Голос его сухо срывается, он синеет, пучит глаза, наклоня­ется, кашляет в землю:

   -- Кха-кха-кха...

   Вузовка, по-женски торжествующе сверкнув глазами:

   -- Aral Хотел стреляться из-за любви? Значит, что-то такое есть, какая-то сила есть?

   Вузовец, перестав кашлять:

  -- Ничего нет. Человеческая глупость есть. Человеческая отсталость есть. Предрассудки есть. Привычка к старым кумирам, к старым словам есть. "Любовь", "ревность", "верность", "изме­на" -- все эти словечки прошлого должны быть навсегда выбро­шены из лексикона современной рабочей и учащейся молодежи.

  -- Ну нет. Я не согласна. Не знаю, как у вас, у мужчин, но у нас, у женщин, любовь часто выражается в форме очень сильных, чисто душевных переживаний, когда нам хочется только духовной близости с мужчиной, без какого бы то ни было намека на физи­ческое сближение. Что же это такое? И как ты это объяснишь?

  -- Очень просто. Трезвая революционная мысль, осво­божденная от дурмана романтики, подобные ваши состояния называет скрытой формой женской сексуальности -- когда физическое желание облекается в психические одежды.

  -- Значит, и на этот раз действуют те же центры?

  -- А конечно.

   -- Выходит, что все красивые порывания друг к другу лю­дей разного пола в конечном счете ведут к одной цели?

  -- Обязательно. Как говорится, все дороги ведут в Рим. Но самых дорог может быть много.

  -- Странно, странно, Вася...

  -- Ничего странного, Тася... Наоборот, все удивительно ясно. Просто избыток биологической активности индивида время от времени заставляет его приводить в действие свой оплодотво­ряющий механизм, для чего ему естественно бывает необхо­дим -- в качестве партнера -- другой такой же механизм. Вот и вся "тайна сия".

   -- Фу!.. Как все-таки противно ты это выражаешь!.. "Ме­ханизм", "механизм"... Как будто речь идет не о человеке, а о какой-то бездушной машине!..

  -- Человеческий организм, дорогая моя, та же машина. Причем хороший человеческий организм -- хорошая машина, плохой -- плохая. Вот почему я и говорю, что окончательная машинизация человека составляет актуальнейшую задачу на­шего времени.

  -- А душа есть?

  -- Какая душа? Ты ее видела? Никакой души нет и быть не может.

  -- Совсем?

  -- Ну, конечно, совсем. Не наполовину же.

  -- А как же в книжках иногда пишут: "дух человече­ский". Значит, дух все-таки есть?

  -- "Духа" тоже нет. Есть дых. Это по-научному. Пойдем, сядем вон на ту скамейку, я тебе покажу по этому поводу в одной книжке одно интересное место...

   Они уходят от круглого бассейна в сторону, садятся на скамью в малолюдном месте, под развесистым кустом зелени. Он нервно листает страницы книги, она, наклонив лицо, следит за его работой, нетерпеливо ждет -- красная, возбужденная, мучимая своей упорной, не желающей сдаваться мыслью...

IV

   Из разговора между собой двух других гуляющих Шибалин узнает, что он -- заведующий отделом, она -- его машини­стка. Он большой, грузный, рукастый, с широкими плоскими медвежьими ступнями. Она маленькая, хрупкая, воздушная, на высоких, едва касающихся земли, точеных копытцах.

   Заведующий под влиянием не то отличной погоды, не то прекрасного своего самочувствия вдруг игриво наклоняется к щеке машинистки:

  -- Итак, Катюша, ты моя?

  -- Нет.

  -- А чья же?

  -- Мамина. Заведующий весело смеется:

  -- Такая большая и все мамина?

  -- Да.

   И лицо машинистки делается все серьезнее.

   -- До каких же пор ты будешь считать себя не моей, а маминой?

  -- Пока ты не согласишься выполнить маленькую фор­мальность.

  -- О-о-хх!.. Она все об этом!..

  -- Да! Об этом!

  -- Всегда испортит настроение...

  -- И всегда буду портить, пока не добьюсь своего! Раз обещал, должен исполнить!

  -- Кто обещал?

  -- Ты! Ты! Ты обещал! Неужели у тебя хватит смелости отпираться от собственных слов?

  -- Кто отпирается? Я не отпираюсь.

  -- Значит, признаешь, что обещал, когда только еще схо­дились?

  -- А ты помнишь, в каких выражениях я обещал?

  -- Для меня безразлично, в каких выражениях. Важно, что обещал.

  -- Я не обещал, я только сказал: "поживем -- увидим".

  -- Это все равно. Смысл один. Раз сказал "поживем", а "пожили" мы уже достаточно, следовательно, должен оформить наши отношения.

  -- Торопиться с оформлением нам незачем... Никто нас в шею не гонит...

  -- Тебе незачем, а мне есть зачем! Петя, скажи откро­венно, почему ты так тянешь с этим?

  -- Видишь, Катя, я все никак не могу решить, подходящая ли мы друг для друга пара...

  -- Полтора года живем и все не можешь решить? Хоро­шо, что наконец проговорился! Значит, у нас все это время была только проба? А я-то, дура, воображала, что я тебе уже давно жена! А он все "пробует"! Только "пробует"! Полтора года "пробует"...

  -- Катя, только без слез! Хотя на улице будем стараться обходиться без слез! Довольно видим мы их дома и в учрежде­нии. И далось тебе это глупое слово: "жена", "жена"!.. Разве ты не замечаешь, что за словом "жена" слышится слово "жа-ба"? "Же-на", "жа-ба". Почему тебе хочется быть непременно же­ной, а не оставаться любовницей? Глупая ты! Тебе же будет хуже! Если ты останешься любовницей, тогда у меня, кроме тебя, никакой другой женщины не будет. А если станешь женой, явится и другая, любовница.

  -- Какая пошлость! И еще хвалится этим.

   Я не хвалюсь, я только сознаюсь.

   -- Почему же непременно явится любовница? Разве без нее нельзя?

   Заведующий разводит толстыми руками:

  -- Такая уж у нас, у мужчин, психология. Машинистка ударяет в землю маленьким копытцем:

  -- Неправда! Я не знаю такой психологии!

  -- Ты не знаешь и китайского языка, а между тем он все-таки существует.

  -- Слушай, Петя, говорю тебе серьезно! Мне уже надое­ло находиться в неопределенном положении! Вот тебе одно из двух, выбирай: или женись на мне по-настоящему, по-челове­чески, или давай разойдемся! А жить по-скотски я больше не хочу, не могу!

  -- Что ж, Катя. Если так, тогда давай, конечно... разойдемся...

  -- Ага!.. Я так и знала!.. Я так и знала, что он это скажет!.. Я нарочно ему предложила, а он и рад! Насытился! Уже! Одной насытился, теперь можно приниматься за другую: машинисток в отделе много! А потом можно за подавальщиц чая взяться, за курьерш, за уборщиц! Ведь вам, мужчинам, порядочность жен­щины не нужна, интеллигентность женщины не нужна, душа женщины не нужна!

   Заведующий останавливается среди дороги:

   -- Тише! Не кричи на улице! А то сейчас же сяду на извозчика и уеду домой! Сама просила выйти погулять, а сама и тут скандалит! Если ты несчастлива со мной, то заяви об этом прямо, а не устраивай диких сцен!

   Лицо у него решительное, голос пропитан безапелляцион­ностью, неумолимостью, как на службе в отделе. И машинистка, лучше других знающая его характер, смиряется, опускает лицо, снижает тон.

  -- Ну, Петичка, ну, миленький, ну, не сердись! -- упрашива­ет она его, когда они продолжают идти. -- Я не говорю, что я несчастлива! Нет! Я только спрашиваю: почему ты не хочешь дать мне полного счастья, понимаешь, полного счастья?..

  -- Катя, ты забываешь, с кем имеешь дело, забываешь, кто я, какая моя политическая физиономия.

  -- Вот ерунда! Можно быть самым страшным революцио­нером, а официальность в браке все-таки признавать. Разве мало мы знаем партийцев, женатых самым настоящим обра­зом? Все современные социалистические вожди женатые. Все самые видные народовольцы-террористы были женаты, многие из них даже имели детей и не стыдились. А ты все мнишь себя каким-то невиданным революционером, которому шагу шагнуть по-людски нельзя. Петя, скажу откровенно, я и сама раньше считала тебя человеком большим, а теперь вижу, что на самом деле ты человек маленький, очень маленький. Самый послед­ний обывателишка, какой-нибудь мальчишка, и тот женится, не боится, а ты дожил до таких лет, а жениться на мне боишься. Какой же ты после этого революционер? Ты просто трусишка! Трус, трус, трус!