Если хотите, в речи Стефана заключается стратегический план византийской кампании, довольно разумный. Победите столицу - и тогда победите всю страну. Они так расположены (в кавычках) к Велизарию, что ломали, бедные, за него голову, как бы ему помочь выиграть. Приходится в таком положении! Мы так за себя боимся и поэтому так тебя любим, что даже подсказываем готовенькое решение задачки. Но, во-первых, столиц две; во-вторых, настоящие, сплоченные готские силы, чутье подсказывает, на севере, на юге либо оппозиционеры, либо колеблющиеся, а это одно уже сильно меняет дело; в-третьих, у Велизария совсем иные принципы ведения войны, не такие гуманные, но более надежные. По этим принципам одно не будет полностью уничтожено, а другое полностью сохранено, всем достанется поровну, по справедливости, кроме добровольно сложивших оружие.
Мальчишке понятно: нельзя без риска оставлять за спиной незанятые города с сильными гарнизонами. В трех шагах от полководца сидит Прокопий из Кесарии, его личный секретарь, единственный человек, которому позволено сидеть без особого разрешения; литературный чародей перевернул пергамент, окунул нос в бутылочку с тушью, перемазал, пока открывал ее, ручонки и даже щеку - так солиднее: никто не засмеется, наоборот - каждый затрепещет перед священнослужителем пера, приготовился, сам волнуется, нацелился на пергамент, замер, ждет.
- Пиши. Хорошо или плохо обдумали мы, что явились сюда, об этом мы предоставим судить не неаполитанцам. Что же касается того, что подлежит вашему обсуждению, то мы хотели бы, чтобы вы, обдумав все, стали действовать так, как это в будущем могло бы вам принести пользу. Итак, примите в город войско императора, пришедшее для освобождения вас и других италийцев, и не выбирайте для себя из всего самое ужасное. Те, которые, избегая рабства или чего-либо другого столь же позорного, вступают в войну, получив успех в этой борьбе, имеют двойное утешение, приобретая вместе с победой также и свободу от всех несчастий; а побежденные, они получают для себя утешение, что не добровольно пошли за худшей участью. Те же, кто мог бы и без всякого сражения стать свободным, но вступают в борьбу, чтобы еще больше усилить свое рабство, даже в случае победы, если бы это и произошло, обманываются в самом важном для себя и, выйдя из этой войны в худшем положении, чем им думалось, ко всякому другому своему злосчастью прибавят еще печальное сознание потерянных надежд. Передай это неаполитанцам от моего имени; находящимся же здесь готам мы предоставляем на выбор или вместе с нами на все остальное время служить великому государю, или, не испытав никакого зла, вернуться прямо домой. Но если они вместе с вами отвергнут все эти предложения и осмелятся поднять оружие против нас, то и нам придется по необходимости с божьей помощью поступить со всяким, кто нам встретится, как с врагом. Если же неаполитанцы пожелают встать на сторону императора и таким образом избавиться от тяжкого рабства, то я даю гарантии и ручаюсь вам, что с нашей стороны будет сделано то, в надежде на что недавно перешли на нашу сторону сицилийцы, и они до сих пор не имели основания сказать, что наши клятвенные обещания оказались ложными,- старательно запротоколировал Прокопий.
Легкие победы развратили Велизария до того, что он сам готов развращать и развращать. Пришел, показал кулак, постучал солдатскими мечами по солдатским щитам, топнул ногой: сдавайтесь, мол. Иных побед не признает. Отсюда вытекает и особая логика его убеждений, и незыблемая уверенность в правоте, и царственная доброжелательность. Он хочет всем добра - вот как, оказывается. Стефану подарил перстенек, снял с пальца, пообещал еще отвалить в случае удачи. Стефан делает оскорбленное лицо: он заботится о родном городе, он - честный гражданин, который не берет подачек (не притворство - на самом деле), не нуждается в них, стоит за идею. Он - сытый, а стоять за идею и быть честным гражданином, как известно, может только сытый гражданин. Случается, сытые продают, но он не несет ответственности за всякого мерзавца своего класса. И ничего не возьмет из принципиальных соображений, лишний раз подчеркивая свою человеческую и гражданскую объективность.
Зато в городе грязная сплетня уже опережает его. А ну, вывертывай карманы, показывай, сколько тебе в них насыпали за твои слова здесь! - наперебой кричали Пастор и Асклепиодат, патриоты крови. Стефан вывернул карманы. Тогда сколько тебе пообещали? - не унимались те. Злые кинжальные лица. Хватали за одежду, пытались оттаскать. Не отбивался, разрешил терзать себя и мучить, говорил у ворот, тут же собралась толпа. Нашлись сторонники, сторонники стали вокруг, стали защищать, ораторствовать по-своему. Предателей нет, те - честные, эти - честные, только честные - враги честным, с жульем всегда найдешь компромисс. До правительства, до высоких граждан не добрались и на совет, на тайное голосование не вынесли: слишком горячий момент, слишком накалены страсти, чтобы где-то по-крысиному выносить такие волюнтаристские решения. Наоборот, само правительство, высокие граждане высыпали из своих правительственных подворотен на улицу, затесались в толпу, замешивают ее, как дрожжи опару. В мирное время управлять легко: никто не рыпается и никому дела нет, лишь бы подъесть где-нибудь. Попробуй в военное поуправляй, когда каждый хватается за свой животик и хочет видеть ему ясную перспективу. Улица превратилась в сенат, народ в трибунов.
- Бороться с императором опасно,- заключил Антиох, морской торговец, богатый, уважаемый всеми человек. Встал на сторону Стефана и поддерживает его где голосом, где авторитетом.
- Торговец рыбой торгует рыбой! Торгашу торгашество. Иди на свой базар, чего встал. Тут тебе не рыбой торговать!
Теперь никакие авторитеты не помогут. Со стола сдернута праздничная скатерть, и все объедки на голых досках. Былые заслуги не в счет, если ты чего-то стоишь, то ты сейчас, сию секунду, чего-то стоишь, и если хочешь, чтоб за тобой пошли, только сейчас и можешь говорить, потом никто слушать не станет. Мнения настолько разделились, что не поймешь, кто за кого. Совершенно одинаково мыслящие раньше люди теперь мыслят по-разному, люди одного круга стали по разные стороны. Сдавать город или не сдавать города. Сдавать - значит жить, как жили под другой властью, не сдавать - значит обороняться. Жить, как жили, лучше, но нужны гарантии от новых властей. Эй, земляки! Эй, горожане! - Пастор и Асклепиодат призывают всех выработать условия сдачи. Ни одна сдача невозможна без условий. Когда такие условия будут выработаны, их нужно отправить Велизарию. Если тот подпишет, можно открывать ворота. Для Пастора и Асклепиодата, как и для готов, это лазейка, куда на время можно спрятать хотя бы одну голову. За Стефаном теперь никто не пойдет, все поймаются на крючок условий и пойдут за ними. А условия, если постараться, заведут переговоры в тупик. Кому нужен Велизарий? - Неаполитанцам! Им он и несет свою свободу, как на Сицилии. Готам, всем варварам и иудеям он не нужен. Для готов, варваров, иудеев Велизарий - захватчик, жандарм. Так вот пусть этот жандарм торжественно обещает сохранить в городе демократию, свободу взглядов, совести, вероисповедания. Из городской казны не возьмет ни копейки, но обложит данью, не призовет в свою армию насильно, а только добровольно, не захватит пленных, не тронет женщины, имущества и так далее - списку требований нет конца. Записываются на длинный лист по порядку, второстепенные пункты идут впереди важных, переписать бы, но время не ждет. Неаполитанского населения в городе большинство, но оно срослось с сицилийским, и без братского чувства не обойтись. Когда оглашаются пункты, все согласны.
Стефан не протестует, пожимает плечами: граждане поступили очень разумно, он сам возьмется отвезти петицию византийскому полководцу. Ну что ж, пусть едет, ему по-прежнему доверяют. Пастор предпочел бы поехать сам и наговорить в высочайшей палатке храброй отсебятины, но сейчас лучше побыть в тени. Не надо забывать: они с Асклепиодатом только направили общественное мнение в нужное внутренней политике русло, а сами пока на третьих ролях. На первых, вторых - Стефан, Антиох, римская и римски настроенная знать. После сумятицы движущие силы: выяснились. Сдатчики опираются на неаполитанцев, оборонцы на все остальное население, в особенности на иудеев. Все остальное население может пойти в любую сторону, иудеи ни в какую, кроме иудейской, сторону не пойдут. Они заставят с собой считаться и окажутся последним, но самым надежным рубежом. Рубеж не понадобится, если Стефан приедет с отрядом выполнять требования или хотя бы одно из них, которое не касается еврейского населения: Пастор и Асклепиодат выходят на первые роли. И тогда - нерушимое единство, и судьба готского государства на юге спасена.
