— Ладно. Отлично. Теперь понятно, зачем ты хотел меня видеть. Я сама собиралась тебе сказать… да как-то все подходящего случая не было… и, конечно, я не могла бросить работу. — София перевела взгляд на Каролину. Той хватило воспитания заткнуться. Жалкий вид Каролины заставил Софию вздохнуть: — Я ведь одна.

— Знаю, — кивнул Денни. — Об этом я и хотел с тобой поговорить. Я не слепой. И давно все понял. Ну, пару недель назад.

— Хочешь, чтобы я ушла?

— Нет, не хочу. Только в крайнем случае. Но, по-моему, нам надо все хорошенько обговорить, и раз уж Каролина подняла эту тему… Ну разве плохо, когда люди друг с другом откровенны, а?

С этими словами он опять прижал к себе Каролину, погладил ее по голове, произнес театральным шепотом милую банальность и ласково выдворил девушку из кабинета. Выходя, Каролина бросила виноватый взгляд на Софию, которая была не в настроении расточать всепонимающие улыбки. Да и вид Каролины, спрятавшейся за новым богатым папочкой, как за каменной стеной, не вызывал у Софии готовности прощать.

Стоило коллеге закрыть дверь, как София опустилась на край стола, скрестила, словно защищаясь, руки на груди и взглянула на босса:

— Денни, я не хочу бросать работу, я не могу себе этого позволить, не говоря уж о том, что работа — единственное, что у меня осталось моего. Но куда еще я могу устроиться?

Денни улыбнулся, затем с легкостью трансформировал улыбку в озабоченную мину:

— Послушай, София, не знаю, как сказать, боюсь, ты еще больше расстроишься… но, видишь ли, ты становишься приманкой для посетителей.

— Что?

— Кое-кому из клиентов нравится, что ты не тощая, не только буфера и кости, как у Хелен и Сандры. Не знаю, соображают ли они, что причиной тому беременность, но ты им нравишься Больше, чем прежде. То есть ты им всегда нравилась…

— Денни, я сюда не за комплиментами пришла, — перебила София. — Я знаю, чего стою. Но к чему ты все это говоришь?

Денни мягко повел плечами, закусил губу.

— Конечно, я понимаю, что это может показаться немного вульгарным…

— А разве мы до сих пор демонстрировали отменный вкус?

— Надеюсь, что да, — вскинулся Денни.

— Извини, продолжай, — сбавила тон София.

— Хорошо. Так вот, наверное, это продлится недолго. Не знаю, какие у тебя планы насчет работы, ведь ты начнешь уставать…

— Все лучше, чем безработица и вынужденное безделье.

— Я так и думал. Тогда не сделать ли нам специальный номер, с которым ты будешь выступать следующие месяца два… Ты за неделю наваришь на нем больше, чем сейчас навариваешь за месяц… Понятно, ставить номер будешь сама, попросишь кого-нибудь из девочек помочь. Хелен, например. У нее голова отлично работает…

София, все еще не уверенная, правильно ли она понимает, повторила вопрос:

— Денни, о чем ты, черт возьми, говоришь?

— О том, чтобы создать номер, который бы ничего не скрывал.

— Ты хочешь, чтобы я обыграла свою беременность?

— Да. Именно. Совершенно точно. Мы назовем это парным выступлением. Два в одном за те же деньги. Дошло?

До Софии дошло. И она растерялась, не зная, что сказать.

Она не знала, что сказать, но знала, кого спросить.

Хелен сочла идею фантастической: таким образом София сможет продолжать работать.

— Господи, детка, если беременные голливудские дивы красуются голыми на журнальных обложках, то чем ты хуже?

— Может быть, и не хуже. Но сдается мне, что Деми Мур и Шарон Стоун загребают куда больше денег, чем я, когда стаскивают с себя звездные прикиды. И потом, это кино, а не жизнь.

— Что с себя ни снимай, все равно стриптиз получается, и неважно, кто и сколько платит. А ноги у тебя куда лучше, чем у любой из них.

Хелен чуть было не добавила, что вряд ли София отважится демонстрировать свое тело после родов с той же готовностью, с какой она способна это сделать до родов. У самой Хелен, рожавшей дважды, бывало по-всякому, и кто она такая, чтобы навязываться подруге со своими прогнозами. Софии вскоре предстоит на собственном опыте познать радости швов и растяжек Заговор матерей, принявших обет молчания: зачем болтать попусту, когда стоит всего лишь несколько месяцев переждать, и София сама все поймет.

Каролина, спасенная Денни от неминуемой кары за длинный язык, разрывалась между слезным раскаянием, новой любовью и робкой надеждой на возобновление дружбы. Потому она пролепетала что-то о гениальном выходе из положения для всех, а затем с облегчением упала в объятия своего рыцаря в сверкающих доспехах. Она не сопротивлялась, когда ее усадили в такси и отправили домой к Денни, где она сперва наплачется до изнеможения, а потом побалует себя до одури, заказав ужин из тайского ресторана и посмотрев с полдюжины фильмов по видео. Хелен, наблюдая, как Каролина обвивается вокруг Денни, целуя его на прощанье, шепнула Софии:

— Богатую девчонку можно научить самостоятельности, но в глубине души она все равно мечтает о папочке, который утешит и все устроит.

Софии внезапное отступление Каролины с передовой самодостаточности тоже не понравилось, хотя она не отрицала, что порою все бы отдала, только бы явился кто-нибудь, утешил и все устроил. Сильная одинокая девушка с личным ангелом-хранителем — это замечательно, но и иногда добрый папочка пригодился бы любому. Или мамочка. Щедрый поставщик чудесных подарков. С Хелен об этом говорить было бесполезно, она давно покончила с романтической зависимостью. Пережив три больших любви и один неудачный брак, оставшись с двумя детьми, которых она воспитывала пополам с бывшим мужем, Хелен выбрала в спутники жизни чистый наркотик. По крайней мере, с героином она знала, за что платит.

В тот вечер Софию обуяла параноидальная застенчивость, она танцевала будто в первый раз, только и думая о том, насколько заметен ее живот. Но Денни не ошибся: клиенты вовсе не находили Софию менее прекрасной и, похоже, упивались ее расплывавшейся талией. Вслух никто из них о ее беременности не упомянул, но теперь, когда она открыто признала то, на что все глазели, она попыталась трезво оценить свой успех по размеру чаевых. София не сумела точно определить, за что ей платят: то ли посетители обалдевают от беременной стриптизерши, то ли просто рады взглянуть на нормальные женские формы, но чаевые увеличились процентов на десять. Опять же, изменился и танец: теперь, когда София все острее ощущала свое тело, она и двигалась иначе. Ей стало труднее забываться под музыку. Она раздалась, нагрузка на телесную ось сместилась — и не столько по причине беременности, сколько потому, что сама София увеличилась. Она росла, и желание все забыть изрядно ослабло.

В тот вечер она вернулась домой поздно и постаралась сразу же уснуть, предложив Габриэлю лишь небрежный поцелуй вместо беседы на ночь. Утром, проснувшись, обрадовалась, что он уже ушел. София не сомневалась: ему отлично известно, о чем она размышляет, но она пока была не готова обсудить новый замысел и добиться от Габриэля совета. У доброго папочки много полезных достоинств, однако патриархальная строгость не из их числа. София черпала силы из нерассуждающей поддержки подруг, приветствовавших любое новшество просто потому, что оно исходит от Софии.

Она давно привыкла, что почти все ее знакомые считали себя вправе высказаться, не дожидаясь, когда их спросят, насчет спорного характера ее работы. В последнее время София обнаружила, что чуть ли не каждый — начиная со старика на автобусной остановке и кончая никогда не рожавшими подругами — полагал своим долгом дать ей совет касательно здоровья и будущего материнства, по этим вопросам все мнили себя экспертами. Стоило доброхотам глянуть на ее живот, как они принимались озвучивать свои твердые, высоконравственные и абсолютно противоречивые убеждения. А также озарения задним числом. И новые соображения, посланные вдогонку.

— Бет, что мне делать?

Жонглируя детьми — один на коленях, другой у груди — и одновременно вытирая молочную отрыжку со своей рубашки, Бет вздохнула: