— Дались тебе динозавры! — с досадой сказал Борг. — Мешают они нам с тобой сейчас? Нисколько. Мы совпадаем, совмещаемся с ними в пространстве, а во времени — нет. Точно так же не помешают нам стройки переселенцев. Остров с твоим белым домиком будет обтекать другая вода.

— Вчера, перед началом киносеанса, — сказал я, помолчав, — слышал я, как спорили трое. Так вот, один утверждал, что загонять живых людей в прошлое бесчеловечно, что это хуже убийства, и все такое.

Борг коротко взмахнул рукой.

— Знакомые разговоры, — проворчал он. — Нечто в этом роде кричали, когда начиналось заселение Венеры… Кстати: переселенцы не останутся за непроходимым барьером, канал связи с ними будет сохранён. Во всяком случае, — добавил он, — все это — дело отдалённого будущего.

В том-то и штука, подумал я. Отдалённое будущее. Но что делать нам сейчас? Вот вопрос…

— Какие у тебя планы, старший? — спросил я, поднимаясь. — Полетишь на «Элефантину» или проведёшь праздники здесь?

Борг не успел ответить: пропищал его видеофон. Даже не пропищал, а, скорее, замурлыкал. У Борга даже видео было собственной конструкции, не как у всех.

— Здравствуй, старина, ещё раз, — услышал я незнакомый мужской голос на неважном интерлинге.

— Здравствуй, Кнуд. — Борг поднёс видео к лицу. — Ты такой румяный, что сердце радуется.

Невидимый мне абонент захихикал. А потом:

— Наш утренний разговор меня… э-э… ошеломил. Может, ты пошутил, старина? Помню, в школе ты любил… э-э… пошутить.

— Да нет, — сказал Борг. — Какие там шутки!

— Ты просил ещё час на размышление, час прошёл… э-э… Конечно, у нас в бюро найдётся место для такого конструктора, как Ивар Борг, но… может быть, ты передумал, старина?

— Час — не слишком долгое время для размышления, но… В общем, я не передумал, Кнуд. Подыщи мне, пожалуйста, домик где-нибудь в пригороде, у моря.

— Я живу в Торнбю, старина. Это, если помнишь…

— Прекрасно помню. Торнбю — очень хорошо.

— Значит, будем жить по соседству… Э-э… я даже не знаю, радоваться или нет, что ты… решил…

— Я сам не знаю, — сказал Борг. — Ну, до свиданья, Кнуд, спасибо тебе.

Он выключился, тяжело поднялся и заходил по комнате.

— Старший, прости, что вмешиваюсь, но… что-то я не понимаю.

— Очень просто, — чётко выговаривая каждый слог, сказал Борг. — Я сделал всё, что сумел. А теперь мы с моим старым другом Хансеном будем конструировать дегские игрушки.

— Детские игрушки?..

— Да. — Борг залпом допил вино и налил ещё стакан. — Как ты считаешь, пилот, — медленно спросил он, подойдя ко мне и вглядываясь в глаза, — до каких пределов простирается человеческое право на поступки?

Я пожал плечами:

— До разумных пределов.

— До разумных пределов, — повторил Борг. — Да, конечно, ты прав. Разумные пределы… Ладно, ступай. Мне нужно хорошенько подумать… Будь здоров, Улисс.

Я шёл по празднично оживлённым улицам. Карнавал должен был начаться вечером, когда стемнеет, но уже сейчас чувствовалось его приближение. Вон спустилась со станции трансленты целая процессия, в шляпах с перьями, в средневековых камзолах, кожаных колетах не поймёшь, не то моряки Колумба, не то стрелки Робина Гуда. Спешат куда-то, репетировать представление, должно быть. Вон танцуют на площади девушки в звериных масках; их окружила детвора, галдит и смеётся. У огромного визора толпятся, смотрят прибытие олимпийской команды одной из коммун. Уличное кафе — столики сдвинуты, пожилой шахматист даёт сеанс одновременной игры. Да это же Корунья, экс-чемпион Системы, кумир нашего детства! Я постоял немного, глядя на орлиное смуглое его лицо. Надо же — Корунья! Вспомни, вспомни, как мы, зелёные школьники, забросили занятия и потеряли всякий покой во время его знаменитого матча с Вержбицким… До сих пор помню неувядаемую седьмую партию — внезапный рейд коней, сокрушительную, неудержимую атаку…

Мне захотелось сыграть в сеансе против Коруньи. Захотелось, позабыв обо всём, слиться с праздничной толпой, нацепить маску посмешнее, пуститься в пляс — ну вот с той белокурой смеющейся девушкой, например. Чего мне, собственно, надо? Разве плохо этой милой девушке, всем этим людям под голубым сентябрьским небом? Куда ты их тянешь, Улисс? Будь как все, наслаждайся жизнью, не гонись за несбыточным. В конце концов, у тебя тоже есть дом и все такое.

«Начни все сначала…»

Леон ожидал меня у главного входа в центральный рипарт.

— Зайдём, — сказал я. — Помоги мне выбрать новый костюм.

Народу в рипарте было полным-полно — как всегда по праздникам. Образцов одежды тоже было сколько угодно. Мы медленно шли по залам, задирая головы к витринам.

— Снова входят в моду широкие пояса, — глубокомысленно сказал Леон. — Возьми вот этот костюм, синий с белым, как раз то, что надо.

Я согласился и набрал код. Пусть будет синий с белым. Я заказал и плащ в тон костюму. Когда заказ приплыл по линии доставки, я пошёл в кабину переодеваться. Перед тем как сунуть старый костюм в утилизатор, я обшарил карманы — не осталось ли чего. Рука наткнулась на горсть сосновых иголок. Выбросить? Ладно, возьму их с собой. Иголки отправились в карман нового костюма. Ну, так…

— Постой! — Леон схватил меня за руку. — А значок космонавта? Зачем же его в утилизатор?

И то верно. Я отвинтил значок со старой куртки и протянул его Леону:

— Возьми. На память.

— А как же ты? — удивился Леон. — Что это значит?

— Мне он не особенно нужен, вот и всё.

Тут загудел мой видеофон. Вечно он не вовремя! Я, как был — в трусах и майке, — схватил видео, нажал кнопку ответа. Увидел немигающие глаза кошачьего цвета, ехидный рот…

— А, это ты, Всеволод. Привет.

— Привет, старший. Ты, наверно, ожидал вызова от кого-то другого?

— Ничего я не ожидал. Что у тебя нового? Получил от начальства взбучку?

— Получил.

— И правильно. В космофлоте нельзя своевольничать.

— Бен-бо! — сказал Всеволод. — Я тебя вчера вызывал, у нас тут такие споры идут… Хотел сказать тебе, старший, что мы не согласны с решением Совета. Почти половина нашей группы.

— Почти половина — это уже хорошо.

— Я приготовил целую речь, но вижу, ты не расположен… В общем, мы на твоей стороне.

— Спасибо, Всеволод. Передай привет своим ребятам. Распределение уже состоялось?

— Нет. Ожидаем.

— Просись вторым пилотом на венерианскую линию, — сказал я.

— Почему на венерианскую? Я бы предпочёл Юпитер…

— Ну, как хочешь. Просто советую. Счастливо тебе.

Переодевшись, я заказал ещё два костюма, и рубашки в придачу, и ботинки. Леон только глазами хлопал, глядя на меня.

— Куда ты столько набираешь, Улисс?

— Да вот, решил приодеться. Как думаешь, не взять ли и этот, зелёный?

Я написал на бланках заказа свой гостиничный адрес и сунул их в щель приёмного автомата. Потом, лавируя в густой толпе, я потащил Леона в книжный отдел. Там он был немедленно атакован юными любительницами изящной словесности, ему пришлось направо и налево надписывать свой последний сборник стихов «Левиафан». Тем временем я набрал гору книг, главным образом новинок на интерлинге, в том числе толстый трактат Селестена «Эволюция человека — куда она направлена?». Любопытства ради полистал альманах «Новое в этнолингвистике», раза два или три в нём мелькнуло имя Андры Холидэй — в связи с той африканской экспедицией. Некий учёный муж называл высказывания Андры об этимологии каких-то пигмейских речевых оборотов наивными. Попался бы он мне, этот гуманитарий! Ну-ка, как его фамилия? Я удивился: статья была подписана Эугеньюшем — тем самым, надеждой этнолингвистики.

Ладно, не моё это дело.

Я положил «Лингвистику» обратно на полку и пошёл выручать Леона.

В музыкальном отделе мне пришлось обратиться к консультанту — полной пожилой женщине с жёлтыми полосами и доброжелательным лицом. К сожалению, запись песни «И снова гудят корабли у причала» ещё не поступила. Не желаю ли я послушать записи новейшей музыки? Я пожелал, но что-то новейшая музыка мне не понравилась: тягучая, как мармеладная резинка. Что-нибудь другое, пожалуйста.