— Закрой дверь, сквозит, — сказал Фрудди, опуская и откладывая кольт на стул.
— Как это ты через дверь не выстрелил?
— Подозревал, что знаю входящего. Как там?
— Тихо, как в могиле.
— И в могиле неплохо, когда не ты в ней покойник, — философским тоном ответил Фредди, глубже опускаясь в воду.
— Джонатан пристроил автомат, чтоб не мешал и был в пределах досягаемости, снял и бросил на табурет куртку, взялся за кофейник.
— Налить?
— Сделай хаф-на-хаф. Бутылка в мешке.
Джонатан достал из мешка Фредди бутылку дрянного виски.
— Кофе пьют с коньяком, Фредди.
— Кофе, а не эту бурду. Наливай, Джонни.
Джонатан налил в две кружки до половины горячего кофе и долил из бутылки.
— Держи. Говорят, для прогрева хороша русская водка.
— А мне говорили, что её пьют холодной, — Фредди отхлебнул из кружки. — А ничего, главное, что горячее.
Джонатан кивнул и сел у плиты. Что ж, могло быть и хуже. От мелкой банды они отобьются, а крупной здесь уже делать нечего. Есть крыша над головой, кой-какая утварь… для начала вполне достаточно. Жар от выпитого разливался по телу, смешиваясь с печным.
— Подлить горячего?
— И туда, и туда.
Джонатан поставил кружку на край плиты и встал. Зачерпнул из бака ковш кипятка.
— Вставай, а то ошпарю.
Фредди, кряхтя, втянул в лохань ноги и встал во весь рост. Джонатан аккуратно влил с краю горячую воду.
— И хватит с тебя, а то сваришься.
— Угу, — Фредди, стоя, допил свою кружку, сел обратно и отдал кружку Джонатану. — Только горячего теперь сделай, — и блаженно вздохнул: — Это я к загробной жизни готовлюсь.
— Понял, — кивнул Джонатан. — В следующий раз я тебе лохань на плитуц поставлю. Для полноты ощущений.
— Она деревянная, не нагреется.
— Зато загорится.
— Спасибо, Джонни, — задушевно поблагодарил Фредди, принимая кружку с дымящимся, как и лохань, кофе.
И потянулись минуты тишины, наполненной треском огня в топке, бульканьем воды в баке и шумом деревьев за стенами.
Наконец Фредди отставил кружку, встал и собрал своё плавающее в воде бельё, вздохнул ещё раз и вылез из лохани. Джонатан снял ноги с плиты и встал. Фредди кивком поблагодарил его, развешивая бельё. Лохань опорожнили в сток, Фредди оделся, и они снова сели у плиты допивать кофе.
— Завтра в город смотайся. Возьми крупы, муки. Ну, обычный набор. Кастрюли, вроде, целы.
— Резонно. Но по одиночке пока лучше не ездить и не оставаться. А припасы попробуем и здесь поискать.
— Думаешь, не всё выжрали?
— Посмотрим…
…Так началась их жизнь в имении. На следующий день припёрлась какая-то плохо сбитая банда. Пятерых они уложили, а одному — раненому — дали ускакать, чтобы навёл шороху. А тех закопали рядом с двумя из Большого дома. А потом появился Сэмми. И пошло, и поехало…
…Джонатан глубоко вздохнул, расслабленно оседая в кресле.
— Ну да, так оно и было — кивнул Фредди. — Помню. На выставку поедем?
— А чего нет?
Приглашение на осеннюю выставку собак ждало их в имении, когда они вернулись, уладив все дела в Колумбии и других штатах. Прочитав короткий, но весьма вразумительный текст, Фредди сразу пошёл на конюшню к Роланду.
— Знаешь?
— Да, масса, — Роланд, сидя на полу, перебирал шерсть Лохматки, выпутывая набившиеся туда колючки.
Фредди сел на ларь с овсом, с интересом разглядывая Роланда. На языке вертелось: не был ли Роланд рабом у хозяйки питомника, но спросил Фредди о другом.
— И что ты знаешь об этой выставке?
— Она каждую осень, масса, когда собаки к зиме обрастут. Ну, как лошадиные, только вместо скачек — травля. Сто крыс запустят в ящик, к ним собаку и смотрят, за когда она их всех передушит, — Рол вздохнул. — Большие деньги можно выиграть, масса.
— Ну, где выигрывают, там и проигрывают, — хмыкнул Фредди. — А как готовят собак к выставке, знаешь?
Роланд снова вздохнул.
— Немного, масса. Так-то они маленькие ещё, на сотню рано пускать. И это… тримминговать их надо, масса.
— Тренировать? — Фредди решил, что Рол переврал именно это слово.
— И это, масса, но вот то… мисси Бетси сама это делала, а к большой выставке нанимала ещё. Я-то держал только, ну, подавал, что велели, и купал. А, — и снова: — тримминговала она сама.
— Понятно, — кивнул Фредди. — И когда их… обрабатывают? — опасаясь споткнуться на новом слове, Фредди удачно его избежал.
— Ну-у, масса, — замялся Рол. — Ну… недели за две.
— А выставка в ноябре, успеем — встал Фредди. — А Вьюна ты уже ьлже? — он кивком показал на лежавшую животом кверху Лохматку.
— А как же, масса, — гордо ответил Роланд. — Ежели не запускать, то это не трудно, масса.
Странно всё-таки, что Вьюн и Лохматка не ушли с Роландом. Хотя конуру, правда, Рол соорудил — загляденье.
— Ну, так как, Джонни?
— А отчего ж нет, — повторил уже не вопросом, а утверждением Джонатан. — Когда само плывёт, грех отказываться. Свяжемся с этой… председательшей, подготовим собак и поедем.
— На много не рассчитывая.
— Понятное дело. Но попробовать можно. И стоит.
Фредди кивнул.
И снова тишина. И покой. Эндрю уже должен был получить открытку. Парень умён, сообразит. Со Стэном рассчитались. Недёшево, конечно, обошлось, но ведь не принесёшь вот так запросто даже не конверт, а чемоданчик, пришлось и остальных полицейских подкормить. Сто тысяч инвалидам-полицейским, оставшимся на службе обществу. А их всего пятеро. Двадцать тысяч от анонимного жертвователя — вполне понятно. Для знающего. Как и открытка «Привет из Алабамы». И с Колченогим всё уладилось…
…День только начинался, и в «Утренней звезде» — баре Колченогого — было тихо и пустынно. Он прошёл к столику в углу и сел, упираясь спиной в кирпичную кладку. Расторопный официант, ни о чём не спрашивая, подал кофе и ушёл к стойке. И почти сразу из тёмной двери в углу — больших денег стоило Колченогому это стекло, зеркально-чёрное с одной стороны и прозрачное с другой — вышел сам Колченогий и захромал к нему через зал.
— Рано встаёшь, Фредди.
— Ты тоже не залёживаешься, Рип.
— Хочешь делать дела, — усмехнулся Колченогий, — поменьше спи.
Главного вопроса; чего такой гость припёрся в такую рань — благоразумно не задавали, но от ответа он и не собирался уклоняться.
— Не проспи Луизиану, Рип.
Колченогий сглотнул.
— А что? Есть свободный пай?
— Сколько возьмёшь, всё твоё.
Колченогий снова сглотнул, взял из стаканчика на столе бумажную салфетку и промокнул выступивший на любу пот.
— Кто ещё?
— Ты первый.
Теперь надо дать собеседнику проглотить и переварить новость, а пока выпьем кофе. Хороший, кстати, и совсем не фуфло, а настоящий.
— И чего ты хочешь, Ковбой? — совсем тихо спросил Колченогий.
— Забудь о лагернике, Рип.
Колченогий молча смотрел на него, и он, добивая, сказал:
— Его не было, нет и не будет. И заказа не было.
Наконец, Колченогий всё понял и кивнул.
— Как скажешь, Ковбой…
…Нет, здесь проблем не будет. И две недели они могут спокойно отдыхать.
ТЕТРАДЬ СОТАЯ
К октябрю заметно похолодало. Деревья в жёлтой и красной листве, в палисадниках доцветают золотые шары, на огородах и в садах последние хлопоты, горькие осенние запахи, ворохи палой листвы.
Андрей шёл, подбивая носком ботинка листья. Что ж, всё он просчитал и подготовил. В цеху договорился, что в понедельник не выйдет и отработает в следующее воскресенье. Здесь чисто. Даже не спросили зачем ему понедельник, вернее, решили всё за него…
— В загул идёшь, Андрюха?
— А в понедельник головка бо-бо.
— Понедельник — день тяжёлый.
— Без опохмелки никак не обойдёшься.
…Он и не спорил. А теперь к Эркину. Предупредить и на вокзал. А сумку он ещё вчера собрал.
У «Беженского Корабля» к нему подбежала Алиса.
— Андрюха, привет! А я гуляю!