-- Какая?

  -- Я вам об этом уже говорил.

  -- Ах да... Но неужели это факт? Неужели это возможно, чтобы он, Шибалин, Шибалин... и -- вдруг!

  -- Погодите полчасика и сами убедитесь в этом. Достает часы, смотрит.

  -- Сядемте тут.

   Они садятся на куче битого кирпича, впереди куска перед­ней стены.

   Вере не сидится, она томится, страдает:

  -- Казимир, но почему вы так убежденно говорите, что Шибалин непременно тут будет?

   -- Потому что сегодня четверг. А ваш "великий чело­век", порвав связь с вами, находит более удобным разре­шать для себя "любовный вопрос" именно здесь, в этой кло­аке, раз в неделю, по четвергам, ночью, приблизительно в эти часы.

  -- Но почему вы это знаете? Может быть, он приходит сюда только собирать материал для своих будущих повестей?

  -- О да, "материал", "материал"! Для подобного "гения" весь мир, конечно, только материал, над которым он призван проделывать важные опыты! И вы, Вера, и ваша связь с ним, и ваша беззаветная любовь к нему послужили для него тоже только очередным литературным материалом!

  -- Казимир, я запрещаю вам говорить о Шибалине в таком тоне. Все-таки он -- Шибалин.

  -- Он был Шибалин! Был! А теперь разве вы не замеча­ете, с какой головокружительной быстротой этот человек падает?

  -- Ничего подобного. В вас говорят нехорошие чувства, зависть, ревность.

  -- Зависть? Чему завидовать? Не тому ли, что человек когда-то был на высоте, а теперь летит в пропасть? Ревность? Но к кому? К человеку, которому небезопасно даже подавать руку в чисто, так сказать, санитарном отношении?

  -- А про это вы тоже напрасно говорите, Казимир. Про "санитарное отношение".

  -- Нет, не напрасно! Я только поражаюсь вашей смелос­ти. Вера, как вы не боитесь искать с ним встречи именно здесь, где каждая пядь земли пропитана бациллами страшных болезней!

  -- А это мое дело. Я так хочу.

  -- Тогда я молчу.

  -- Это самое лучшее, что вы сейчас можете сделать. Встает, заглядывает через стену вовнутрь зала.

   В это время выходят из всех пролазов и занимают свои обычные места под стенами зала Антоновна, Осиповна, Настя, Манька-Одесса и другие -- все, кроме Фроськи.

   Казимир Вере с ужасом:

   -- Видите? Не показывайтесь им, не показывайтесь!

   Вера по-женски раздраженно:

   -- Сидите вы! Молчите! Я хочу их спросить. Может быть, он уже тут, у них, в развалинах этих.

   Казимир с испуганными ужимками:

   -- И не думайте спрашивать! Вы их не знаете! От них такое можете услышать Вера смело: -- Пусть. Я не боюсь. И идет одна внутрь руин.

XVII

   Вера обращается к Антоновне, как самой старшей по виду:

   -- Скажите, гражданка, сюда к вам сегодня такой не приходил: здоровый, в сером летнем пальто?

   Антоновна загадочно:

   -- А кто его знает? Разве так скажешь? Тут за день много перебывает всяких: и в черных пальтах, и в серых, и вовсе без польт. По пальту не узнаешь.

   Осиповна встает, подходит:

  -- Когой-то спрашивают? Настя встает, подходит:

  -- Когой-то спрашивают?

   И остальные женщины встают со своих мест, собираются вокруг Веры:

   -- Когой-то?

   Вера объясняет, показывает руками:

   -- Ну, солидный такой, прилично одетый...

   Антоновна равнодушно:

   -- Сюда большая часть солидных ходят и прилично одетых. Каких попало мы сюда не пускаем. Сюда, бывает, перед рассветом в автомобилях за девушками приезжают. Давай и давай! А вы: "В летнем пальте"... А что, он ваш муж?

   Вера, сомкнув губы:

   -- Нет. Брат.

   Уходит из руин. Идет так, как будто ожидает, что в спину вот-вот сейчас ее ударят камнем.

   Женщины стоят при луне неподвижной толпой, поворачи­вают лица ей вслед и все на разные голоса:

   -- Ха-ха-ха!.. Знаем мы таких "братьев"!..

   Казимир Вере, когда она возвращается к нему за перед­нюю стену:

  -- Ну что? Я говорил! Получили? Вера утомленно садится.

  -- Молчите вы! Не каркайте! Всегда каркает...

   Казимир встревоженно-озабоченно:

  -- Вера! Что с вами? Вам нехорошо? На вас лица нет! Вера слабым голосом:

   -- Ничего... Это сейчас пройдет... Еще бы!.. Поглядели бы вы на них... на этих... на ведьм!.. Как обступили меня!.. И как заговорили своими сиплыми голосами!.. А обстановка вокруг при луне!.. Ад!.. Полная картина ада, населенного нечистыми духами!..

  -- Я говорил, не надо было туда ходить!

  -- Наоборот. Я очень довольна, что сходила туда и погля­дела на этот мир своими глазами.

  -- Бежать вам надо, Вера, из Москвы! Бежать! Иначе вы Шибалина никогда не забудете! Утопая сам, он потащит за собой и вас! На днях я откомандировываюсь в Ленинград для редактирования там одного профжурнальчика. Советую и вам воспользоваться этим случаем и поехать со мной.

  -- А я зачем? Только еще этого недоставало, чтобы я переехала в Ленинград!

   Казимир горячо доказывает ей, убеждает, не спускает с нее млеющих глаз...

   Вера не слушает его, вертится, встает...

   -- А он с которой стороны должен прийти? С той? Или с этой?

   Казимир недовольно:

   -- С этой.

   Вера с лицом, выражающим боль:

   -- Мне не сидится, Казимир. Я очень волнуюсь. Походим. Пойдемте ему навстречу, что ли.

   Казимир неохотно:

   -- Пойдемте.Вера резко:

   -- Но уговор: как только увидим его издали, так извольте сейчас же оставить меня одну!

   -- Об этом можно было не говорить...

   Они отходят от руин.

XVIII

   Шибалин, крепкий мужчина, с упорным медлительным взгля­дом художника и мыслителя, сперва проходит мимо руин, только заглядывает туда через стену, смотрит, кто есть. Потом повора­чивает обратно и направляется прямо в руины.

   Вера, следившая за ним издали, подбегает к нему, хватает сзади за руку:

   -- Никита!.. Ты куда?

   Отводит его в сторону от входа в руины. Шибалин смущенный:

  -- Вера... А ты каким образом попала сюда? Зачем?

  -- За тобой! За тобой пришла!

  -- Откуда у тебя такая дикая фантазия?

  -- Ника, умоляю тебя, умоляю, уйдем сейчас из этого ада!

  -- Вера, оставь эту дамскую блажь. Она тебе совсем не к лицу.

  -- Ника! Не издевайся надо мной, над моим порывом! Если бы ты знал, с каким чувством я помчалась сюда, когда узнала, что сегодня ночью ты будешь здесь!

  -- Не стоило трудиться. А от кого ты узнала?

  -- Это многие знают.

   -- Даже многие?.. Гм...

   Саркастически улыбается.

  -- Никогда, никогда, никогда я не ожидала, Ника, что ты в конце концов попадешь в стан развратников, сластолюбцев, покупающих за деньги женскую любовь!

  -- Городишь ерунду! Знай, что среди мужчин, обреченных ходить к проституткам, нет ни "развратников", ни "сластолюб­цев", а есть только несчастные, неудачливые в любви, мученики, великие мученики, жертвы идиотского уклада всей человечес­кой жизни! Понимаешь ты: жертвы!

   Вера с усмешкой:

   -- О!.. Он все о своем!..

   Шибалин желчно:

   -- Да! О своем! И всегда буду об этом своем! Всегда! Всю жизнь! Сядем здесь...

   Они садятся на кирпичи впереди передней стены:

  -- Ника, скажи правду, а ты, ты, лично ты пользуешься про­ституцией?

  -- К сожалению, да. Но ведь это я только пока. Пока нако­нец встречусь с ней, с той, которая действительно мне подходит. На первой попавшейся не женюсь.

   Вера с омерзением щурит на него глаза:

  -- О! Вы! Мужчины! Как вас после этого назвать? Раз­вратничаете налево и направо, ходите к проституткам, придумы­ваете "идейные" оправдания этому, изнашиваетесь, обращае­тесь в негодную ветошь, -- и все смеете, и все считаете себя вправе искать встречи с ней, с "настоящей", "нетронутой", "чи­стой", "единственной на всю жизнь". Разве это не подло?!