После Гапсаля перед напором московского воинства не устояла крепость Падис. Там гарнизон не думал добровольно складывать оружие, но силы его были не в состоянии противостоять наступавшим. Русские овладели крепостью после одного дня боев. В последующие дни шведы подтянули к Падису крупные силы, надеясь его вернуть, но неоднократные попытки противника отбить крепость не увенчались успехом, Падис оставался в русских руках. Этим кампания 1576 года завершилась.
Наступивший 1577 год стал переломным и в своем роде определяющим для всей войны. Кампании предыдущих лет для русской стороны с теми или иными натяжками можно было считать все-таки более или менее удачными, но 1577 год положил конец даже частным военным успехам Москвы. Казалось бы, что к тому году Россия подошла с неплохой основой для будущих успехов. За время последних кампаний она полностью очистила северные районы Ливонии от шведов, в руках которых оставался лишь Ревель. Но что толку от всех этих побед, если противник продолжал удерживать главную морскую базу и основной опорный пункт своего присутствия в Ливонии. А потому на начало года московское правительство планировало крупную наступательную операцию, целью которой ставило овладение Ревелем.
В январе русское войско в составе 50 тысяч человек, возглавляемое воеводами Ф.И. Мстиславским и И.В. Шереметевым, во второй раз за эту войну подступило к Ревелю. При этом воевода Шереметев поклялся, что возьмет Ревель или сложит под ним свою голову. Поход на Ревель 1577 года стал последней наступательной операцией Москвы на шведском участке Ливонского фронта, а сама операция отмечена как одно из самых крупных поражений московского воинства в той войне.
Главной причиной неудачи русских в битве за Ревель следует назвать превосходство противника в артиллерии. Надо сказать, что город основательно подготовился к осаде. В первую очередь это выражалось в том, что осажденные имели в пять раз больше стволов артиллерии, чем осадившая их армия. Московские воеводы под Ревелем располагали всего 28 орудиями. Эта цифра просто несерьезная, когда речь идет об операции по осаде и взятию такой мощной крепости, как Ревель. Лучше у защитников обстояли дела и с артиллерийскими снарядами. Сохранившиеся записи разрядного и пушкарского приказов донесли до нас сведения, что во время осады Ревеля на каждое орудие в осадном лагере приходилось не более чем по 700 ядер, что также далеко недостаточно для успешного проведения задуманной операции.
Четко на стороне противника была налажена и вся организация обороны города. И это несмотря на то, что разыгравшиеся с начала кампании бури на Балтике лишили гарнизон поддержки морем со стороны «большой земли». Началось с того, что еще при подходе русской армии к Ревелю шторм разбил и уничтожил следовавший к Ревелю отряд судов с грузом для осажденных. И в дальнейшем в течение всей кампании корабли с подкреплениями для ревельского гарнизона из-за сильных штормов не могли пересечь Балтийское море и подойти на ревельский рейд, так что жители и гарнизон города остались предоставленными себе самим. Но комендант крепости шведский генерал Горн оказался опытным и знающим свое дело военным специалистом. Предложенное им расположение батарей на укреплениях города не имело изъянов, так что осадный лагерь русских страдал от обстрела с крепостных бастионов больше, чем сам мог нанести вреда осажденным. В результате осадная армия понесла значительно большие потери, чем защитники города. А во время одной артиллерийской дуэли был убит наповал шведским ядром один из главных военачальников русского войска Иван Шереметев, так что воевода полностью сдержал данное им слово.
Особенностью этой осады Ревеля и заслугой его защитников стало то, что они, зная об излюбленном приеме русских использовать при осадах зажигательные снаряды и каленые ядра, неизменно приводящих к пожарам, что в той войне стало причиной падения многих ливонских крепостей, заранее приняли все надлежащие меры и наладили службу пожаротушения. Каждому жителю вменялось в обязанность сторожить свой дом днем и ночью от пожара, а специальные команды непрестанно разъезжали по городу, наблюдая, не упало ли где каленое ядро.
Другой особенностью той памятной осады стали частые вылазки осажденных против лагеря осаждающих. Следует отметить, что в ту войну такое явление ранее не наблюдалось, во всяком случае, источники молчат о нем, отчего следует полагать, что вылазки, если они и были, то не стали характерным признаком прошлых осад. Но вот под Ревелем в 1577 году это было именно так, причем наряду со шведскими солдатами и немецкими ландскнехтами в вылазках принимало участие гражданское население города. Из гражданских лиц даже был составлен отряд в 400 человек под командой мещанского сына, некоего Иво Шенкенберга.
А монархи воюющих держав во все время осады продолжали сноситься друг с другом. Так Юхан шведский писал московскому Ивану, что Швеция продает Ревель германскому императору, а потому русскому царю нет надобности громить город. И если он так ему нужен, то пусть требует его от германских властей.
В то же время русское командование под Ревелем распускало слух, что будто бы на помощь осадной армии следуют крупные силы во главе с самим царем. Расчет был на то, что такой слух дойдет до защитников и устрашит их. Слух действительно доходил по назначению, но ни малейшего страха гарнизон при этом не испытывал. То ли ревельцы не верили этому, то ли просто не боялись появления под стенами своего города пусть даже самого русского царя, а потому о капитуляции не хотели и слышать. Тем более что вместе с этими слухами до гарнизона крепости доходили известия о том, что в русском лагере нет веры в успех, что среди воевод нет согласия и единства, а у воинов нет доверия к воеводам. В довершение всего к концу зимы на Балтике стихли штормы, и на ревельский рейд стали заходить вереницы судов с грузами и пополнениями для осажденных.
Перспектив в овладении крепостью не было никаких, русское командование даже не ставило на повестку дня вопрос о возможном штурме. Наконец, видя бессмысленность дальнейшего топтания под стенами Ревеля, московские воеводы 13 марта, после семи недель осады, сняли лагерь и отвели армию за свои рубежи.
Но отступлением московских воевод от стен Ревеля кампания 1577 года не закончилась, как не закончились с ней все неудачи того года. Неожиданно шведы, ободренные успехом, перешли в контрнаступление и прошлись следом за отступающими русскими полками, отбив у русских по пути замок Вейсенштейн, с таким трудом и громадными потерями добытый в кампании пятилетней давности, и крепость Пернов, с неменьшими трудностями и потерями добытую полтора года назад. Кроме этих двух крупных опорных пунктов, русские оставили неприятелю ряд более мелких, так что почти все завоевания последних лет в северной части Ливонии оказались сведенными к нулю.
Тем временем русский царь действительно собирался с крупными силами для следующего большого похода, так что слухи, распускаемые воеводами под стенами Ревеля, были не так уж и не верны. Но целью очередной кампании царя на этот раз был не Ревель. То ли Грозный после двух попыток покушения разуверился в успехе против этой мощной твердыни, то ли еще почему, но он решил оставить пока Северную Ливонию в покое и перенести удар на южные ее районы, занятые литовцами. Расчет был тот же, что и в кампании 1575 года против шведов: пока не истек срок перемирия с Речью Посполитой, царю предоставлялась возможность попытать счастья против неготового к отпору противника. И здесь, как и в последнем наступлении на севере Ливонии, поначалу московской стороне сопутствовал успех. Но как прошлая кампания стала последней наступательной операцией русских на шведском участке фронта, так и эта стала последним наступлением на юге Ливонии, а с ним и вообще последней наступательной акцией России в той войне.
Еще одним характерным показателем той кампании стала измена Грозному датского принца Магнуса.
Этот игрушечный король Ливонии уже давно вынашивал изменнические планы. Многие наши историки измену Магнуса объясняют уж слишком банальными и меркантильными причинами, имеющими в основе материальную обиду, нанесенную датскому принцу Грозным. Дескать, царь ущемлял того в имениях, вотчинах, прочих земельных пожалованиях, обещанных ранее и на которые вполне объективно мог рассчитывать принц. В особенности часто приводится факт недодачи царем обещанного приданного за племянницей. Там речь идет о целых городах с окружающими их волостями.
