увидел причин той легкости, с которой ему удалось за два-три месяца пройти всю южную часть Ливонии, заняв по пути более двух десятков укрепленных мест. Он не принял во внимание того, что его главный соперник по той войне еще не отошел от выборов и, следовательно, не оправился от затянувшегося бескоролевья. Что этот соперник оказался слишком доверчивым, положившись на перемирие, срок которого еще далеко не вышел, а потому он оказался не готовым к отпору. Что, наконец, главные силы поляков и литовцев вместе с воеводами оставили театр военных действий сразу же с началом русского вторжения, очевидно, наказав оставшимся малочисленным гарнизонам не вступать в баталии и избегать кровопролитий, дабы сохранить людской потенциал на будущее. Заметим, что сопротивлялись русским под Венденом и раздумывали, сдаваться ли им или вступать в баталию, только немецкие гарнизоны. Литовцы же, не мешкая, складывали оружие при появлении русских. Недальновидный русский царь не углядел, что такое поведение противника вызвано тем, что новый польский король готовит против Москвы ответную акцию, перед которой русское оружие устоять не сможет. Вместо всего этого московский самодур превозносил себя и свои мнимые победы в последней кампании и пренебрежительно смотрел на, как ему казалось, поверженного и посрамленного противника.
