Всю вторую половину дня Дмитрий работал как секретарь: доставал из пухлого портфеля и раскладывал карты, схемы и планы, записывал за Фаруком пожелания к советской стороне по вопросам военного и военно-технического сотрудничества, делал по просьбе Дмитрия Харитоновича другие пометки по ходу переговоров.

Несколько раз прерывались на чай, который подавали прямо в кабинет, обставленный великолепной английской мебелью, привезенной, вероятно, еще из колониальной Индии. Чай у Фарука был замечательный, соединявший в себе крепость и терпкость цейлонского с тонким ароматом китайского. Пили его с традиционными афганскими сладостями — фисташками в сахаре. За чаем Дмитрий Харитонович спросил Фарука, как тому удается занимать одновременно две такие разные должности — военного и гражданского чиновника.

— Просто, — ответил Фарук. — До обеда работаю командиром корпуса, после — губернатором провинции. Сегодня исключение. А вот ночью — еще и главным полицейским. Ловим бандитов. Нынче их в городе в избытке. Поэтому каждый вечер, после наступления темноты, блокируем один из районов и чистим его. Выезжаю с войсками сам.

Каких бандитов ловят, Фарук не уточнил. То ли уголовников, то ли противников режима. Или тех и других. Кандагар и до апрельского переворота имел в Афганистане репутацию бандитского города.

За чаем Фарук рассказал немного о себе. Он действительно был весьма образован. Окончил престижный лицей «Хабибия» в Кабуле, учился в военном училище в Индии, на курсах в Египте и Турции, потом — в советской военной академии. Каждый выезд за границу добавлял ему знание нового языка. Кроме пушту и дари, Фарук говорил на английском, французском, арабском, турецком, русском и, как выяснилось позже, еще и на урду. Державшийся просто генерал рассказал, что знанием многих языков он обязан не только обязательным курсам, которые предваряют учебу за границей, но и добрым девушкам, большим поклонником которых он был, а они непременно отвечали ему взаимностью. Где бы он ни учился, он всегда находил время для общения с местными красавицами, которые и оттачивали его разговорные навыки. Советские девушки, в память о которых Фарук сохранял целый альбом фотографий, постарались на славу, по-русски генерал говорил почти без акцента.

Дмитрий был поражен. Вот ведь как, оказывается, можно просто, не просиживая штаны за нудными занятиями и зубрежкой, совершенствовать знание языка, совмещая приятное с полезным.

«Но в Афганистане, тем более в Кандагаре, этот номер не пройдет, — думал Дмитрий. — Слишком суровы афганцы к тем, кто проявляет интерес к их женщинам. Даже упомянуть в разговоре о жене афганца можно только косвенно, спросив: „Как поживает мать ваших детей?“ А о дочерях вообще не принято спрашивать».

Фарук, по всей видимости, угадал мысли молодого переводчика и вдруг весело предложил:

— Давай, Дмитрий, раз уж у нас с девушками туго, женим тебя! Примешь ислам. Найдем тебе пуштунку. Будешь с ней вечерами язык совершенствовать, а днем она будет тебе узелок за узелком ковры вязать. Озолотит ведь! Ковры ручной работы только у нас, пожалуй, и остались.

Посмеялись втроем. Ответил на предложение, однако, хитро улыбавшийся Дмитрий Харитонович:

— Нет уж, пусть потерпит до возвращения в Кабул. Там и будет совершенствовать знание языка, правда, не дари, а болгарского.

«Хорошо информирован Харитонович, — удивился Дмитрий. — Знает даже об учившихся в Кабульском университете девчонках из Софии, вокруг которых, соблюдая все возможные меры конспирации, увивалась переводческая молодежь».

В кабинет зашел адъютант Фарука и доложил что-то на пушту. Фарук, легко поднявшись с кресла у чайного столика, пересел за массивный, инкрустированный дорогими породами дерева письменный стол, снял телефонную трубку и отдал несколько распоряжений. Потом, повернувшись к гостям, сказал:

— Поймали шпиона, вроде бы араба. Следил за следовавшим в район учения батальоном, кстати, твоего полка, Дмитрий. Зачем следил — непонятно. При нем обнаружили паспорт гражданина Саудовской Аравии и второй паспорт подданного Пакистана. Кроме меня, в штабе арабский язык никто не знает. Поэтому буду допрашивать сам. Вы можете остаться либо подождать в приготовленной вам комнате.

Дмитрий Харитонович решил остаться. О шпионах-арабах, интересующихся передвижением войск в Афганистане, и он, и Дмитрий слышали впервые.

В кабинет зашел контрразведчик, вслед за ним двое солдат привели высокого человека лет двадцати семи, одетого в галабию — длинную белую рубаху — и просторный бурнус из тонкой шерсти. Его голова была покрыта платком, закрепленным куфией — свернутым двумя кольцами жгутом из конского волоса. Одеяние, конечно же, весьма неожиданное для Афганистана. Но не это было странным: что-то во внешности и поведении араба диссонировало с устоявшимся образом выходца из Аравийской пустыни.

Фарук предложил задержанному сесть и отпустил конвой. Опустившись на стул у письменного стола, закинув ногу за ногу, улыбавшийся молодой человек без тени беспокойства осмотрелся, задержал взгляд на Дмитрии Харитоновиче, удивившем его, вероятно, славянской внешностью и гражданской одеждой. Темноволосого Дмитрия в афганской форме без знаков различия незваный гость не удостоил особым вниманием. Повернувшись к Фаруку и продолжая улыбаться, он стал на арабском языке отвечать на вопросы.

Дмитрий получил возможность внимательнее рассмотреть задержанного. Смуглая кожа, довольно редкая темная бородка, правильные черты лица, прямой нос и тонкие губы. Все это дополняли очень живые, внимательные глаза, в которых светилось некоторое превосходство над присутствующими. Не сходившая с лица допрашиваемого улыбка временами превращалась в откровенно высокомерную усмешку. Опустив взгляд, Дмитрий обратил внимание на модные туфли с высокими каблуками и строгие, однотонные носки, выше которых проглядывала полоска белой кожи.

«Вот оно что, — осенило Дмитрия, — на лице кожа смуглая не от природы, а от загара. Тоже мне — Лоуренс Регистанский. Не догадался две недельки поваляться на пляже где-нибудь на Канарах, прежде чем переться в Афганистан».

Задержанный, видимо, попросил у Фарука сигарету, так как генерал пододвинул ему лежащую на столе пачку «Винстона». Тот, взяв сигарету, начал осматриваться в поисках зажигалки.

— Дай ему прикурить, — попросил Фарук Дмитрия.

Когда тот, поднявшись с кресла, подошел к «арабу» и зажег спичку, Фарук тихо сказал, перейдя на английский:

— Прижги ему бороду!

Потянувшийся с сигаретой у губ к огню молодой человек резко отпрянул, Фарук засмеялся:

— А ведь убеждал меня, что английский не понимает.

Прибыл конвой, задержанного увели. Фарук коротко рассказал о том, что ему удалось узнать. «Араб» все отрицал и никакой вины за собой не признавал. Объяснить внятно, откуда у него два паспорта, не смог. На вопрос, зачем свернул с шоссе на проселочную дорогу вслед за армейской колонной, ответил: «Из любопытства». Еще объяснил, что сопровождавшая его женщина — это новая жена, которую он взял неделю назад за приличный калым в Пакистане.

— Никакой он не араб, — сказал наконец Фарук, подтверждая догадку Дмитрия. — Американец или англичанин. Скорее англичанин, у них хорошая школа востоковедения. Этот неплохо говорит на арабском, знает пушту, по-моему, и дари тоже. Хороший, умный набор языков, так как покрывает почти весь Ближний и Средний Восток. Что касается того, шпион он или не шпион, — пока не ясно. Может быть, просто богатый плейбой, начитавшийся Киплинга или насмотревшийся голливудских фильмов о приключениях на Востоке.

— Тогда почему у него такие документы? — спросил Дмитрий Харитонович.

— Не знаю, — ответил Фарук. — Но, раз уж он говорит на английском и пушту, пусть с ним дальше контрразведка разбирается. А мы сейчас посмотрим, что за жену он купил в Пакистане, и пойдем ужинать. Время позднее, скоро комендантский час, и мне пора переходить к полицейским обязанностям.

Женщина, вероятно, из членов партии, которую контрразведчики вызвали заниматься задержанной спутницей «араба», привела в кабинет девушку в национальной афганской одежде, но без чадры. Увешанная тяжелыми ожерельями из серебряных монет и многочисленными браслетами, девушка испуганно отворачивалась от незнакомых мужчин и пыталась прикрыть лицо небольшим головным платком, оставляя между ним и налобными украшениями лишь узкую щелочку для глаз. Фарук заговорил с ней на урду. Она не ответила. Фарук перешел на английский. Та же история. Дмитрий понял, что генерал решил сразу выяснить, действительно ли девушка привезена из Пакистана.