— Если они нападут, мы будем драться, — ответил гетман. — А до вас нам нет дела.

Ксантен задумчиво посмотрел на небо.

— Пожалуй, уже сейчас мы могли бы взять на службу отряд кочевников. Нам нужно ядро для большой, хорошо организованной армии.

Стоявший в стороне воин насмешливо крикнул:

— Ну да, пришьете нам мешочки на спины и будете заливать туда сироп. Верно?

— Сироп полностью обеспечивает организм питательными веществами, — ровным голосом заметил Ксантен.

— А почему вы сами без него обходитесь?

Ксантен не счел нужным ответить.

— Хотите дать нам оружие — давайте, — сказал гетман. — Мы не откажемся. Но защищать вас не станем, не надейтесь. Если дрожите за свои шкуры, бросайте замки и становитесь кочевниками.

— Мы дрожим за свои шкуры?! — воскликнул Ксантен. — Что за чушь?! Замки Хейдждорн и Джейнил неприступны, да и большинство других тоже.

Гетман покачал головой:

— Если бы мы захотели, то давно проникли бы в Хейдждорн и всех вас, трутней, перебили спящими.

— Что? — вскричал Ксантен. — Ты это всерьез?

— Конечно. Кто-нибудь из нас поднялся бы на стену на большом воздушном змее, сбросил веревку, втащил наверх лестницу, и через четверть часа замок был бы наш.

Ксантен почесал в затылке.

— Остроумно, но неосуществимо. Птицы сразу заметят змея. Или ветер вдруг переменится… Нет, все это — чепуха. Мехи не станут запускать змеев. Они попытаются взять штурмом Джейнил и Хейдждорн, а когда поймут, что это невозможно, устроят охоту на кочевников.

Гетман отступил на шаг.

— Ну и что? — спросил он со злостью в голосе. — Как будто на нас не охотились дворяне Хейдждорна! Все вы трусы! Попробуйте драться с нами на равных, врукопашную, — мы заставим вас есть грязь, презренные псы!

Ксантен поднял брови, всем своим видом выражая пренебрежение.

— По-моему, ты забываешься! Ты разговариваешь не с кем-нибудь, а с предводителем клана. Твое счастье, что я немного устал в дороге, не то отхлестал бы тебя вот этим кнутом!

— Ха! — Гетман ухмыльнулся и поманил пальцем одного из лучников. — Пристрели-ка этого хлыща!

Лучник вскинул лук и выпустил стрелу, но Ксантен был начеку. Выстрел из теплового пистолета испепелил стрелу, лук и руки кочевника.

— Я вижу, тебе недостает элементарного уважения к благородным людям. — Он поднял кнут и трижды умело обвил им узкие плечи гетмана. — Ладно, хватит с тебя. Я не могу заставить вас воевать, но терпеть оскорбления от каких-то трусливых навозных жуков не намерен. — Он спрыгнул на землю и, схватив гетмана, посадил на платформу рядом с мехом. Затем развернул фургон и, не оглядываясь, выехал из стойбища. Спинка кресла надежно защищала его от стрел.

С трудом поднявшись на ноги, гетман вытащил кинжал. Ксантен повернул голову и предупредил:

— Спокойно! Иначе побежишь за фургоном на веревке, глотая пыль.

Гетман заколебался, сплюнул сквозь зубы и сел. Со стуком загнав кинжал в ножны, он спросил:

— Куда ты меня везешь?

— Никуда. — Ксантен остановил фургон. — Я хотел уехать, как подобает дворянину, не пригибаясь и не уворачиваясь от стрел. Можешь слезть. Как я понял, кочевники не согласны служить дворянам.

Гетман снова сплюнул.

— Когда мехи разорят замки, мы перебьем мехов, и Земля на все времена будет очищена от звездной нечисти.

— Упрямые дикари, — проворчал Ксантен. — Ладно, слезай. Возвращайся в свой стан и впредь, если тебе выпадет честь разговаривать с предводителем клана из замка Хейдждорн, не вздумай дерзить.

— Ха! — буркнул гетман. Он спрыгнул с фургона и пошел назад, не оглядываясь.

К полудню Ксантен подъехал к Дальней долине. Здесь начинались земли Хейдждорна.

Где-то поблизости находилась деревня искупленцев. Жившие в замках благородные господа называли искупленцев неврастениками и ворчунами, но все, как один, считали их людьми необычными. Некоторые искупленцы имели высокие титулы, другие были известными учеными, но большинство не могло похвастать ни родословной, ни репутацией. Они не брезговали трудом, для которого в замках содержали крестьян, и то, что господа считали их грязными, опустившимися, нищими, похоже, доставляло им извращенное удовольствие.

Разношерстное племя искупленцев не придерживалось какой-либо единой доктрины. Они увлекались самыми крайними течениями философии. Одни называли себя нонконформистами, другие — неприсоединившимися, третьи — пассивными искупленцами, четвертые (их было меньшинство) добивались перемен.

Жители замка и деревни редко общались друг с другом. При случае искупленцы выменивали инструменты, гвозди и лекарства на фрукты и красивые безделушки из дерева. Иногда дворяне приезжали полюбоваться их танцами и послушать песни. Ксантен гостил у них чаще других, — ему нравилась безыскусность и свежесть деревенских праздников. Проезжая мимо деревни, Ксантен свернул на широкую тропу, петлявшую между кустами ежевики, сросшимися в высокие изгороди. Дорога вывела его на широкий общинный луг, где паслись коровы и козы. Ксантен остановил фургон в тени ежевики, наполнил сиропом его «мешочек» и только тогда взглянул на пленника.

— Как дела? Если хочешь сиропу, наливай себе сам. Впрочем, я забыл: у тебя нет мешочка. Чем же ты питаешься? Грязью? Должно быть, это невкусно. Боюсь, здешняя грязь покажется тебе недостаточно зловонной. Впрочем, как угодно: можешь щипать травку, можешь глотать сироп. Только не забредай далеко. Я буду следить за тобой.

Мех понуро сидел на краю платформы. Он никак не отреагировал на слова Ксантена, даже не шелохнулся.

Подойдя к свинцовому желобу, Ксантен подставил ладони под струю воды, вымыл лицо, прополоскал горло. Выпрямившись, он увидел, что к нему приближаются десять-двенадцать жителей деревни. Одного из них Ксантен хорошо знал. В свое время, не заразись этот человек искупленчеством, он мог бы стать Годалмингом или даже Ором.

Ксантен отдал ему честь.

— Здравствуйте, О. Г. Филидор. Это я, Ксантен.

— Здравствуйте, Ксантен. Но вы ошиблись, я не О. Г. Филидор, а просто Филидор.

— Примите мои извинения, — ответил Ксантен с легким поклоном. — Вечно забываю одно из ваших железных правил: не соблюдать никаких правил и формальностей.

— Избавьте меня от ваших острот, — попросил Филидор. — Зачем вы привезли оболваненного меха? На усыновление? — Он намекал на обычай дворян отдавать искупленцам лишних детей.

— А теперь кто из нас острит? — спросил Ксантен. — Разве вы не знаете, что происходит?

— Новости до нас доходят в последнюю очередь. Кочевники и те лучше осведомлены.

— Сейчас я вас удивлю, приготовьтесь. Мехи взбунтовались, нападают на замки. Они разрушили Зимородок и Делору и всех, кто там был, вырезали. Возможно, есть жертвы и в других замках.

Покачав головой, Филидор произнес:

— Я не удивлен.

— Но озабочен, не правда ли?

— В какой-то степени, — признал Филидор. — Наши планы и раньше были недостаточно реальны, а теперь, благодаря этому обстоятельству, становятся попросту неосуществимыми.

— Мне кажется, вам грозит серьезная опасность, — сказал Ксантен. — Судя по всему, мехи собираются стереть с лица Земли всю человеческую расу. Вам не удастся остаться в стороне.

Филидор пожал плечами.

— Допустим, такая опасность существует… Но как поступить, мы решим на совете.

— Я мог бы кое-что предложить прямо сейчас. Конечно, прежде всего необходимо подавить бунт. Насколько мне известно, существует больше десяти искупленческих общин с населением в две-три тысячи человек, а то и больше. Я предлагаю провести рекрутский набор, сколотить надежный, дисциплинированный корпус, снабдить его оружием из арсенала замка Хейдждорн и поставить над ним самых опытных военных теоретиков.

На лице Филидора появилось недоумение.

— Вы хотите, чтобы мы стали вашими солдатами? Мы, искупленцы?

— Почему бы и нет? — простодушно спросил Ксантен. — Ведь и ваша жизнь поставлена на карту.