-- Ми-ну-та кон-чи-лась!

  -- Дать ему еще минуты две-три! Хорошо говорит!

  -- Дать! Дать! Очень по правилу рассказывает!

  -- Нет, нет, товарищи, благодарю вас, прошу не давать мне больше ни одной минуты, потому что мне и нескольких часов и нескольких суток оказалось бы мало, чтобы рассказать все, что я знаю! Только даром раздразните мой аппетит!

XVI

  -- Демобилизованный красноармеец Пловцов!

   -- Товарищи, когда не хватает квартир в Москве, это я еще понимаю! А когда жилищный кризис наблюдается даже в лесных дебрях Шулейки, то этого я уже никак не могу перева­рить, никак! Что это такое? Всем жителям шестой части мира вдруг стало негде жить! Короче говоря, я хочу объяснить, что наши заводоуправления совсем не занимаются вопросами жилстроительства. Правда, Гомза идет нам на помощь, поощря­ет индивидуальное строительство рабочими для себя домиков, отпускает долгосрочную ссуду, почти что достаточную для всей постройки. Но при каждом сокращении на заводе увольняют в первую очередь тех рабочих, у которых имеются свои дома, -- "домовладельцы", "собственники". И приходится выбирать одно из двух: или работать на заводе и быть сытым, или сидеть в "собственном доме" и быть голодным. Все выбирают первое. И я тоже. Вот почему я не строюсь, а, вернувшись со службы из Красной Армии, третий год добиваюсь получить себе жилпло­щадь в домах поселка. Я тормошил уже всех: и жилищную комиссию при завкоме, и райком металлистов, и наш партколлектив, и профбюро, и губотдел труда -- и везде встречал очень большое сочувствие. А квартиры для меня все-таки нет. Тогда, убедившись, что тут я ничего не добьюсь, я обратился кое-куда повыше, с документом, содержание которого сейчас огла­шу. Знаю, заранее знаю, что заводские власти всех видов будут мне мстить за эту бумажку в Москву. Но пусть мстят! Я не сложу оружия, пока не потеряю веры, что идеал справедливости, в конце концов, должен взять верх! Документ -- огромной важ­ности, адресован он, увидите, каким большим лицам, поэтому во время моего чтения прошу соблюдать полную тишину... Но пяти минут для такого документа, товарищи, мало. Но я уверен, что если документ вам понравится, то вы общим собранием прикините мне еще минут десять -- пятнадцать...

  -- Да ты читай скорей! Читай!

  -- Начинаю! Читаю! "В Центральное Бюро Жалоб при НК РКИ СССР в городе Москве. Демобилизованного красно­армейца, потомственного рабочего-металлиста горнового домен­ного цеха госметзавода No 4 Шулейковского Горнозаводского Округа заявление. Копия предсовнаркома т. Рыкову. Копия пред. ВЦИКА т. Калинину. Копия наркомвоенмору т. Вороши­лову. Копия наркому труда т. Шмидту. Копия наркому просвеще­ния -- как к нам однажды приезжавшему с лекцией против Бога -- т. Луначарскому. Копия генеральному секретарю ЦК ВКП(б) т. Сталину. Копия председателю ВЦСПС т. Томскому. Копия председателю ВСНХ т. Куйбышеву. Копия редактору "Правды" т. Бухарину. Копия т. Крупской. Копия т. Ульяновой. Копия -- на предмет срочной экспертизы моих умственных способностей, взятых тут под сомнение нашими заводскими партволкодавами, -- т. Семашко..."

   -- Стой, стой, погоди, товарищ Пловцов, не читай, там, в коридорах, какой-то странный шум, ничего не слыхать... А это что за люди врываются в зал? Что за безобразие -- зачем же двери ломать? Откуда их столько? Прут и прут без конца дикой ордой! Товарищи, кто вы такие? Разве можно ломиться так в помещение, ведь получается сплошная свалка! Не видите, что давите друг друга? Не слышите, трещат скамьи? Окна, окна, окна там выдавите, зачем взбираетесь толпой на подоконники! Ага, вы, вероятно, из профсоюза с льготными билетами в кино? Но сейчас кино не будет, на сегодня оно переведено в старый наш клуб, и картина "Усни, сердце, усни" будет показываться там, идите все туда, поворачивайте обратно! Жи-во!

ЗЕЛЕНЫЕ ЛЯГУШКИ

Рассказ

   Группа деревянных построек морского рыбного завода, точно случайное нагромождение скал, единственным серым пятном выделялась среди зеленого необозримого массива заболоченного камыша, густого, рослого, похожего на лес. Тысячелетние заросли этого тростника, на всем своем протяжении неприветливые, угрюмые, темно-зеленые, почти черные, лишь редко-редко где вдруг весело были прорезаны до самого дна небесно-голубыми атласными прожилками протока или реки.

   Старинный рыбозавод, до сих пор сохранивший свое прежнее название "Андросовский", около ста лет тому назад был поставлен "торговым домом" купца Андросова именно здесь, на этом очень удобном для рыбного промысла пункте -- и на реке и в то же время в двух шагах от моря. Строения промысла стояли на специально выисканном для этой цели сухом песчаном холме, на берегу одной из тех семидесяти пяти малых Волг, на которые расщепляется большая Волга, задолго перед впадением своих бегучих вод в неподвижное Каспийское озеро-море.

   Фирма рыбопромышленника Андросова в свое время пользовалась громадной известностью, в особенности после того, как дала знать о себе всему миру нашумевшим судебным процессом о так называемых "рыбных кладбищах". Весна 1899 года отличалась на Каспии небывалым ходом рыбы. Неводы Андросова давали ему такие уловы, что у него не хватало ни рабочих рук, ни хранилищ, ни транспортных средств, чтобы перерабатывать всю эту рыбу. Сократить же выловы он никак не соглашался, хорошо зная, что тогда эта рыба попадет в неводы других купцов, его конкурентов, промысла кото­рых были расположены на том же рыбьем "тракте". И вот Андросов роет в окрестностях промысла ямы и закапывает в них свои колоссальные уловы. В течение апреля он успел выкопать сто восемьдесят пять могил и похоронить в них миллионы пудов живой рыбы, когда "высочайше учрежденная комиссия по борьбе с чумной заразой под председательством принца А. П. Ольденбургского" возбудила против него судебное дело. На суде, защищая себя, Андросов, неожиданно для всех, вскрыл, что и другие "торговые дома" рыбопромышленников в борьбе друг с другом прибегали к точно таким же "рыбным кладбищам"...

   И хотя почти за столетний срок существования Андросовского завода Каспийское море успело отойти от него -- отодвинулось на несколько километров к югу, -- и завод стал походить больше на речной, чем на морской, тем не менее и теперь волго-каспийские колхозники ближайших рыбацких колхозов, из путины в путину контрактуемые заводом, поставляли ему рыбье свежьё как с моря, так и с реки.

   На этом крупнейшем в районе государственном предприятии, недавно переоборудованном по последнему слову рыбопромысловой техники, рыба-сырец перерабатывалась в специальных цехах всеми известными способами: солилась, сушилась, коптилась, мариновалась, замораживалась...

   Рыбу подвозили к заводу и в переработанном виде отвозили от него все четыре времени года. И когда ни заглянешь в его цеха, они всякий раз радовали глаз своим неизменно широким размахом, неустанно веселым кипением. А ранней весной и поздней осенью -- в периоды наибольших уловов -- за горами рыбы в цехах не было видно людей. Завод весь был завален рыбой, точно похоронен под ней. И казалось, что ему уже никогда не выкарабкаться из-под нее, как из-под могильного холма. А рыбу продолжали подвозить еще... Однако проходили дни, и эта подавляющая масса сырья, вся, до последней рыбешки, пройдя сквозь цеха, в конечном счете прекраснейшим образом распределялась органами Наркомснаба между рабочими потребителями таких далеких отсюда индустриальных центров, как Ленинград, Москва, Харьков...

   Андросовский, входивший в общую систему рыбозаводов "Волго-каспийского госрыбтреста", являлся едва ли не единственным предприятием треста, вообще не знавшим, что такое прорыв. Даже нордовые и норд-вестовые "отбойные" штормы на море; зюйд-остовые напористые "вздышки" Каспия, сопровождаемые наводнением на берегах всех семидесяти пяти Волг; внезапная ломка календарных погод, как и прочие неотвратимые стихийные бедствия, так пагубно влиявшие на загруженность других рыбозаводов, и те почти совсем не отражались на годовых финансовых итогах удачливого завода.