В недавнем прошлом идеи Клагхорна подвергались ожесточенным нападкам со стороны консерваторов, приводивших стабильность общества в качестве доказательства жизнеспособности замка. Ксантен колебался, не в силах решить, кто из спорщиков прав. Если бы он и принял сторону Клагхорна, то лишь по одной причине: Клагхорн не был консерватором. Время, похоже, подтвердило правоту Клагхорна. Перемены пришли и принесли с собой небывалые потрясения.

Разумеется, многое оставалось неясным. Например, почему мехи выбрали для мятежа именно это время, а не какое-нибудь другое. Ведь условия их жизни не менялись пятьсот лет, а сами мехи никогда не выражали недовольства. Впрочем, они вообще не выражали каких-либо чувств, и никто, кроме Клагхорна, не пытался узнать, что у них на уме.

Впереди выросли горы Балларат, и птицы повернули на восток. К западу лежали развалины большого города, их так и не удалось как следует изучить. Внизу раскинулась Люцерновая долина. Когда-то здесь процветали фермы, и, если приглядеться, можно было различить контуры исчезнувших угодий. Птицы несли Ксантена к ангарам, где под присмотром мехов хранились четыре космических корабля, принадлежавших Хейдждорну, Джейнилу, Туангу и Утреннему Свету. Правда, Ксантен не помнил, чтобы эти корабли когда-нибудь взлетали.

Солнце садилось. На металлических стенах ангаров играли отблески заката. Ксантен закричал птицам:

— Видите деревья? Снижайтесь по кругу и садитесь за ними. Быстрее летите, не то нас заметят.

Шесть уродливых шей склонились к земле. Распластав жесткие крылья, птицы понеслись вниз, и Ксантен приготовился к удару о землю. Эти крылатые существа не могли не озорничать, когда несли кого-нибудь из господ.

Но Ксантен не оправдал их надежд. Он не вывалился из кресла и не покатился по траве.

— Сиропа у вас достаточно, — сказал он. — Отдыхайте, не шумите, не ссорьтесь. Если завтра к заходу солнца я не вернусь, летите в Хейдждорн и скажите, что Ксантен погиб.

— Не бойся! — сказали птицы. — Мы будем ждать вечно.

— Уж всяко до завтрашнего вечера.

— Если почувствуешь опасность, если попадешь в беду, позови птиц! А рос, рос, рос!

— Знаю я вас! — сказал Ксантен. — Птицы — трусы, каких поискать. И все же спасибо на добром слове. Помните наш уговор, а главное — сидите тихо. Я не хочу, чтобы меня зарезали из-за вашей болтовни.

Оскорбленные, птицы завопили:

— Неправда! Неправда! Мы немы как рыбы!

— Ладно, ладно. — Ксантен поспешил удалиться, пока они окончательно не расшумелись.

Пройдя через лес, он вышел на поляну. Ярдах в ста высилась задняя стена ближайшего ангара. Ксантен остановился, чтобы осмотреться и кое о чем подумать.

Во-первых, отгороженные от мира стальными стенами, мехи-ремонтники могли не знать о мятеже, ведь металл экранирует радиоволны. Но это было маловероятно, — очень уж слаженно, методично действовали заговорщики. Во-вторых, мехи постоянно контактировали друг с другом, они походили на единый организм. В целом этот организм был совершеннее, чем отдельные его клетки-мехи, как известно, не склонные к инициативе. Следовательно, вряд ли ремонтники выставили часовых. В-третьих, если они и охраняли ангары, то, вероятнее всего, держали под наблюдением наиболее удобные подступы.

Ксантен решил подождать еще минут десять, пока заходящее солнце не ослепит часовых, которые могли смотреть в его сторону.

Прошло десять минут. На стенах высоких, длинных, безмолвных ангаров сиял меркнущий солнечный свет. Прохладный ветерок шевелил золотистую луговую траву.

Ксантен повесил сумку на плечо, поправил оружие, глубоко вздохнул и шагнул вперед. Ему и в голову не пришло, что безопасней было бы передвигаться ползком. Но никто не остановил его. Он подошел к ближайшему ангару, прижался ухом к металлической поверхности — тишина. Заглянул за угол — ни единого признака жизни. Ксантен пожал плечами — тем лучше — и направился к двери.

Он шел вдоль стены, в лучах заката его фигура отбрасывала на землю длинную тень. Подойдя к двери, он толчком распахнул ее и вошел в административный отдел ангара.

Ни единой души. Лишь тускло сияли полированные столы, за которыми совсем недавно сидели мехи, проверяя накладные и счета за погрузку. На столы даже пыль не успела осесть.

Ксантен скользнул взглядом по панелям приборов, покрытым черной эмалью, по стеклу, по красным и белым переключателям. Компьютеры и банки памяти выглядели так, будто еще вчера их касалась чья-то заботливая рука. Он приблизился к стеклянной перегородке, за которой в сумраке ангара высилась громада корабля.

Он не увидел мехов. Но на полу ангара стояли ровными рядами, лежали аккуратными грудами целые узлы и отдельные детали механизма управления кораблем. В корпусе звездолета зияли черные провалы.

Ксантен прошел из кабинета в ангар, поглядел на следы диверсии. Мехи знали, что делали. Ксантен был знаком с несколькими учеными, разбиравшимися в теории пространственно-временного перехода. Один из них, К. С. Розенбокс из Мараваля, даже вывел ряд уравнений, на основании которых можно было сконструировать аппаратуру для устранения злополучного эффекта Хомуса. Но ни один господин, согласись он даже ради спасения своей жизни взять в руки инструменты, не сумел бы поставить на место вынутые из корабля части.

Можно было только гадать, когда мехи успели изувечить корабль. Выбравшись из ангара, Ксантен заглянул в соседний и увидел ту же картину. Перешел в третий ангар — и там то же самое.

Войдя в четвертый ангар, он услышал приглушенное звяканье инструментов. Он приблизился к стеклянной перегородке, отделявшей кабинет от хранилища, и увидел ремонтников. Мехи работали совсем как обычно — без лишних движений, почти беззвучно.

В душе Ксантена закипел гнев. Он сумел подавить раздражение, когда ему пришлось красться по лесу к ангарам, но видеть, как на твоих глазах хладнокровно уничтожают дворянское имущество… Он решительно вошел в ангар, хлопнул себя по бедру, чтобы привлечь внимание мехов, и властно крикнул:

— Как вы смеете, паразиты! Сейчас же поставьте все на место!

Повернув головы, мехи молча рассматривали его сквозь скопления линз на висках.

— Что?! — проревел Ксантен. — Вы еще раздумываете, мерзавцы?! — Он поднял над головой стальной кнут и звучно щелкнул им об пол. — Выполнять! Вашему дурацкому бунту пришел конец!

Мехи стояли в нерешительности, не произнося ни звука. Но Ксантен понимал, что между ними идет немой диалог. Нельзя было позволить, чтобы они оценили ситуацию и приняли решение. Подойдя к ближайшему меху, Ксантен стегнул его по лицу — единственному месту на теле, чувствительному к боли.

— Занимайтесь своим делом! — прорычал он. — Хороша ремонтная бригада, нечего сказать! Разве вас ломать учили?!

Получая удары, мехи тихо шипели, и этот звук мог означать все что угодно. Они попятились, и Ксантен заметил рослого меха, стоящего на трапе корабля с пистолетом в руке. Отогнав кнутом смельчака, который бросился на него с ножом, и услышав свист пули возле уха, Ксантен поспешил застрелить великана. Но других мехов это не остановило. Прислонясь спиной к корпусу корабля, Ксантен расстреливал нападавших. Один раз ему пришлось присесть, чтобы увернуться от куска металла, а в другой раз — чтобы схватить нож и метнуть его в лицо бросавшего.

Мехи отступили. Ксантен понял, что они решили сменить тактику: либо вооружиться получше, либо запереть его в ангаре. В любом случае оставаться здесь не имело смысла. Он без особого труда расчистил себе путь к кабинету и под грохот бьющих в стекло инструментов и деталей вышел в сумрак.

В небе висела луна — огромный дымчато-шафрановый шар, похожий на старинную лампу. Мехи плохо видели в темноте и не замечали Ксантена, который стоял у дверей и рубил головы выходящим.

Наконец они поняли, в чем дело. Из дверей больше никто не появлялся, и Ксантен, не глядя по сторонам и на ходу вытирая лезвие, отправился обратно тем же путем, каким пришел. Вдруг он остановился. Какая-то смутная мысль не давала ему покоя, и только сейчас он понял: мех, стрелявший из пистолета, показался ему необычным. Он был значительно крупнее своих сородичей, более темного цвета, но самое главное — на глазах у Ксантена он демонстративно принял позу, которую нельзя было назвать иначе как властной. «И это особенно странно, — подумал Ксантен. — Мехам совершенно несвойственна гордыня». С другой стороны, кто-то ведь должен был организовать мятеж или, по крайней мере, задумать его.