— У вас меньше трех дней, — пробормотала Кестрел.

— Что?

— Перед тем, как прибудет пополнение войск.

Когда Арин промолчал, Кестрел озвучила то, что он, должно быть, думал.

— Наверное, сейчас для тебя не самое подходящее время рыскать в горах в поисках какого-то растения.

— Я обещал, что поищу. Я сделаю это.

Глаза Кестрел закрылись. Она то погружалась в сон, то просыпалась. Когда Арин снова заговорил, она не знала, понимает ли он, что она слышит его, или нет.

— Я помню, как ехал однажды с мамой в карете. — Последовала долгая пауза. Затем снова послышался тот медленный и плавный голос, который выказывал в Арине певца. — В этом воспоминании я — маленький и хочу спать, а мама делает что-то странное. Каждый раз, когда карета поворачивает к солнцу, она поднимает руку, будто тянется к чему-то. В солнечном свете на ее пальцах будто пляшут языки пламени. Затем карета въезжает в тень, и ее рука падает. Снова в окно светит солнце — снова поднимается ее рука. Она становится затмением.

Кестрел слушала, и ей казалось, что сама эта история — затмение, укрывающее ее темнотой.

— Как раз перед тем, как заснуть, — продолжил Арин, — я понял, что она затеняет мои глаза от солнца.

Кестрел услышала, как Арин шевельнулся, ощутила на себе его взгляд.

— Кестрел. — Она представила себе, как он сидит, наклонившись вперед. Как выглядит в свете фонаря экипажа. — В выживании нет ничего плохого. В чем-то небольшом можно опускать свою честь, до тех пор пока ты настороже. Ты можешь налить бокал вина, как надо, и смотреть, как мужчина пьет, а сама строить планы своей мести. — Возможно, сейчас его голова слегка наклонилась на бок. — Наверное, ты строишь планы даже во сне.

Последовало молчание длиной в улыбку.

— Строй замыслы, Кестрел. Выживай. Если бы я не выжил, некому было бы помнить мою маму так, как помню я.

Кестрел больше не могла сопротивляться сну. Он затянул ее в свои объятия.

— И я бы никогда не встретил тебя.

*

Кестрел смутно осознала, как ее поднимают. Она оплела руками чью-то шею и прислонила голову к его плечу. Она услышала вздох, но не была уверена, кому он принадлежал: ей или ему.

По плавному раскачиванию Кестрел поняла, что ее несут вверх по лестнице. Затем ее опустили на что-то мягкое. С ее ног сняли обувь. Потом Кестрел до подбородка накрыли толстым одеялом. Кто-то пробормотал геранское благословение на сон. Инэй? Кестрел нахмурилась. Нет, по голосу это была не Инэй, но кто мог сказать такие слова, кроме ее няни?

А затем ладонь, лежавшая на ее лбу, поднялась. Кестрел решила, что разберется с этой загадкой позже.

Она спала.

*

Копыто лошади сорвалось на груде небольших обломков. Животное споткнулось, а затем расставило копыта и восстановило равновесие, и Арин сумел удержаться в седле.

Он мрачно подумал, что спускаться по этой тропе будет еще сложнее. Арин провел в поисках почти целый день. Та слабая надежда найти растение, которая в нем до сих пор теплилась, померкла.

Наконец, он спешился. Серо-коричневый склон горы был гол, на нем не росло деревьев, и впереди Арин увидел предательский проход, через который десять лет назад страну заполонили валорианцы. Арин заметил блеск металла — оружие охраняющих перевал геранца или геранки, которые были одеты в сливающийся с местностью наряд.

Арин скользнул за выступ скалы, потянув за собой свою лошадь. Он закрепил поводья в щели между двумя валунами. Не стоит, чтобы его или его лошадь увидели.

Ему следовало быть наверху и охранять проход или, по крайней мере, делать что-то еще, чтобы сохранить свою страну.

Свою. Эта мысль никогда не переставала будоражить его. Это стоило смерти. Снова стать человеком, которым он был до Геранской войны, стоило чего угодно. Однако сейчас он находился здесь и играл с судьбой, сделав ставку на столь малую вероятность успеха.

Он искал растение.

Арин представил себе реакцию Плута, если бы тот сейчас увидел, как он обшаривает землю в поисках бледного зеленого побега. От насмешек Арин сможет отмахнуться, а ярость — пережить, даже понять. Однако он не мог вынести того, что стояло перед его мысленным взором.

Как глаза Плута обращаются на Кестрел. Как нацеливаются на нее и находят еще одну причину для ненависти.

И чем больше Арин пытался защитить ее, тем сильнее становилась неприязнь Плута.

Замерзшие руки Арина сжались в кулаки. Он подышал на них, зажал пальцы под мышками и пошел вперед.

Ему следует отпустить ее. Позволить ей бежать в сельскую местность, на уединенные фермы, где ничего не знали о революции.

Но что потом? Кестрел предупредит отца. Она найдет способ. И тогда на полуостров обрушится вся военная мощь империи, в то время как Арин сомневался, что геранцы сумеют справиться даже с тем батальоном, который пройдет по перевалу не позднее, чем через два дня.

Отпустить Кестрел — то же самое, что и убить свой народ.

Арин наткнулся сапогом на камень и хотел пнуть его.

Но не стал, а продолжил идти.

Мысли изнуряли его сознание, предлагая решения, за которыми скрывались лишь новые трудности, дразня его уверенностью, что он потеряет все те вещи, которые пытался сохранить.

А затем он нашел.

Арин увидел на островке земли ростки нужного растения. Их было так мало, и они были сморщенными, но Арин с бушующей надеждой сорвал их.

Он поднял глаза от своих грязных рук и увидел, что снова оказался в поле зрения горного перевала. От появившейся идеи у него перехватило дыхание.

Эта идея была так же мала, как листочки в руке Арина. Однако замысел стал расти, пустил корни, и Арин начал понимать, как разбить валорианское войско.

Он понял, как может победить. 

Проснувшись в постели, Кестрел не хотела думать, как попала сюда.

А затем вчерашние события навалились на нее. В дом прокрался холод, а сумерки будто давили ей на плечи. Ее разум наполнили мысли об Арине, о Джесс.

Услышав, как в замке повернулся ключ, Кестрел вскочила на ноги и лишь тогда поняла, что до сих пор сидела, уставившись в никуда. Она прошла через покои и, наконец, оказалась перед последней дверью, которая отворилась.

Сарсин.

— Где Арин? — спросила она.

Лучше ничего не выдавать.

— Я не знаю.

— В том-то и проблема.

Молчание.

— Для тебя это проблема, — пояснила Сарсин, — потому что Плут здесь и требует увидеться с Арином, а так как местоположение моего нерадивого кузена неизвестно, Плут хочет поговорить вместо него с тобой.

Пульс Кестрел замедлился, как когда Ракс в прошлом готовил на нее какую-то стремительную атаку или когда отец задавал ей вопрос, на который она не знала ответа.

—Откажи ему.

Сарсин рассмеялась.

— Это твой фамильный дом, — произнесла Кестрел. — Плут — твой гость. Кто он такой, чтобы командовать тобой?

Сарсин покачала головой, однако полный сожаления изгиб ее губ показал, что она не винит Кестрел за попытку. Когда она заговорила, ее слова не звучали угрожающе, хотя Кестрел услышала в них отзвук чужой угрозы — того, что сказал Плут:

— Если ты не спустишься к нему вместе со мной, он придет сюда сам.

Кестрел окинула взглядом стены, подумав о том, как были расположены комнаты покоев, как они сводились внутрь, подобно раковине улитки, отчего создавалось впечатление, будто человек скрыт от мира в прекрасном уединенном месте.

Либо загнан в ловушку.

— Я спущусь, — сказала Кестрел.

*

Сарсин привела ее в атриум, где Плут сидел на мраморной скамейке у фонтана. Помещение освещалось факелами, и вода в фонтане переливалась красными и оранжевыми полосами.

— Я хочу поговорить с ней наедине, — сказал Плут Сарсин.