— Ну? — спросил из кабины Николай Иванович.

— Гну! — ответил Васька Слон. — Ты давай в ментовскую езжай жаловаться. А если еще раз около матери увижу…

— Послушай, Василий…

— Нечего мне слушать. Я с вашим братом как с вредителями бороться буду — ис-ко-ре-нять, понял?

И пошел Васька. Теперь уже решительно и быстро.

Но Худышкин снова его догнал.

Взъерошенный Слон зло обернулся.

А Николай Иванович спросил:

— Обо что я запнулся-то? До сих пор понять не могу.

Ехидно улыбнулся Васька и не без гордости сообщил:

— Мы проволоку через дорогу натянули. С одной стороны к дереву привязали, с другой — к палке… Дернешь за палку — и привет.

Ребята сгребали подсохшее сено и охапками подтаскивали к Ваське.

Тот метал стожок. Ловко поддевал увесистый навильник и укладывал сено сверху.

Работали и Вадик, и Аркаша, и Маринка, и Алька.

Маринка учила Аркашу:

— Ну кто же так гребет? Ты не к себе грабли тяни, а мимо пропускай, тогда видишь сколько много захватывается?

Стожок рос. Васька командовал:

— Эй, боксер! Полезай наверх, работать не умеешь, так хоть сено топтать полезай.

Маринка было хотела возмутиться таким пренебрежительным тоном, но Аркаша зашептал:

— Молчать! Не обижаться. Как договорились!

А они, Аркаша, Маринка и Алька, договорились пока не ссориться со Слоном и Марочником. Раз Васька сам пришел и даже о плакате не упомянул, раз попросил Рыжуху помочь спасти — не надо пока с ним ссориться.

Ребята работали. Уже начал подрастать второй стожок-копешка, когда на покосе появился длинный Бородатый с увесистой сумкой.

Увлеченные работой ребята не сразу заметили его. А он возник вдруг и подозрительно смело объявил:

— Дамы и господа, прошу подойти ко мне!

И начал Бородатый выкладывать на расстеленную газету вкусные-превкусные, сладкие-пресладкие деликатесы. В середине торт бисквитный красовался, вокруг него бутылки пепси-колы толпились, потом коробка шоколадных конфет появилась, что-то в красивых баночках, исписанных иностранными словами… Последней Бородатый выставил бутылку шампанского.

Ребята, все без исключения, обалдело смотрели на неожиданное угощенье.

Бородатый распоряжался:

— Садитесь, садитесь, господа! Сегодня я угощаю. Даме в первую очередь. — И он вытряхнул конфеты в руки Маринки Яковлевой. Конфеты были большими и разными, в коробке для каждой было сделано гнездышко. Четыре штуки задержались в Маринкиных ладонях, остальные упали на землю.

— Смелее, смелее, господа, — подбадривал Бородатый.

— Спасибо! Но кто вы? Я вас не знаю, — пролепетала Маринка.

— Я? — переспросил Бородатый. — Я Кирилл Бродянский — свободный флибустьер (и грабитель)!

Ребята весело рассмеялись и принялись уплетать вкуснятину.

Кирилл Бродянский смутился немножко, а потом вытащил из кармана большую пачку почтовых марок и протянул Вадику.

— Это тебе.

Вадик торт выронил. Руками по штанам поширкал и в марки уткнулся. То и дело вскрикивал:

— Ух ты — Мадагаскар! Ух ты, такой у меня нет!

Все сидели, угощались, а Бродянский стоял.

— На какие деньги вы все это накупили? И в честь чего? — спросила Маринка.

— Деньги — пфу! — сказал Бородатый. — У меня денег, как грязи.

Он вдруг сделал страшное лицо, зубы оскалил, глаза вытаращил, уши у него даже зашевелились.

Ребята замерли.

А Бродянский сунулся в карман, в кулаке у него что-то дренькнуло, и ребята увидели нож. Лезвие было длинным и узким.

— Деньги! Деньги или жизнь! — таращил глаза Бородатый.

Стало тихо и страшно.

Васька Слон опустил голову, у Аркаши почему-то открылся рот, Вадика Марочника зевота одолела, он вообще, кажется, к обмороку готовился. Маринка к Альке прижалась, прямо вцепилась в него.

А Бродянский махал ножом:

— Все люди трусы! Сами деньги отдают. Приставишь нож к горлу — отдают. Мне за свою жизнь всего троих кольнуть пришлось. До смерти, правда, только одного…

Алька Чупин встал, подошел к флибустьеру и грабителю Кириллу Бродянскому и съездил ему по бороде. Как раз в скулу угодил, выше-то ему и не достать было, уж очень длинным вымахал этот Бродянский.

Было тихо. Только где-то далеко родилось и все время нарастало протяжное завывание «а-а-а!»

От опушки к покосу, к незаконченной копешке бежали милиционер и женщина в брючном костюме. Это она подвывала.

Бородатый было бросился к лесу, но перед ним вырос Вася Нестеров, он метнулся в другую сторону, но там уже стоял Аркаша. Ребята взяли Бородатого в кольцо.

Только Вадька Марочник сидеть остался, на него теперь икота напала.

Женщина подбежала первой. Бросилась к Бродянскому, обняла:

— Кирюша, сынулечка! Что с тобой сделали эти бандиты! А-а-а! Это они тебя заставили взять из секретера сто рублей! Не волнуйся, успокойся, милиция их накажет по закону.

А милиционер сказал Бородатому:

— Ну, у матери деньги украл — понятно. Но зачем же ты, злодей, почтовые ящики выпотрошил? Зачем с конвертов марки оторвал?

Пока все глаза на милиционера пялили, Маринка Яковлева подошла к Альке Чупину и поцеловала бывшего Айболита в щеку.

Худышкин открыл дверцу, высунулся из кабины и стал пятить самосвал к силосной яме.

— Стой! — закричали сзади. — Вываливай!

Кузов самосвала начал медленно подниматься, и в зацементированную бездонную утробу повалилась зелень подсолнухов и кукурузы.

Худышкин опустил кузов и вырулил на дорогу.

— Николай Иванович! — к машине подбежала высокая девушка. — Вот почти совсем-совсем спелые отобрала, — и она сунула в кабину полиэтиленовый мешок с золотистыми початками кукурузы. Еще сказала:

— Председатель просил вас его дождаться.

— Я его тоже ищу, — сказал Худышкин.

А от весовой к Худышкину уже шагал председатель колхоза Александр Григорьевич Кормин. Подошел, за руку поздоровался.

— Как здоровье, как настроение, Николай Иванович?

— Все хорошо, Александр Григорьевич. Я хотел вам сказать, что часа на два мне надо отлучиться по личному срочному делу. Я потом отрабо…

— Николай Иванович! Да бога ради! Если у вас личные дела появились в нашем колхозе — это прекрасно. Кстати, скоро сдается четырехквартирный дом, так что вас там две комнатки могут дождаться.

Кормин рассмеялся.

А Худышкин сказал хмуро:

— Мне две комнаты мало. Мне четыре надо.

— Серьезно, что ли? — удивился Кормин.

— Очень даже серьезно, — подтвердил Худышкин.

— Подумаем, — сказал председатель. — Чтобы такой шофер, комбайнер и тракторист остался в Васиной Поляне — мы подумаем. Раньше будущего лета не обещаю, но думать будем.

— А пока бы шиферу мне, — попросил Худышкин, — хотя бы листов восемьдесят-девяносто.

— Это проще, — улыбнулся председатель, — вечером загляните в правление.

Подкатил мотоцикл с главным лесничим и с просто лесничим Лисицыным.

— Лошадь, понимаешь, украли, — сразу же засердился главный. — Леса, конечно, ваши, но лошадь-то у нас на подотчете. Вы как председатель колхоза, понимаешь, обязаны принять меры.

— Так вечером жду! — крикнул вслед отъехавшему Худышкину Кормин и повернулся к леснику:

— Какая лошадь?

— Рыжуха, — подсказал Лисицын. — Единственная лошадь на весь колхоз и его лесничество.

Вадик Шестаков и Васька Слон лежали в кустах и смотрели на платформу.

Кругом была ночь, а платформа, ярко освещенная лампами дневного света, сверкала стеклянными рубчатыми стенами и пластмассовым шиферным потолком.

На платформе ловко орудовал метлой Худышкин. Вот он собрал в совок пыль и окурки, отнес к ящику. Спросил весело:

— Все, кажись?

— Дайте-ка мне метлу, — отозвалась Фекла Нестерова. — Тут закуток такой есть, его тоже промести надо.

А Васька Слон шептал сдавленно:

— Если притронется к ней этот гад, я его точно зашибу.