— Значит, мы принимаем предложение?

— Не так открыто, а то он что-нибудь заподозрит. Мы вернемся и скажем ему, что согласны на пять процентов, а затем позволим доторговаться до десяти. — Луис Ненда с любопытством уставился на Ребку. — Может, ответите на один вопрос? Мне обо всем рассказала Ат, которая хорошо читает эмоции Дульсимера, а вы разобрались сами. Как?

— Его подвел этот дурацкий кристалл. У меня дома, в Круге Фемуса, мошенники любят пользоваться такой же штукой и называют ее «Глаз мантикора». Мол, его похитили у космического мантикора с Тристана. Чушь, конечно. Это всего лишь запрограммированный пьезокристалл. Он отвечает на давление пальцев и дает возможность увидеть примерно сотни две различных сценок в зависимости от того, где и с какой силой на него нажать. Детская игрушка.

Атвар Ххсиал кивала по мере того, как ей переводились слова Ребки.

«А он сообразителен, этот твой капитан Ребка, — заметила она Ненде, — даже слишком. Достаточно сообразителен, чтобы помешать нашим планам. Нам надо быть очень осторожными, Луис. И скажи капитану вот что: хотя полифем действительно и хитрый, и корыстный, но его байки нельзя совсем сбрасывать со счетов. Моя интуиция подсказывает мне, что в Свертке нас подстерегает опасность. Вполне возможно, и смерть».

Переговоры с Дульсимером заняли больше времени, чем ожидалось. Ханс Ребка, понимая, что огромный и мощный «Эребус» неуклюж и ограничен в маневре при перемещении в обычном пространстве, а верткий эмбриоскаф слишком мал и не вооружен, настоял на том, чтобы полифем включил в контракт использование его собственного корабля-разведчика «Поблажка». Дульсимер согласился, но его доля увеличилась до двенадцати процентов.

Законный контракт с обязательствами сторон был подписан в том самом кабинете бара, где заключались все космические сделки на Затычке. Когда Ненда, Ребка и Атвар Ххсиал наконец покинули «Солнечный», они обнаружили у входа Ввккталли. На прекрасном варнианском он обращался к привратнику-хайменопту с вежливой просьбой разрешить ему войти.

Хайменопт никак не реагировал. Ребке показалось, что он просто заснул.

Ввккталли объяснил, что он излагал свою просьбу на ста тридцати пяти галактических языках, но безуспешно. Андроид указал, что его шансы наладить контакт были весьма велики, так как в его распоряжении еще сто шестьдесят два языка, плюс четыреста девяносто диалектов. Он продолжал излагать свои соображения, когда его схватили за руки и потащили на эмбриоскаф.

Старые привычки не просто умирают с трудом. Они вообще отказываются умирать.

Дари Лэнг сидела в наблюдательном отсеке — прозрачном прыщике на темном корпусе «Эребуса» и с чувством легкой досады смотрела на Свертку Торвила. Она принялась за работу, как только эмбриоскаф отправился на Затычку.

Неохотно. Она предпочла бы спуститься на планету, своими глазами взглянуть на чудеса этого странного мира. Но как только она взялась за привычную работу… что ж, все опять вернулось на круги своя.

Она работала без остановки. Не могла остановиться.

Когда она училась в школе, некоторые учителя обвиняли ее в том, что она «медлительная и мечтательная». Дари, с ее быстрым и точным умом, знала, что это несправедливо. Она долго примерялась к проблеме, но затем вцеплялась в нее мертвой хваткой. Только вмешательство сверхъестественных сил могло оторвать ее от дела. Если бы она занималась бегом, то, наверное, выбрала бы супермарафон.

Даже возвращение эмбриоскафа и прибытие на борт безногого пятирукого чудища, полифема с Чизма, который беспрестанно подпрыгивал, ухмылялся и хрипел, причем его сканирующий глаз, бегал из стороны в сторону, словно оценивая все и вся на «Эребусе»… отвлекло Дари лишь на несколько минут.

Она решила, что Свертка не просто интересна, а уникальна, но даже себе не могла объяснить почему.

Она пыталась обосновать свою увлеченность Хансу Ребке, когда тот вернулся с полифемом.

— Дари, во Вселенной все уникально, — прервал ее он, почти не слушая. — Мы вылетаем. Дульсимер обещает доставить нас туда за два дня. Нам нужны любые сведения, какие ты только сумеешь откопать.

— Важны ведь не сведения, а их сочетание…

Но он уже спешил к грузовым трюмам, и фраза повисла в воздухе.

Теперь в иллюминаторах мерцала Свертка, а Дари продолжала заниматься тем, что Хансу Ребке казалось пустопорожним теоретизированием. Вокруг нее, занимая все плоские поверхности наблюдательного отсека, высились горы распечаток. Нельзя сказать, что данных о Свертке Торвила было мало. Сотни кораблей бороздили ее окрестности. Около пятидесяти заглянули внутрь, и четверть из них вернулась, чтобы поведать об увиденном. Но эти сведения никогда не пытались объединить и систематизировать. Когда Дари читала старые рапорты, анализируя приведенные в них результаты измерений и наблюдений, ей начинало казаться, что Свертка представляет собой что-то вроде гигантского теста Роршаха. Все исследователи описывали скорее свое видение реальности, чем физический объект.

Единодушны они были лишь относительно пяти-шести фактов. Никем не оспаривалось положение Свертки на территории Сообщества Зардалу. Она находилась в районе с поперечником примерно в два световых года и состояла из тридцати семи элементов. Каждый имел свои характерные особенности, но компоненты произвольно выбранной пары могли мгновенно и беспорядочно меняться местами. Корабли, побывавшие внутри Свертки, подтверждали, что эта взаимозамена отнюдь не какой-то оптический эффект. Два звездолета, вошедшие в Сверчку в одной точке, были захвачены этим процессом и вышли обратно совсем в другом месте. Их капитаны сходились во мнении, что это перемещение произошло мгновенно и совершенно не повлияло на состояние корабля или команды. Все исследователи приводили этот случай как доказательство того, что Свертка обладает макроскопическими квантовыми свойствами беспрецедентного масштаба.

На этом единодушие кончалось. Некоторые корабли сообщали, что полет к Свертке на субсветовой скорости от ближайшего узла точки Бозе-сети, находящегося на расстоянии одного светового года, занимает пять лет по корабельному времени. Другие обнаруживали, что находятся на краю Свертки, всего через два-три дня путешествия.

У Дари имелось собственное объяснение этой аномалии. Чудовищные искажения пространственно-временного континуума происходили, как правило, внутри или около Свертки. Определенные маршруты могли сокращать или, напротив, увеличивать расстояние между одними и теми же точками. «Быстрые» подходы к краю Свертки можно было свести в карту, хотя никто и никогда этого не делал. Маршрут, занимающий два дня, обнаружил один из побывавших в Свертке кораблей, все остальные пользовались им, не вдаваясь в подробности.

Когда Дари приступила к изучению внешней геометрии Свертки, она поняла, почему этого не сделали раньше. Континуум этой области на поверку оказался невероятно сложен. Расчеты его метрики потребуют массу машинного времени, хотя задача не казалась неразрешимой. И вот теперь, составляя программу. Дари ощущала смутное беспокойство. Чего-то не хватало. Она проглядела какой-то фактор, что-то очень важное и существенное.

Она давно взяла за правило прислушиваться к этим сигналам из в глубины мозга. Лучшим способом извлечь их на свет было поговорить с кем-нибудь о том, что она делает. Она отправилась в ходовую рубку, отыскала Луиса Ненду и стала рассказывать ему о своей работе.

Он прервал ее через тридцать секунд.

— Чихать я хотел на строение Свертки. Мы все равно туда залезем, найдем зардалу и выберемся назад целыми и невредимыми. Не ломай голову над этой ерундой, — бросил он и помчался в главный грузовой трюм, чтобы убедиться, что корабль Дульсимера «Поблажка» надежно закреплен, а эмбриоскаф снова готов к использованию.

«Дикарь!» — подумала Дари.

Чем он лучше Ханса Ребки? Нет смысла втолковывать им, что знания ценны сами по себе, что даже простое понимание имеет смысл. Что узнавать новое важно, и что именно абстрактное мышление — что бы ни говорили Ненда, Ребка и иже с ним — отличает людей от животных.