Но сначала я опишу внешность Хиггса, которого даже его оппоненты признают одним из наиболее сведущих археологов нашего времени и лучших знатоков мертвых языков во всей Европе. Ему около сорока шести лет. Он невысокого роста, коренастый, лицо у него круглое и румяное, борода и волосы огненно-рыжие, глаза, когда их удается разглядеть – мой друг постоянно носит большие синие очки, – маленькие, неопределенного цвета, но пронзительные и острые. Одет он неряшливо и так обтрепан, что говорят, будто полиция нередко задерживает его, принимая за бродягу, когда он появляется на улицах поздно вечером или ночью. Вот так выглядит мой дражайший друг, профессор Птолеми Хиггс, и я надеюсь, что он не обидится на меня за подобный портрет.

Его друг, сидевший, положив на руки подбородок, за столом и рассеянно слушавший какую-то научную теорию, выглядел совсем иначе, и этот контраст сразу бросился мне в глаза. Это был несколько худощавый, но широкоплечий молодой человек лет двадцати пяти или двадцати шести. Черты его лица отличались правильностью, глубоко посаженные карие глаза смотрели немного жестко, волосы были темные, коротко стриженные; он производил впечатление человека мыслящего, а улыбка придавала всему его облику чрезвычайное обаяние. Его звали капитан Оливер Орм, он отлично знал военное дело, что и доказал во время Южноафриканской войны, с которой тогда только что вернулся.

Честно признаюсь, Орм имел вид человека, которому не слишком-то благоволит судьба, на его симпатичном лице отражалось уныние. Может, это и привлекло меня к нему с первой же встречи: я увидел в нем родственную душу, поскольку меня судьба тоже не баловала благосклонностью вот уже много лет.

Пока я стоял в тени, разглядывая хозяина дома и его гостя, Хиггс, оторвавшись от папируса или какого-то манускрипта, который он читал, поднял голову и заметил меня.

– Кого черт принес? – воскликнул он резким пронзительным голосом, словно злился или был чем-то недоволен. – Кто там? Что вы прячетесь?

– Только что, – сказал его друг, – ваша экономка доложила, что вас желает видеть один из старых друзей.

– Она наговорит, вы ее больше слушайте, – проворчал Хиггс. – Я что-то не припомню, чтобы у меня был друг, лицом и бородой напоминающий козла. Подойдите-ка поближе, сэр.

Я вошел в освещенное лампой пространство и остановился.

– Кто бы это мог быть? – забормотал Хиггс. – Лицо, вроде, как у старого Адамса, но бедняга умер лет десять назад. Мне писали, что его захватили в плен люди из племени халайфа. Почтенная тень давно скончавшегося Адамса, прошу вас, будьте любезны отрекомендоваться, чтобы нам попусту не тратить время.

– Ни к чему, мистер Хиггс, вы уже назвали мое имя. Я решил непременно разыскать вас, и, я смотрю, вы держитесь молодцом, а ваши волосы даже не поседели.

– Нет, в них слишком много пигмента. Прямое следствие сангвинического характера. Ну, мистер Адамс, – так как вы, разумеется, Адамс, – я рад видеть вас, особенно потому, что вы так и не ответили на мое письмо, в котором я спрашивал, где вы раздобыли того скарабея времен Первой династии, чью подлинность до сих пор оспаривают некоторые невежды и недоучки. Адамс, старина, тысячу раз привет тебе! – Он схватил меня за руки и начал трясти их, потом заметил у меня на пальце кольцо: – Что за вещица? Очень интересная. Ладно, поговорим об этом после обеда. Вот познакомьтесь с моим другом, капитаном Ормом, небезуспешно изучающим арабский язык, но маловато смыслящим в египтологии.

– Мистер Оливер Орм, – поклонился мне молодой человек.

– Да-да, или капитан Орм, как угодно. Он не служил в регулярных войсках, хотя прошел всю Вторую англо-бурскую войну и трижды ранен, один раз в грудь навылет, так что пуля пробила легкое. Вот отведайте, господа, супу. Миссис Рейд, принесите еще один прибор. Я ужасно голоден; ничто так не возбуждает мой аппетит, как разворачивание мумий, – это требует огромного напряжения ума, не говоря о затрате физических сил. Ешьте, пожалуйста, а беседовать будем потом.

Мы принялись за обед. Хиггс ел много, вероятно, потому, что состоял в то время членом общества трезвости. Орм во всем соблюдал умеренность, а я и вовсе воздержался от мясных блюд, поскольку привык к растительной пище. В конце обеда мы с капитаном наполнили стаканы портвейном, Хиггс налил себе воды, набил большую пенковую трубку и передал нам сосуд с табаком, некогда служивший урной, в которой хранилось забальзамированное сердце древнего египтянина.

– Ну, мистер Адамс, – произнес Хиггс, когда мы тоже набили свои трубки, – поведайте нам, как вам удалось вернуться из страны теней. Давай выкладывай свою историю, дружище, мы сгораем от любопытства.

Я снял с пальца кольцо, на которое Птолеми уже обратил внимание, – золотой перстень такого диаметра, что взрослая женщина могла бы носить его на большом или указательном пальце; перстень был украшен чудесным сапфиром с вырезанными на нем архаическими письменами. Я указал на надпись и спросил Хиггса, сможет ли он прочесть ее.

– Прочесть? Разумеется, – ответил он, доставая специальную лупу. – А ты сам, старина, разве не можешь? Ах да, я помню: ты никогда не умел прочесть ни одной надписи старше шестидесяти лет. Ого! Это древнееврейские письмена. Ага! Есть! – И он прочел вслух: – «Дар Соломона, великого царя Израиля, любимца Яхве, прекрасной Македе Савской, премудрой правительнице Сабы, дочери царей». Вот что написано на кольце, Адамс, – чудесное кольцо. Царица Савская, Бат-Мелохим, дочь царей, и добрый старый Соломон. Превосходно! Превосходно! – Хиггс попробовал золото на язык и подержал кольцо в зубах. – Гм! Где вы раздобыли эту штуку, мистер Адамс?

– О, – ответил я со смехом, – разумеется, там же, где всегда, то есть в Каире. Я купил кольцо у погонщика ослов за тридцать шиллингов.

– Ну да? – недоверчиво спросил Хиггс. – Я думаю, что камень в кольце стоит дороже, хотя, вероятно, он поддельный и надпись тоже… Адамс, – добавил он сурово, – вы решили подшутить над нами, но еще никому на свете не удалось провести Птолеми Хиггса. Кольцо – бессовестная подделка, но кто нанес надпись? Этот человек отлично знает древнееврейский язык.

– Я вовсе не собирался над вами подшучивать, – признался я, – никто, кроме вас, мистер Хиггс, не говорил мне, что надпись древнееврейская. Сказать по правде, я полагал, что она древнеегипетская. Я ручаюсь только за то, что кольцо дала мне или, вернее, одолжила женщина, носящая титул Вальда Нагаста. Считается, что она прямой потомок царя Соломона и царицы Савской.

Хиггс снова поднес кольцо к глазам и стал внимательно разглядывать, потом, словно по рассеянности, опустил перстень к себе в карман.

– Я не хочу спорить и показаться невежливым, – ответил он со вздохом, – и выражу только свое мнение. Если бы все это рассказал мне не ты, старина Адамс, а кто-нибудь другой, я назвал бы его лжецом и шарлатаном. Любому школьнику известно, что «Вальда Нагаста» означает «дочь царей Эфиопии», а «Бат-Мелохим» – это «дочь царей» по-древнееврейски.

Капитан Орм усмехнулся и заметил:

– Теперь я понимаю, почему вы не популярны среди археологов, мистер Хиггс. Ваша манера полемизировать напоминает телодвижения первобытного дикаря, размахивающего каменным топором.

– Если не желаете прослыть невеждой, Оливер, лучше лишний раз не открывайте рот. Люди с каменными топорами давно вышли из первобытного состояния. Пусть доктор Адамс изложит нам свою историю, а потом станете критиковать.

– Я не уверен, что капитану Орму будет интересен мой рассказ, – произнес я, но молодой человек заверил меня:

– Напротив, мне очень любопытно, и прошу вас доверять мне точно так же, как и мистеру Хиггсу. Я не обману вашего доверия.

Я на мгновение задумался, потому что первоначально планировал поделиться своими приключениями только с профессором, – человеком хоть и грубоватым, но умным, знающим и порядочным. Однако интуиция побудила меня сделать исключение в пользу Оливера Орма. Он нравился мне: в его карих глазах таилось что-то привлекательное. Кроме того, я убедил себя, что не случайно столкнулся с капитаном в доме Хиггса: в таких вопросах я фаталист.