Психея кивнула и повторила:
— Я буду с тобой.
Пока Аматус шагал по сырому холодному туннелю следом за Психеей, у него было предостаточно времени на размышления, но все о чем он тогда думал, записано в утраченной части его «Мемуаров». Быть может, он рассказал о своих тогдашних думах Седрику под строжайшим секретом — таким строжайшим, что Седрик не отважился изложить рассказ короля в своем дневнике, а быть может, и вообще никому ничего не рассказал.
Аматус прошел мимо Психеи, толкнул дверь и шагнул в библиотеку. Там было пусто и темно, но доносившиеся сверху выстрелы и топот подсказали королю, что штурм замка начался. Сжав в одной руке меч, а в другой — мушкет, Аматус ногой распахнул дверь из библиотеки на лестничную площадку. Там тоже не оказалось ни души, и он пустился бегом вниз по лестнице, мечтая как можно скорее добраться до тронного зала. Сейчас Аматус благодарил всех богов на свете за то, что в детстве был любопытен и потому знал в замке каждый уголок — по крайней мере все уголки, куда ему дозволялось заглядывать. За считанные мгновения он добежал до тронного зала, но и там никого не обнаружил.
Вальдо, что бы там о нем ни твердила молва, трусом никогда не числился. Значит, скорее всего он отправился на Верхнюю Террасу, дабы оттуда руководить обороной замка. Аматус побежал по лестнице вверх.
Он миновал одну амбразуру, повернул за угол, добежал до следующей и чуть не столкнулся с одноликим воином, который тащил целую охапку заряженных мортир — наверное, нес их снайперу, засевшему на террасе. Воин вытянулся по стойке «смирно», отсалютовал Аматусу, торжественно передал ему груду оружия и поспешил вниз по лестнице.
Аматус бросил мортиры на пол и выглянул в амбразуру. На крыше часовни он разглядел с десяток живых воинов, командующих сражением на Западном бастионе. Аматус схватил мортиру, прицелился и выстрелил самому дальнему от него воину в затылок. Выстрел получился метким и заставил Аматуса вспомнить о сэре Джоне Слиттиз-зарде, о Кособоком и о герцоге Вассанте, что погиб, защищая замок, в той самой библиотеке, через которую Аматус вернулся в родовое гнездо. Он поднял еще одну мортиру и пристрелил еще одного воина, потом еще одного, и еще…
Он перестрелял половину приспешников Вальдо прежде, чем они поняли, откуда пальба. Тогда они задумали бежать, и один из них свалился с крыши на мостовую и разбился. Видимо, это явилось для врагов последней каплей. Они начали шататься и падать, а в рядах одноликих бойцов, стоявших на парапетах, произошла сумятица. В это же время на стены Западного бастиона были заброшены приставные лестницы и тысячи крюков, привязанных к крепким веревкам. Войско Севера начало штурм.
Взревела большая пушка, и огромное ядро пробило дыру в главных воротах. В ворота хлынуло королевское войско.
Аматус развернулся и быстрее прежнего побежал вверх по лестнице в поисках Вальдо.
На верхней лестничной площадке стоял дозорный. Он знаком велел Аматусу проходить. Вероятно, плащ вполне достаточно скрывал обличье короля. Он бегом припустился по коридору, миновал еще одного стражника… На Верхней Террасе было пусто. Аматус обернулся к одноликому стражнику, лишь на миг задумавшись о том, умеют ли эти выродки разговаривать, и произнес единственное слово:
— Вальдо?
— В детской, — коротко отозвался стражник. Аматус опрометью бросился по лестнице вниз. На пути ему не попалось ни души — все воины, и живые, и одноликие, кто еще мог держаться на ногах, спешили во двор, чтобы биться с наступавшими со всех сторон войсками. Дверь в детскую была заперта, но оттуда доносились звуки. Голос принадлежал мужчине, и этот мужчина хныкал от страха. Аматус попробовал выбить дверь плечом. Она не поддавалась. Он бил и бил в дверь плечом, чувствуя, что разбил его в кровь, но ничего не получалось.
Голос за дверью продолжал хныкать и проклинать судьбу. Воюя с неподатливой дверью, Аматус вынужден был признать, что его вывод относительно того, что Вальдо — не трус, несколько преждевременен. Просто раньше никто не видел, чтобы он проигрывал.
Рано утром, на следующий день после коронации, как раз в то самое время, когда Аматус и Психея распрощались с Родериком у двери, ведущей в потайной ход, Каллиопа проснулась и бродила по замку Оппидум Оптимум. Солнце еще не взошло, но Каллиопа за последние дни стала очень непоседливой и разлюбила подолгу валяться в постели. В кухне об этом знали и уже успели испечь для королевы горячие булочки, которые она просто обожала.
— Чудная была коронация, ваше величество, — сказала повариха, подливая королеве шоколада. — Уж такой красивой коронации мы сроду не видали. И все честь по чести, как положено.
— Спасибо тебе, — поблагодарила ее Каллиопа. — Я рада, что тебе понравилось. Надеюсь, прибрать в замке после пиршества будет не так уж трудно?
— А когда я пришла на кухню, ночные слуги уже как раз все закончили. Говорили, будто быстро управились. Там же только еда оставалась, особого мусора не было, а в Загорье, ваше величество, народ не привык едой разбрасываться. Люди унесли свои горшки с угощением домой, а многие остались, чтоб помочь прислуге вымыть посуду.
Каллиопа была просто убита.
— Если бы я знала, что тут столько народа всю ночь трудилось, я бы ни за что не легла спать!
— Это все понимали, ваше величество, потому вам ничего и не сказали. Знаете, вам надо позволять своим подданным любить вас. Это дело непростое, но нужное.
Каллиопа улыбнулась.
— Тогда можно мне еще капельку шоколада и еще одну булочку? У меня сегодня прилив сил, нужно будет их на что-нибудь употребить. Думаю, обедать я сяду не скоро.
Покончив с завтраком, Каллиопа быстро обошла замок и обнаружила, что все в полном порядке. Наконец она пошла к лестнице, ведущей в башню, но на первой же площадке ее остановил стражник.
— Ваше величество, — с волнением проговорил он, — меня послали гонцом к вам и господину Седрику.
Шум за дверью стал просто жуткий, и нам там страшновато.
— Так беги же разыщи Седрика, а я поспешу к твоим товарищам, — распорядилась Каллиопа и побежала вверх по лестнице.
Шум за дверью действительно был ужасный, и Каллиопа порадовалась тому, что трое из гвардейцев Псевдолюса остались на посту. Кто-то оглушительно громко стучал за дверью, а так выть мог бы зверь, страдающий от боли, или женщина от страсти, или зверь и женщина совместно. Однако вой был премерзкий, кто бы там ни выл.
Каллиопа велела снять и выстирать гобелен. Она понимала, что кровь отмыть не удастся, но ей хотелось, чтобы гобелен выглядел почище. Она надеялась, что когда-нибудь его повесят в каком-нибудь дальнем зале, где она редко бывает, и тогда она сумеет забыть о нем. В стене, которую прежде скрывал гобелен, виднелась небольшая округлая дверца, так плотно пригнанная к краям арки, что между ней и камнем стены невозможно было даже лезвие ножа просунуть.
Каллиопа заметила, что стражники напуганы не на шутку. Следовательно, ей нужно было действовать смело и уверенно. Она шагнула к двери так, словно всю жизнь только тем и занималась, что до рассвета ликвидировала в замках таинственные шумы, кивнула стражникам и коснулась двери ладонью.
О том, что произошло потом, до сих пор не утихают споры. Двое стражников утверждали, будто бы Каллиопа толкнула дверь рукой, дверь упала и увлекла королеву за собой. А третий божился, будто бы Каллиопа прошла сквозь дверь. Сама же Каллиопа уверяла, что она только прикоснулась к двери и мгновенно оказалась по другую сторону.
На самом деле ничего удивительного не случилось. Ведь теперь Каллиопа стала законной королевой, и доброе волшебство, таившееся в замке, стало дарить ей свою силу. Каллиопа обернулась, попробовала уйти обратно, но дверь на сей раз не поддалась, не могли открыть ее и стражники с другой стороны. Наконец, когда стук и вой стали еще громче и когда к ним добавился еще какой-то странный чмокающий звук, прибыл Седрик. Они с Каллиопой переговорили через закрытую дверь и пришли к обоюдному согласию: королеве не оставалось ничего иного, кроме как пойти и посмотреть, что же таится в Шпиле Духа, — что бы там ни таилось, встретиться с этим Каллиопе предстояло наедине.
