Когда пальба кончилась и ефрейтор Безродко взглянул вниз, то увидел нечто невероятное.

Ефрейтор стоял на маленькой металлической площадке, и почти под ногами у него побулькивал огромный котел, заполненный полупрозрачной желтовато-красной жижей, которая время от времени лениво плевалась лопающимися пузырьками и вязко колыхалась. И в ней плавал утопленник. Совершенно голый. Медленно покачивался в глубине большим светлым пятном. Молодой еще парень, можно сказать – пацаненок. Русые волосы колеблются белесым венчиком вокруг головы, бессмысленно-мертвые глаза широко открыты, руки раскинуты.

Почему-то ефрейтору припомнились бабкины рассказы про адский котел, где хитрые черти варят грешников. Но вряд ли адские котлы закрыты такими прозрачными пластиковыми крышками, как этот.

Не опуская автомата, ефрейтор Безродко склонился над куполом пластика, и его тень коснулась руки утопленника.

Надо ж, где пацана смерть нашла! В жиже, в непотребном виде! Да откуда он мог вообще здесь взяться?

Где «здесь» – это ефрейтор, пожалуй, сразу бы и затруднился определить. Логово путчистов-мафиози было запутанным, как переплетение крысиных нор: извилистые коридорчики, лестницы на каждом шагу – то три ступеньки вверх, то две вниз, переходы с низкими потолками, замызганные двери, убогие комнатенки со старой, драной мебелью.

И среди этой теснотищи вдруг – бац! – ни с того ни с сего огромный зал. Вонючий – как сто химзаводов. Но чистый и даже ярко освещенный. Стены переплетены прозрачными, горячими на ощупь шлангами, по которым текут струи разноцветной жидкости, все вокруг булькает, кипит, толстые электрические кабели провисают над головой, и по всему пространству зала бесконечными рядами стоят эти громадные котлы. В первом из которых при ближайшем рассмотрении и обнаружился утопленник.

Ефрейтор Безродко и так и этак рассматривал его, но ничего не решил. Спрыгнул с металлической лесенки на пол, цокая по бетону подковками сапог, прошел к следующему котлу. Прогромыхал вверх по узеньким ступенькам, заглянул внутрь – и аж матюкнулся: снова утопленник! Как котят они их топили, что ли? Вернее, утопленница. Молодая деваха. Тоже плавает лидом вверх и тоже голая. Глазищи под водой открыты, а сама довольно-таки красивая.

Ефрейтор нащупал край прозрачной крышки, рванул вверх.

Пластик нехотя поддался, пошел – сначала медленно, потом все быстрей, – и купол крышки установился вертикально, глухо брякнув о стену с той стороны котла.

Деваха и правда была ничего. Хотя по жизни, видать, – еще та давалка! Даже и теперь еще поза у нее какая-то похабная: ноги непристойно раздвинуты, руки в локтях присогнуты – вроде как бы зовет к себе, манит. Черт-те что – как живая! Будто только что выпрыгнула из чьей-то жаркой постели!

Тьфу ты – над мертвой – и придет же в голову!

Ефрейтора так и передернуло – даже отшатнулся от зловещего чана.

Именно это его спасло.

Пуля, мягко ткнувшая Безродко в руку, а потом еще и в бок, хоть и пыталась, а все ж не сумела спихнуть ефрейтора вниз, в маслянистую полынью чана, в ленивое колыхание ярких бликов ламп. Он не упал туда, удержался. Медленно, как бы в задумчивости, присел рядышком со скользким бортом чана, все еще не понимая: что это за невыносимая тяжесть так настойчиво тянет его вниз.

А пространство вокруг заволакивалось свинцовой красной темнотой – не продохнуть. В ее мраке постепенно тонул свет ярко-белых ламп, озаряющих потолок зала, полукруглый блеск чанов – все тонуло и исчезало. Под гнетом этой темноты ефрейтор не выдержал, прилег, скорчившись на маленькой железной площадке, впитывая всем телом ее ледяной холод. А потом начал бессильно соскальзывать вниз по ребристым ступенькам.

Он еще силился удержаться, ухватиться за низкие перильца, но ничего не помогло, и он очнулся уже на полу.

Его пыталась догнать вторая пуля, пущенная вслед первой, но не смогла, угодила рядом – только стенку чана пробила. Тонкая, маслянистая струйка выплеснулась полулежащему ефрейтору на рукав пятнистого комбинезона, пролилась на цементный пол, растекаясь желтоватой, сально поблескивающей лужицей…..

Ефрейтор понимал: надо бы что-то сделать. Защититься как-то. Добьют ведь. Он изо всех сил пытался придавить гашетку автомата, и ему это удалось. Автомат пробудился, затарахтел, задергался в слабых ладонях, скользких от холодного пота. Но понапрасну стрелял верный автомат. Ефрейтор не видел, что дуло верного «калашника» почти уткнулось в пол и пули, злобно визжа, только крошат цемент да рикошетят в разные стороны.

Безродко все щурил глаза, силясь разогнать сгущающиеся сумерки, но темнота продолжала неотвратимо заполнять все вокруг.

Судьба ефрейтора была в конечном счете предрешена. Третья пуля, которой предстояло его добить, уже вошла в ствол бандитского пистолета. И если б в зал не ворвались ребята-спецназовцы, если б не прикрыли его своим быстрым огнем, да еще если б не неопытность бандита – сплоховавшего, дернувшего рукой в момент следующего выстрела…

Она еле-еле разлепила мокрые ресницы – и для чего? Чтобы увидеть эту скользкую металлическую стенку, возвышающуюся литым, неприступным бастионом прямо перед носом? Не стоил такой пейзаж потраченных усилий….. Несколько интриговал, правда, светлый длинный предмет почти на краю данного пейзажа. С левой стороны. Внизу. Что бы это могло быть? Но на загадочном предмете никак не удавалось сконцентрировать взгляд.

После длительных экспериментов с глазными мышцами, затратив немало усилий, она наконец-то добилась успеха: оба глаза одновременно повернулись влево и сосредоточились на лежащем предмете – длинном, белесом…

Она смотрела и раздумывала: что бы это могло быть? Что-то внутри предупреждало: не волнуйся, все очень просто. Поищи – ив себе самой найдешь разгадки всех этих загадок.

Она сосредоточилась, заглядывая в себя, напряглась – и будто книгу начала листать. Толстую такую, ученую, с золотым тиснением на корешке. Книга называлась: «Энциклопедия». Или: «Толковый словарь русского языка». Или еще как-то. А скорее всего – и так, и этак, и по-всякому, потому что книга заложенных в неё" знаний была суммой всех этих словарей и энциклопедий.

На одной из страниц этой сборной книги и нашлось слово, подходящее к загадочному предмету. И слово было: «нога».

А ведь действительно – нога. Как просто! Обыкновенная голая нога. Не совсем только понятно: откуда здесь голая нога? Чья она? Имеет ли какое-то продолжение? Или все ногой и заканчивается?

О, как много вопросов сразу! Так запросто и не ответить. Для этого надо бы посмотреть еще дальше влево. И чуть ниже. Но о том, чтобы скосить глаза еще больше, нечего было и мечтать. Ведь для этого потребовалось бы дополнительное мышечное напряжение, а сил и так едва хватало на поддержание дыхания.

Впрочем, если хорошенько подумать, то можно сэкономить и на самом малом. На том же дыхании. Стоит только захотеть…

Она захотела – и дыхание послушно прекратилось. При этом действительно появился резерв сил. Ура, сработало!

Она потихонечку, постепенно напрягла шею, продвинула голову налево – в направлении голой ноги… Но получилось еще хуже, чем было, потому что началось нечто невообразимое. До этого момента она, видимо, лежала на боку, на правой руке (и в руке уже начиналось покалывание застоявшейся крови), а предпринятое усилие сместило центр тяжести тела – и мир вокруг пришел в движение. Стал перемещаться, неуклонно, неуправляемо задираться кверху, а потом рывком крутанулся – это она перекувырнулась, скатываясь вниз. Больно шлепнув при этом голой кожей по влажной металлической поверхности и гулко стукнувшись об эту же поверхность лбом.