Тартессит сухо проронил:

– Завтра пришлю к тебе на корабль человека. Посмотрит, что у тебя за товар, тогда и решим, сколько олова можно дать.

Грязная узкая протока отделяла квартал моряков от квартала оружейников. Здесь стеной стоял высокий камыш. А дальше, сколько охватывал глаз, разливался в топких берегах желтый медлительный Бетис. Вдоль густых камышовых зарослей бродили цапли, копались в иле длинными клювами. Здесь, на краю квартала, и разыскал Горгий канатную лавку купца Эзула.

При лавке была мастерская. В длинном, пропахшем болотной гнилью сарае десятка два рабов лениво теребили камышовое волокно, вили канаты, плели корзины и циновки.

Купец Эзул был худ и неопрятен. Весь отпущенный ему богами волос рос ниже глаз – на голове не было ничего. Он жевал пряник, роняя липкие крошки в нечесаную бороду, скрипучим голосом покрикивал на рабов.

– Говори скорее – что надо? – буркнул он на плохом греческом, приведя Горгия в убогую каморку за мастерской. – Я по бедности надсмотрщика не держу, сам управляюсь с этими ленивыми скотами.

Горгий и не собирался долго с ним разговаривать. Достал из-за пазухи карфагенский ремешок, подал Эзулу:

– Это тебе шлет Падрубал.

Эзул проворно выглянул из каморки, покрутил головой – нет ли кого поблизости. Вытащил из-за груды корзин круглую палочку, обмотал вокруг нее спиралью ремешок Падрубала. Долго шевелил губами, водя глазами по палке.

Тайное письмо, подумал Горгий. А так, не навивая на палку, посмотришь – вроде узор выжжен. Ну, не мое это дело.

– Прощай, – сказал он и шагнул к двери.

– Не торопись, фокеец. Не хочешь ли отведать моего вина?

Отказаться – обидеть. Горгий принял чашу, с отвращением поднес ко рту. Вино оказалось на удивление: так и прошибло Горгия медовым духом, даже в ноздрях защекотало.

В бесцветных глазах Эзула мелькнула усмешка.

– Полагаю, – проскрипел он, – почтенный Амбон потчевал тебя вином получше?

Вино твое превосходно, – сказал Горгий. – Но я тороплюсь...

– Торопливая стрела летит мимо цели. Сядь, фокеец. После разговора с Амбоном тебе некуда торопиться.

– Откуда ты знаешь, о чем я говорил с Амбоном?

– Я знаю почтенного Амбона. Он не сделает ни шагу за пределы Неизменяемого Установления.

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

– И не старайся, чужеземец. Амбон скоро получит титул блистательного. – Эзул захихикал. – Хорошо, что живет в Тартессе старый Эзул. Кроме него, никто не поможет тебе разжиться оружием.

Непростой человек, подумал Горгий, устраиваясь на скамье поудобнее.

– Если ты и вправду берешься мне помочь, – осторожно начал он, – то в внакладе не будешь. Мне нужно готовое оружие из черной бронзы: мечи, наконечники...

– Да будет тебе известно, фокеец, что царский указ запрещает вывозить черную бронзу из Тартесса. Кто нарушит указ, тот и почесаться не успеет, как угодит на рудник голубого серебра.

Горгий знал от бывалых мореходов, что существует в Тартессе великая тайна голубого серебра. Но если оружие из черной бронзы изредка попадало в руки иноземцев, то голубого серебра никто никогда не видел, только смутные слухи о нем ходили.

Спросил с притворным простодушием:

– Голубое серебро? А что это такое?

– Не лезь, фокеец, в дела правителей великого Тартесса. Тебе нужно оружие из черной бронзы? Старый Эзул поможет тебе.

– Хорошо, – сказал Горгий. – Приди ко мне на корабль, посмотри товары...

– Опять торопишься. Когда настанет время, я пришлю человека. Ко мне больше не ходи.

Серой ящерицей выскользнул Эзул из каморки. Горгий последовал за ним. Выходя, услышал скрипучий голос из сарая:

– Эй, шевелитесь! Не будет вам сегодня корму за такую работу!

* * *

– Вы задумались, читатель?

– Да, видите ли, немножко странно, что Горгию, выходцу

из Колхиды, чудится нечто знакомое в языке тартесситов.

Где Колхида и где Испания?

– А вот послушайте, что пишет древнеримский историк

Аппиан: "Азиатских иберов одни рассматривают как колонию

иберов европейских, другие – как отцов последних, третьи

полагают, что у них нет ничего общего, кроме имени..." А в

XI веке грузинский ученый Давид Мтацминдели писал про

общность языка грузинских и пиренейских иберов.

– И что же, эта общность доказана?

– Нет, все еще гипотетична. Пиренейские иберы – скорее,

выходцы из Африки, чем с Кавказа. Но в глуби веков нелегко

проследить пути племен. Вероятно, общности у них все же

больше, чем розни.

– Ну да, все мы, так сказать, восходим к ветхому

Адаму...

Царь Аргантоний плескался в бассейне. Вокруг стояло несколько приближенных – первые люди Тартесса. Им было даровано почетное право лицезреть царскую особу без одежд. Более того: иногда они удостаивались высочайшей чести – приглашались царем в бассейн для беседы о государственных делах.

Вот и сегодня.

– Павлидий! – позвал царь.

Верховный жрец встрепенулся, разжал тонкие губы.

– Иду, Ослепительный!

Как был, в многослойных одеждах и сандалиях, плюхнулся в бассейн, по горло в воде заспешил к царю. Аргантоний, потирая костлявые плечи, посмотрел на него из-под строгих седых бровей.

– Что нового в Тартессе?

Павлидий заученно ответил:

– В Стране Великого Неизменяемого Установления не может быть ничего нового. Народ благословляет твое имя, Ослепительный!

Придворные, что стояли по краям бассейна, выкрикнули громким нестройным хором:

– Вечно свети нам!

Аргантоний лег на спину, задвигал ногами. Верховный жрец медленно поплыл сзади, стараясь не брызгать. Одежды вздулись у него на спине желтым пузырем.

– Во дворце нечем стало дышать, – сказал Аргантоний. – Что там делают в городе? Почему столько дыма?

– В кварталах оружейников... и медников... дымят горны... – Павлидию трудно было говорить, он часто дышал.

Царь подплыл к ступеням бассейна, сел, выпростал из воды длинную седую бороду. Павлидий почтительно стоял перед ним по горло в воде.

– Третьего дня, – доложил он, – карфагеняне нагло напали в море на корабли купца Амбона, идущие с Оловянных островов. Если бы не попутный ветер...

– Хорошо, что ты напомнил об Амбоне. Кажется, я еще не подписал указ о его производстве в блистательные?

– Нет, Ослепительный. Это достойный подданный, ни разу не замеченный в сомнениях. Он уже сделал в твою казну большой взнос.

– Передай Амбону: пусть поднимет вдвое восточную стену. Вели пригнать рабов. За прокорм и камень пусть платит он.

– Будет исполнено! – Павлидий склонил голову, клюнул воду ястребиным клювом.

– Высокорожденным не пристало нюхать дым, – изрек царь.

– Прекрасно сказано, – громко зашептались придворные. – Такие слова надо чеканить в серебре...

– Разреши доложить, Ослепительный, – сказал Павлидий. – Стало мне известно, что карфагеняне собирают войско, чтобы идти на Тартесс войной. Их отряды стоят в Гадире. Их флот...

Аргантоний в сердцах ударил кулаком по воде.

– Ощипанная цапля на кривых ногах – вот что такое твой Карфаген.

Придворные не смогли сдержать восторга, закричали:

– Какая глубина! И вместе с тем точность!.. Цапля на кривых ногах!

– Ощипанная, – веско добавил Павлидий, скользнув взглядом по придворным. Никому не было дано права укорачивать высказывания царя.

– Никто не смеет угрожать моему царству, – сказал Аргантоний. – Как идет Накопление?

– С начала месяца в Сокровенную кладовую доставлено два пирима голубого серебра.

– Два пирима за целый месяц? Верховный жрец, ты забыл о своей главной обязанности.

– Я не забыл. Как можно, Ослепительный! Кроме того, месяц еще не кончился...