В ответ на это письмо князь П. Д. Долгоруков прислал на имя князя Трубецкого нижеследующее письмо:
"Милостивый Государь князь Петр Николаевич, из Вашего коллективного письма я вижу, что в основу Вашего осуждения меня Вы ставите "слухи, распространившиеся среди лиц разных кругов" и "народную молву, тесно связывающую мое имя с революционным движением". Опровергнув в беседе с Вами приведенные Вами фальшивые слухи и злостные сплетни обо мне, я, казалось бы, привел достаточно доказательств неправильности Ваших подозрений и склонности Вашей видеть в моих поступках действия, направленные "против законного порядка". Но очевидно, я своим объяснением не рассеял Ваших опасений и подозрений, слухи и молва остались для Вас "в сущности справедливыми", и Вы удостоили оказать мне доверие лишь в том, что "Вы готовы верить, что я не принадлежу непосредственно к революционным партиям". И это после того, что один из Вас, выслушав мои возражения во время нашей беседы, отбросил все слухи и неверные газетные сведения и поставил вопрос совсем иначе, а именно о возможности совмещать должность предводителя дворянства с участием в Конституционно-демократической партии 21. Такая постановка вопроса, основанная на конкретных фактах, мне еще несколько понятна. Но к моему удивлению, Вы снова возвращаетесь в письме к первоначальной постановке вопроса, к слухам, народной молве и к близким сношениям моим с лицами, "ведущими революционную пропаганду". Я действительно подтверждаю Вам, что не прекращал сношений с ранее знакомыми мне в уезде лицами, причастными к Крестьянскому союзу 22. Но какое Вы имеете право судить о частных моих знакомствах и отношениях к незнакомым Вам лицам, совершенно притом искажая характер этих отношений. Вы столько же имеете право вмешиваться в частные мои знакомства и отношения, сколько и я в Ваши. Вмешиваясь в эти отношения, Вы впадаете в грубую ошибку и приписываете мне революционные действия, из предвзятости ли Вашей, из политической ли нетерпимости, Вы склонны поверить в содействие революционным поступкам. Я энергично доказываю Вам необоснованность подобных суждений, и если понадобится, могу привести еще веские доказательства Ваших заблуждений. Объясняю Ваше заблуждение разгаром политических страстей и уверен, что через некоторое время, когда Вы будете в состоянии судить хладнокровно, Вы сами пожалеете о столь же категорическом, сколько необоснованном осуждении. Поэтому я, с своей стороны, воздерживаюсь от осуждения Вас, но должен настаивать, что Ваше осуждение меня само собой налагает на Вас тяжелую нравственную ответственность, так как утверждение Ваше, что я не устранился от "действий, могущих колебать власть, направленных, хотя бы косвенными путями, против законного порядка", столь же тяжелое обвинение, сколь неверное. Охотно верю, что Вам тяжело было выражать мне осуждение. Осуждающему в данном случае, конечно, тяжелее, чем осуждаемому. Имея со своей стороны гораздо больше оснований осуждать Вас, я ограничусь выражением моего искреннего сожаления, что в разгаре политических страстей Вы обнаружили такое отсутствие объективности и нетерпимость к чуждым Вам политическим взглядам. Князь Павел Долгоруков".
13 октября состоялось обещанное князем Голицыным общее собрание служащих городской думы под председательством статистика В. Г. Михайловского, вынесшее ряд требований политического характера. Когда же произошло разногласие по поводу того, когда начать забастовку, сейчас или после 17 октября, то большинство крайних левых выбрало нового председателя, отставного генерал-майора Аверьянова, и под его председательством вопрос о немедленной общей забастовке прошел единодушно, не исключая больниц и водопровода. Таким образом, малодушие городского головы князя Голицына ускорило то бедствие, которое пало, главным образом, на неимущее население столицы, когда Москва осталась без воды, а больные в больницах были брошены на произвол судьбы.
14 октября встревоженная городская управа созвала чрезвычайное заседание городской думы по поводу объявленной Рабочим правлением забастовки в больницах и на водопроводе. Гласный H. H. Щепкин предложил для пользы дела присутствие на заседании председателя Рабочего правления Красникова, собственно инициатора забастовки, кому два дня перед тем дума, по предложению того же Щепкина, выразила благодарность.
Городские инженеры и архитекторы, как оказалось, присоединились к забастовке, а без них, по мнению управы, возобновить действие водопровода невозможно. Гласный А. И. Гучков сказал, что забастовка на политической почве — это покушение с негодными средствами, что политические забастовщики совершают тягчайшее преступление — они покушаются на жизнь и здоровье населения. Политическая забастовка — это позорное и грязное пятно в освободительном движении; пройдет угар через несколько дней, и забастовщикам будет стыдно. В городских больницах не дают лекарств, по логике забастовщиков лекарства могут готовить только для больных, находящихся при смерти. Забастовка водопроводных служащих и фармацевтов — это грязное пятно в истории русской жизни. От бездействия водопровода будет страдать, главным образом, бедный люд, богатые и гласные думы будут иметь воду, но горе бедняку. В действиях забастовщиков А. И. Гучков усматривал проявление коллективного психоза, охватившего русское общество. Гласный П. М. Калашников, соглашаясь с Гучковым, говорил, что забастовки бы не было, если б некоторые из гласных не возбуждали бы ее своими действиями.
Защитником забастовщиков явился гласный М. В. Челноков, который сказал целую речь в их защиту, сочувствуя политической забастовке. С. А. Левицкий стал тоже на сторону забастовщиков и находил нужным войти в соглашение с забастовщиками, опасаясь, что если соглашение не будет достигнуто, то стачка будет иметь обратное значение и политическая забастовка не достигнет цели.
А. И. Гучков, возражая, удивлялся, как можно сочувствовать и оправдывать лиц, которые чужим здоровьем, чужой жизнью хотят добиться своего благополучия, требуя одновременно, чтоб им выдавали жалованье и нанимали жилые квартиры в то время, когда кругом бедные будут умирать от голода и холода. Главный врач Морозовской детской больницы H. H. Алексеев изобразил тот ужас, в каком находилась больница вследствие отсутствия воды, освещения, канализации.
Дума, выслушав все это, постановила отправить немедленно депутатов в университет на митинг рабочих и просить их стать на работу, но они вскоре вернулись оттуда, освистанные, с вынесенной им резолюцией о передаче думой всей власти революционному комитету.
15 октября продолжалось заседание думы под председательством уже Д. Д. Дувакина, так как князь Голицын совершенно растерялся, сделался невменяем. Открывая заседание, он сказал такую растерянную речь, что гласные в лице H. M. Кишкина сами предложили ему оставить председательство. "Не найдете ли вы возможным, князь, передать председательство другому лицу? Вы очень больны, говорю как врач", — сказал Кишкин. Князь Голицын ответил: "Я очень благодарен любезным словам Николая Михайловича, который в качестве специалиста удостоверил вас о том состоянии, в котором я нахожусь. Я скажу откровенно, что сознаю себя разрушающимся в настоящую минуту и председательствовать не могу. Если вы, мои друзья, а я всех вас считаю друзьями, считаете меня неспособным нести эти обязанности, я с охотой сложу их, потому что обстоятельства сильнее меня, и обстоятельств этих я, может быть по старости лет, больше не понимаю".
Гласные Н. М. Кишкин, Н. Н. Щепкин и М. С. Зернов полагали необходимым войти в соглашение и переговоры с "Союзом союзов" 23, гласный же К. А. Казначеев находил, что не следует, а надо постараться самим восстановить действие водопровода и заняться практическими вопросами.
В этом заседании присутствовал Н. П. Зимин, строитель водопровода, к нему и обратились гласные, прося пособить горю и помочь пустить водопровод. Но Зимин не согласился, согласился только войти в переговоры с инженерами и рабочими и склонить их стать на работу. Делегаты от рабочих согласились пустить воду, но при непременном условии, чтобы водопровод был передан в их полное распоряжение, чтобы военная охрана была снята, но и при этом рабочие не гарантировали беспрерывную работу водопровода. Таким образом, соглашения не последовало.
