-- Все сказала?

  -- Нет. Про манную крупу еще ничего не говорила. Привезут в ЦРК мешок манной крупы, расхватают всю за час, за два, кому надо и кому не надо, а потом опять жди ее полгода, и матерям бывает нечем кормить малых детей. Манную крупу надо выдавать по удостоверениям только тем матерям, у кото­рых есть дети до двух лет.

  -- Об этом заяви в охрану материнства и младенчества. Все? Кончила?

  -- А про хлеб надо? Все равно уж скажу и про хлеб. Сейчас, чтобы в пекарне ЦРК получить норму хлеба, надо простоять в очереди полдня. И хлеб дают плохого качества, неукисший, сырой, мятый, с палками, с мочалой. И раньше опы­ливали буханку мукой, а сейчас мякиной, попадаются перья, а то и земля.

  -- Что же ты предлагаешь?

  -- Чтобы прекратить очереди и разгрузить пекарни, мы, женщины, домашние хозяйки, предлагаем выдачу печеного хле­ба заменить для желающих мукой. Весь народ кинется на муку, и всем сразу станет легче: и пекарям, и покупателям хлеба.

  -- Ой-ой-ой!.. Ты уже знаешь сколько лишних минут про­говорила?.. А мы-то слушаем тебя!.. А мы-то сидим и молчим!.. И ни один не смотрит на часы!.. Вот завлекла!.. Ха-ха-ха...

   -- Ну, где уж там завлекать. Завлекать -- не те годы.

XIV

  -- От счетно-конторских служащих! Товарищ Самокатов!

   -- Товарищи! Что можно рассказать в пять минут? Конеч­но, только самые пустяки. Серьезного, научного, вычитанного из книжек ничего не расскажешь, хотя здесь, я вижу, больше поло­вины собрания нуждаются в этом. Ну, тогда расскажу вам пус­тяк на пять минут. Когда наш завод No 2 решил распродать кое-какой остаток бывшей господской мебели, то единствен­ным покупателем всей обстановки явился комендант завода, товарищ Хачипуров, член партии, с боевыми заслугами в прош­лом. А я, как не за страх, а за совесть сочувствующий совет­ской власти, как раз в то время находился в добровольных сотрудниках районного РКИ, в подсекции разбора жалоб и заявлений от мирных жителей. Ну и, конечно, половина всех жалоб, которые к нам сыпались в то время, была посвящена покупке товарища Хачипурова заводской мебели. Редко какой житель Шулейки не писал нам об этом. Население, можно сказать, в один голос показывало, что т. Хачипуров "единолично, втихомолку, а также по слишком низкой цене" завладел всеми этими люстрами, вензелями, брензелями и прочей графской дребеденью. Не скрою, я сам, как и многие шулейковцы, тоже давно ожидал этой распродажи, имея в виду приобресть для себя в рассрочку пару английских кроватей с никелированны­ми головками. Не лично я, конечно, а моя жена. И вот, получив множество заявлений от возмущенных граждан, я, конечно, сей­час же бросился собирать полномочное число членов комис­сии, с которой и нагрянул на квартиру товарища Хачипурова. Но, несмотря на всю мою спешку, оказалось, мы опоздали. Ког­да мы подошли к квартире коменданта, там разгружали уже последнюю подводу, с барахлом. Сам Хачипуров находился в квартире, сидел на застеленной английской кровати и держал­ся рукой за никелированную шишку. Ну что нам было делать, не стреляться же с ним! И мы ограничились тем, что проверили формальную часть покупки и, найдя все в полном порядке, ни с чем ушли. Ясно, что его предупредили. Товарищи! Такое пове­дение сознательного партийца я называю нездоровым подхо­дом к экономическому вопросу. Вылазка коммуниста к граф­ской мебели, я уверен, разлагающе повлияет на отсталую часть рабочей массы. Тем более что среди мебели попадались не­плохие вещички, которые каждый не прочь был бы купить. Лично мне моя жена всю жизнь не простит тех двух кроватей с никелированными шишками. Будет вечно корить: "Зачем же ты, разиня, в РКИ сидел! Другие хотя с пользой сидят"...

  -- Ну, довольно, довольно, Самокатов, твои минуты прошли, садись, не трепись! Следующий по списку: Гу-ля-ев!

  -- Отказываюсь!

  -- Почему?

  -- Про мебель графскую хотел рассказать. Тоже тогда в РКИ жалобу на Хачипурова подавал.

  -- Ну тогда Бегунов выходи! Бегунов!

  -- Тоже отказываюсь!

  -- А ты почему?

  -- Тоже про графский шурум-бурум желал высказать.

  -- А еще кто-нибудь из записавшихся ораторов есть, ко­торые тоже рассчитывали про графский хлам говорить?

  -- Есть! Есть!

  -- Тогда поднимите руки, и я сразу вычеркну вас из списка, чтобы потом не терять времени зря, не вызывать! Ого, сколько! Порядочно!.. В верхнем ярусе тоже есть... Раз, два, три...

  -- Товарищ председатель, а, товарищ председатель! Объясните, что же это такое? У вас в президиуме опять курят! Вношу два внеочередных предложения: или немедленно всем снова начать курить в зале, или у всех членов президиума отобрать папиросы! Нельзя быть до такой степени мальчиками! Раз постановлено было не курить -- значит, не курить! А у нас одни подчиняются, другие нет! Старые терпят, молодые курят! Только людей выводите из терпения! Лично я прямо не знаю, что сейчас могу наделать! Для решения этого вопроса и чтобы дать желающим покурить, прошу объявить перерыв!

  -- Объявляется перерыв на пять минут!

XV

   -- Товарищ Певунов, мы тебя знаем, ты большой любитель поговорить, а времени у нас, сам видишь, мало, так что ты, пожалуйста, сообщай только факты, какие знаешь, только голые факты!

   -- Хорошо. Так и сделаю. Факт первый: прислали к нам в цех из-за границы три ненужных станка. Кто прислал, кто выписывал, этого до сего дня не удалось выяснить, хотя стоят эти станки у нас в цеху уже полтора года. Стоят? Ну и пусть себе стоят. Портятся? Ну и пусть себе портятся. Никому не нужны? Ну и пусть себе не нужны. Гомза заплатила за них валютой громадные деньги? Ну и пусть себе заплатила. Не из нашего же кармана она платила. Так прошло полтора года, и про исто­рию со станками стали забывать... Когда вдруг я как-то разо­злился и под влиянием аффекта, минуя все профсоюзные инстан­ции, передал дело об импортных станках прокурору. И сейчас, через полтора года, прокурор повел это дело в спешном поряд­ке. Факт второй: красуется в столовке нашего цеха кипятиль­ник "Титан", поставленный там давно, еще когда Шулейке угро­жала холера. Но беда в том, что "Титан" все эти годы только стоит в столовой, но не работает: прислали неисправным. И ра­бочие прозвали его "Золотым Титаном" и вот почему. Ежегодно на него ухлопывается масса денег -- то на ремонт, то на рекон­струкцию, то на покраску. А толку с него по-прежнему ни на грош: не действует. Тогда однажды выписали для него насос -- для механизации, -- воду в него помпой накачивать, что делалось раньше вручную. Но и насос, как на смех, прислали неисправ­ным, и теперь ни "Титан" не работает, ни насос не действует. Тогда стали ассигновывать средства на правку, реконструкцию и перекраску насоса. Тут я как-то рассердился и через голову всех промежуточных властей направил дело о "Золотом Тита­не" прямо к прокурору. Факт третий, мелкий, -- все факты нарочно выбираю мелкие, потому что крупные вы сами замети­те. Наш клуб получил средства на выписку для клубной читаль­ни подписных периодических изданий. Но вместо этого завклуб сейчас же на те деньги приобрел для себя и для своего по­мощника два хороших портфеля. И у нас есть читальня, но на этот год без газет и журналов, а зато с двумя завами и с двумя хорошими портфелями. Дело это, благодаря мне, уже у прокуро­ра. Факт четвертый: на конном дворе завода No 4 хиреют лошади. Хиреют и хиреют! Сбруя никуда не годится, протирает на теле раны... Копыта сбиты, не подкованы вовремя... И никто не обращает на это никакого внимания: ни конюха, ни шорник, ни ветфельдшер, ни кузнец, ни заведующий конным двором... Раз иду, а одна лошадь во время работы пала на месте, на заводском дворе, поперек рельсов узкоколейки. Через час дело о павшей лошади уже находилось на внеочередном рассмот­рении у прокурора.

  -- Одна минута осталась!

   -- Сейчас кончаю, товарищи. Факт пятый. Выпил чаю с медом -- и разболелся у меня зуб. Да так разболелся, что я места себе не находил! Болит и болит, проклятый! Ну, думаю, смерть пришла, и какая глупая смерть -- от зуба! Жена посмотрела -- дупло. Решили сейчас же вырвать. Побежал я в завод­скую больницу. Ждал час, другой, третий, но пришло время идти на мою смену, и я ушел. На другой день -- то же самое, прождал часа два-три, ушел ни с чем. На третий -- то же. На четвертый день прихожу в больницу уже с бумажкой от проку­рора, и мне в секунду вырвали зуб -- хотя тогда его уже не надо было вырывать, не болел, и дупла в нем никакого не оказа­лось, была простая чернинка. И вырвал я его только из принци­па. И из уважения к хорошему прокурору.