Фейд засуетилась:

— Где стояла бутылка?

— Около кабинета.

Выбежав из комнаты так быстро, как это позволяло узкое платье, девушка пронеслась по извилистым коридорам, через мост пересекла Дорогу Кергана и побежала вверх по склону — к резиденции Банбека.

На полу приемной валялись осколки стекла. В кабинете Фейд недоуменно остановилась. Никого и ничего. Лишь книжный стеллаж отодвинут от стены. Бесшумно подкравшись к нему, девушка обнаружила потайной ход, тихо спустилась в мастерскую и увидела странную сцену.

Джоаз стоял в небрежной позе и холодно улыбался, а у противоположной стены Жрец тщетно пытался сдвинуть какой-то неподъемный груз, находящийся на месте верстака. Наконец, оставив свои потуги, обнаженный человек мельком глянул на Джоаза и направился к лестнице в кабинет. Фейд отпрянула. Поднявшись, Жрец пошел к выходу.

— Секундочку, — сказал Джоаз. — Я хочу поговорить с тобой.

Жрец остановился и повернул голову к Банбеку. Несмотря на худобу, он был почти прекрасен — молодое, чистое лицо с бледной, будто прозрачной, кожей, голубые, чуть навыкате глаза, глядящие куда-то в пространство; струящиеся до самой талии светло-каштановые волосы…

Развалясь в кресле, Джоаз низким угрожающим голосом произнес:

— Не очень-то ты вежлив, я погляжу.

Это было утверждение, а не вопрос, поэтому Жрец промолчал. Его тонкие руки нервно подрагивали.

— Располагайся, — Джоаз указал на скамейку. Ты многое должен мне объяснить.

В самом ли деле искорка веселья вспыхнула в глазах нагого человека, или это только померещилось Фейд? Как бы то ни было, Жрец опять промолчал. Джоаз, вспомнив о манерах общения со Жрецами, поинтересовался:

— Не желаешь ли присесть?

— Это несущественно, — ответил Жрец. — Если я стою сейчас, то буду стоять и дальше.

Джоаз поднялся, обошел Жреца и, неожиданно толкнув скамейку под узловатые колени, вынудил гостя опуститься на нее.

— Если ты сидишь сейчас, то с таким же успехом можешь сидеть и дальше, — заметил Джоаз.

Жрец невозмутимо встал:

— Я постою.

— Как знаешь, — пожал плечами Банбек. — Я должен задать тебе несколько вопросов. Надеюсь, ты будешь отвечать охотно и точно. — Жрец по-совиному моргнул. — Договорились?

— Разумеется. Хотя я бы предпочел уйти отсюда тем же путем, каким пришел.

— Во-первых, — начал Джоаз, пропуская его слова мимо ушей, — что тебе понадобилось в моем кабинете?

— Твой язык непонятен мне, — вкрадчиво, словно разговаривая с ребенком, ответил незваный гость. — И я в затруднении, поскольку давал обет и должен правдиво отвечать на любой вопрос.

Джоаз вернулся к своему креслу.

— А ты не торопись, у меня много времени… С твоего позволения я изменю вопрос: существовали ли объяснимые причины, вынудившие тебя прийти в мой кабинет?

— Да.

— Сколько было этих причин?

— Не знаю.

— Больше одной?

— Может быть.

— Меньше десяти?

— Не знаю.

— Хм… Ты неуверен в точном количестве, да?

— Нет.

— Тогда почему ты не можешь определить их число?

— Такого числа нет.

— Понимаю, понимаю… Другими словами, основная причина, которая заставила твой мозг отдать приказ ногам, чтобы те привели тебя сюда, состояла из нескольких маленьких?

— Вероятно.

Тонкие губы Джоаза изогнулись в победной улыбке.

— Ты можешь рассказать о составных частях этой главной причины?

— Да.

— Слушаю тебя.

Все известные Джоазу формы принуждения — огонь, железо, побои, голод — для Жреца являлись не более, чем вынужденным неудобством; он не обращал на них внимания, словно те и не существовали вовсе. Единственной реальностью для него был его собственный внутренний мир, поэтому любое содействие или противодействие поступкам Обыкновенных людей не имело смысла. Недеяние и честность — вот что являлось смыслом жизни Жрецов. Понимая это, Джоаз спросил:

— Знаешь ли ты хотя бы один элемент причины, побудившей тебя придти сюда?

— Знаю.

— Что это за элемент?

— Желание прогуляться.

— Известен ли тебе какой-нибудь другой элемент?

— Да.

— Какой же?

— Желание размяться, гуляя.

— Ага… Ты намеренно увиливаешь от прямого ответа?

— Я просто отвечаю тебе — как ответил бы любому, кто захочет что-либо узнать. Таков закон, поэтому бессмысленно говорить об увиливании.

— Тем не менее, твои ответы меня не удовлетворяют. Жрец промолчал. Его зрачки немного расширились.

— Ладно, — вздохнул Джоаз. — Знаешь ли ты еще какой-нибудь элемент этой многосложной причины?

— Знаю.

— Какой?

— Меня интересовали старинные вещи. Я хотел осмотреть реликвии древнего мира в твоем кабинете.

Джоаз поднял брови.

— Вот как? Я рад, что обладаю таким сокровищем. Какие именно старые вещи интересовали тебя?

— Книги. Карты. Глобус Древнего мира.

— Древнего мира? Рая, что ли?

— Это одно из его названий.

Джоаз облизнул губы.

— Итак, ты хотел осмотреть реликвии. Пусть. Были ли другие мотивы?

Мгновение Жрец колебался.

— Меня попросили придти сюда.

— Кто?

— Верховный.

— Зачем?

— Не знаю.

— Но предположить-то ты можешь?

— Могу.

— Что это за предположения?

Жрец слегка шевельнул пальцами руки.

— Возможно, собираясь стать одним из Обыкновенных людей, Верховный желает изучить основы вашей жизни. Возможно, Верховный собирается изменить правила торговли с вами. Возможно, Верховный заинтересовался моим рассказом о реликвиях. Возможно, Верховного интересует, насколько точно сфокусирована твоя удивительная система наблюдения. Возможно…

— Достаточно. Какое из этих и множества других предположений, ты считаешь наиболее вероятным?

— Никакое.

Брови Джоаза вновь поползли вверх.

— Почему же?

— Поскольку можно сделать любое количество предположений, то знаменатель вероятностного отношения является величиной переменной, и, следовательно, все выражение — арифметически бессмысленно.

Джоаз устало потер лицо.

— Какое из предположений, пришедших тебе на ум в эту секунду, ты считаешь наиболее вероятным?

— Полагаю, Верховный мог подумать, что мне было бы полезно придти сюда и постоять.

— И чего ты этим добьешься?

— Ничего.

— Значит, Верховный послал тебя не за этим.

Нет ответа. Тщательно взвешивая каждое слово, Джоаз спросил:

— Чего ты, по мнению Верховного Жреца, можешь добиться, стоя здесь?

— Полагаю, он хочет, чтобы я научился образу мыслей Обыкновенных людей.

— И как успехи?

— Не большие.

— Чем это поможет тебе?

— Не знаю.

— Сколько раз ты посещал этот кабинет?

— Семь.

— Почему именно ты приходил сюда?

— Мой танд одобрен синодом. Вероятно, я стану Верховным.

— Завари-ка чайку, — бросил Джоаз девушке и вновь обратился к Жрецу: — Что такое танд?

Жрец глубоко вздохнул.

— Мой танд — это отображение моей души.

— Хм-м-м… И на что он похож?

На лице Жреца появилось недоуменное выражение.

— Это нельзя описать словами.

— У меня есть танд?

— Нет.

Джоаз пожал плечами.

— Откуда ты знаешь? Выходит, ты умеешь читать мои мысли.

Молчание.

— Ты умеешь читать мои мысли?

— Плохо.

— А зачем ты читаешь мои мысли?

— И вы, и мы живем в одной Вселенной. Раз нам не разрешено действовать, мы имеем право знать.

— Какой прок от знаний, если вы не в состоянии действовать? — ухмыльнулся Джоаз.

— События подчиняются определенной целесообразности — как вода, скапливающаяся в углублении, образует лужу.

— Ах, вот как! — внезапно разозлился Джоаз. — Значит, эта ваша доктрина не разрешает вам ни во что вмешиваться, но позволяет, следуя «целесообразности», создавать условия, которые влияют на события. Я правильно понимаю?

— Не уверен. Мы просто ни во что не вмешиваемся.

— И все же, у твоего Верховного должен быть какой-то план, раз он послал тебя сюда, не так ли?